Глава I. Он.
По странному стечению обстоятельств, он родился ровно за десятилетие до того дня, когда Чикатило убил первую свою жертву - 22 декабря 1968 года. Лёха был произведён на свет в городе, в котором в разгар перестройки снимут «Маленькую Веру», городе, носящим имя кровавого сподвижника Сталина, городе, пропахшем заводским дымом и морским портом.
Роды были тяжёлые, мать, замученная продолжительными схватками, уже не могла кричать, а только хрипела. Когда врач-акушер достал маленькое скорченное тельце, то лицо ребёнка было синюшным, он не подавал признаков жизни.
- Ребёнок умер, - бесцветным голосом сообщил врач роженице, женщине лет сорока, с увядшим лицом и натруженными руками. Та тихо заплакала.
- Увезите её! – коротко скомандовал акушер.
Тельце ребёнка положили на подоконник и нарыли какой-то окровавленной тряпкой.
- Тарасовна, ты чайник поставила? – буркнул врач. – Давай, чайку попьём!
Доктор помыл руки и взял кружку с обжигающим напитком. Он был с крутого похмелья, дрожали руки, и кипяток выплеснулся ему на штанину.
- Чёррррррррррррт! – он стал глазами искать тряпку, чем бы вытереться, и его взгляд упал на комок, лежащий на подоконнике. – Блядь, он шевелится! Реанимационные мероприятия, быстро!!! – а после, откачав младенца, и утирая обильный пот с лица, изумился:
- Однако, penis у него! С таким елдаком далеко пойдёт!
* * *
Так Лёха и вступил на жизненный путь. Чуть не померев, правда. Миновал пелёночно-ползунковую стадию, в течение которой заебал родителей ночными истериками и горами обоссанных подгузников, и вечно кирнутый папаша отвёл его в детский сад. В Садике Лёхе не понравилось: обсеришься – по часу, а то и по два, ждёшь, пока сменят, еда – полное говно, при том, что повариха тётя Ганна ежевечернее тащила домой две приятной округлости сумки..
А ещё мука была, когда на горшок садиться начал. Безмозглые девчонки глупо хихикали, а одна воспитательница, ткнув локтем в бок другой, прошептала:
- Смотри, КАКОЙ у него! И уже СТОИТ!
Да, у Лёхи в столь нежном возрасте уже СТОЯЛ. Он и сам не мог понять, почему. Просто его доставал хохот остальной мелюзги, которая могла аккуратно отлить в горшок сидя, а он своей стоящей пипиской мог выдать фонтан, обоссав и собственные штаны, и не уберёгшихся.
- Зассанец, блядь! – ругалась нянечка, в очередной раз меняя ему мокрые трусы и колготки.
* * *
Школьные годы, как известно чудесные. Пошёл в школу и Лёха, поскрипывая ранцем и теребя непривычные клапана на нагрудных карманах синей форменной курточки.
Учится Лёха не особенно любил, частенько «задвигая» занятия, за что был неоднократно и свирепо выдран отцом, когда ему на мутный взгляд попадал дневник отпрыска, пестрящий посланиями учителей.
Когда же Лёхе стукнуло одиннадцать, он стал как-то по-особенному смотреть на окружающих девочек, которым до этого доставлял только неприятности в виде выбитого ногой портфеля или рывка за косичку. Непонятное доселе чувство привело его к грубо замазанному белой масляной краской окну в девчачью раздевалку. Там, у рамы, был дефект, оставленный маляром, и Лёха сквозь этот портал в женский мир бесстыдно пялился на только начавшие распускаться девичьи прелести, трогательные холмики грудок и лобки с пробивающимся оволосением, пользуясь тем, что под окном обильно рос кустарник. Он, как в беспамятстве, запустил руку в треники с пузырями на коленках, и стал поглаживать член. Член ещё больше напрягся, рука сама сжала головку и заходила вверх-вниз. Лёху захлестнула волна доселе не испытываемого удовольствия, под ложечкой жутковато сосало, приятные ощущения накатывали всё сильнее и сильнее, и в тот момент, когда, не в силах сдерживаться, густая, белая струя ударила из мочеиспускательного канала и окатила тренировочные брюки и трусы, сзади раздался ехидный голос:
- Аааааааа, подглядываешь?! Хватай его, девчата!
Увлёкшись мастурбацией, Лёха не заметил, как тихонько подкралась Людка Харченко, тринадцатилетняя, рано оформившаяся девушка, и уже минуты две с любопытством наблюдала за ним.
- Снимайте с него штаны.
Невесть откуда появившиеся девчонки с визгом и хохотом содрали с Лехиного тельца нижнюю часть гардероба, больно отхлестали его крапивой, и он, рыдая и держа в руках трусы и брюки, прибежал домой.
- Твари, твари, какие же твари! – захлёбываясь слезами, повторял он.
* * *
С грехом пополам закончив восемь классов, причём проболтавшись в седьмом лишний год, Лёха поступил в ПТУ учиться на автослесаря. Учёба особенно не интересовала, гораздо интереснее было болтаться на танцплощадке, после распитой на троих из горла бутылки портвейна, и под слащавую песенку «You're My Heart, You're My Soul» новомодной группы «Modern Talking» высматривать в толпе танцующих деваху посмазливее и по сисястее, желательно в юбчонке чисто символической длины.
Один раз он со своими корешками Челюстью, Хряпой и Жирным даже зацепили парочку - блондинку и шатенку, затащили в тёмную аллею парка, подпоили портвешком, но когда дело дошло до решительных действий, обмякшие и хмельные девчонки внезапно заартачились.
Сопротивление блондинки, на которую запал Лёха, только раззадорило его, и он, отвесив девице несколько оплеух, порвал блузку и бюстгальтер, чуть придушил, и уже залез в трусы, чувствуя при этом бешеное возбуждение, спущёнка была готова извергнуться вулканической лавой, когда внезапно на аллее появилась «канарейка», и выскочившие оттуда менты довольно проворно повязали горе-любовников, после чего отвезли в отделение и запихнули в камеру, предварительно пребольно отпиздив по почкам.
Лёху спасла от ходки в зону за попытку изнасилования только повестка в армию, и, хотя доблестные вооружённые силы вызывали амбивалентные чувства, Лёха, скрипнув зубами, ушёл служить в стройбат.
- Пиздэц вам, «духи»! - заявил в казарме носатый и смуглый сержант Бислан Сатуев, вальяжно прохаживаясь перед строем «салабонов». За спиной у него стояли, ухмыляясь, многочисленные земляки. – Я тут для вас и пап, и мам, толька сиськ у меня один, так что сосат её будити па очериди. Ты, - ткнул он волосатым смуглым пальцем Лёху в грудь – пайдёщь очки пидарасить. Зубной щётка. Поэл, билят?
Лёха похолодел.
- Не буду! – как-то отчаянно пискнул он.
- Чивооооооооооооо, билят? – недовольно, как бы удивляясь, протянул Сатуев. После этого, почти не замахиваясь, коротким тычком кулака ударил Лёху в солнечное сплетение. Лёха загнулся, ему не хватало воздуха в лёгких. Сзади ему на шею моментально закинули полотенце, он стал задыхаться, и уже в полубессознательном состоянии почувствовал, как с него сдирают форменные галифе и сатиновые трусы, а потом резкую боль в анусе…
* * *
Пройдя весь ад армейских унижений, Леха через два года ушёл на дембеля, вернулся в родной город и устроился в какой-то пиздодельный кооператив, занимавшийся ремонтом автомобилей (а под шумок, и перебивкой номеров на агрегатах машин сомнительного происхождения), и даже подумывал жениться. В избранницы он взял тихую разведёнку с фигуркой девочки подростка Оксану, куковавшую на окраине города с маленькой дочуркой.
Семейная жизнь не принесла счастья. В постели Ксюша была полным бревном, лежала, раздвинув ноги и не шевелилась. Лёху выводило это из себя, и однажды, придя домой злым, грязным и пьяным, да ещё побитым невесть откуда появившейся шпаной в тёмной подворотне, когда она уже спала, он грубо раздвинул нижние конечности супруги, и резко вошёл в неё.
- Ты что, охренел? – спросила спросонья Оксана. – Да ещё и пьяный!
Эта вполне невинная реплика окончательно разозлила Лёху, и он, продолжая долбить своим огромным членом её матку, ухватил Ксюхино горло руками и стал душить. Лёля захрипела, влагалище её стало узким, и Лёха получил небывалый по ощущениям оргазм.
Потом Лёха долго извинялся, унижался, клялся, что больше не повторится, но при последующих совокуплениях его руки всё время пытались сжать Ксюхино горло. Помаявшись месяц и устроив скандал, Ксюха забрала дочь и ушла от него навсегда.
Лёха запил. Страшно, по-чёрному. Он пил неделю, месяц, два. С работы его давно уже выгнали, и он мыкался случайными заработками.
Грянул девяносто первый год. Леха , ничего не понимая, тупо глядел, как на экране старенького телевизора балерины демонстрируют хитрые па. Потом пресс-конференция руководителей ГКЧП, дрожащие руки Янаева, три бухих мудака, раздавленных бронетехникой и получившие посмертно звёздочки Героев Советского Союза, Ельцин на броневике….
После этого всё в жизни стремительно завертелось: и развал СССР, и замена рублей непонятными купонами, стремительно обесценивающимися, и тотальный развал экономики.
Всё труднее было удержаться на плаву, и, помыкавшись по просторам Украины, Лёха рванул в Москву. Земляки передавали, что там охотно берут на работу мигрантов из других республик, причём на места, на которые не претендуют зажравшиеся москвичи.
Лёха без особых проблем устроился на работу в троллейбусный парк, и даже снял комнату у никогда не просыхавшего Спиридоныча в его клоповнике, где тараканы резво и без опаски бегали по стенам и стоял стойкий дух перегара, дешёвых сигарет и носков хозяина.
Жизнь вроде бы наладилась, но непонятное влечение не давало покоя. Взгляд всё чаще и чаще останавливался на девичьих фигурках, совсем юных, дат двенадцати-тринадцати. Один вид маленьких грудок, вызывающе торчащих под свитерками, вызывал эрекцию. Лёха пытался обуздать желания, приходя домой, неистово мастурбировал, но настоящего удовлетворения это не приносило. Однажды он осмелел, и подошёл к девчонке, заходящей в подъезд, даже попытался познакомиться, сдуру представившись и даже дав свой телефон, а потом попытался залезть ей под юбку, девочка закричала и побежала вверх по лестнице. Алексей бросился за ней, но его остановил мужик, смоливший на площадке между лестничными маршами:
- Ах ты, падла! – сверкнул он стальными зубами. – На бикс малолетних лезешь, педрила! Щаз я тебя, фраерюга! – и татуированный кулак чётко приложил Лёху в глаз. Лёха бросился вон из подъезда, вслед ему неслись феня и мат мужика.
После этого он надолго затаился, сменил место жительства, но, не в силах совладать с влечением, выходил на охоту. Он незаметно следовал за девчушками, заходил за ними в подъезды, жал на последний этаж, угрожая жертвам ножом, а когда лифт останавливался, блокировал двери, заставлял их, дрожащих от страха, раздеваться, и надругался над ними. Ему нравилось глядеть в расширенные от животного ужаса глаза девчонок, нравилось, как они хрипят, пока он охватывает пальцами тонкие горлышки, он даже пару раз кончил, не войдя в тела жертв. А однажды он увлёкся, и сжал пальцы на горле девчонки слишком сильно, хрустнула подъязычная кость, и тельце, забившись в короткой агонии, обмякло…
Один раз его остановили менты, когда он шёл на дело. «Пиздец!» - сказал кто-то в голове – в полиэтиленовом пакете, который нес Лёха, лежал завёрнутый в газету нож, но красномордый сержант лишь проверил документы, долго и внимательно изучал тёмно-синий паспорт с трезубцем на обложке, после чего облегчил Лёхин кошелёк на несколько купюр.
Глава II. Менты.
Славик делал два дела: дежурил и скучал. Дневная лавина, когда валили посетители за справками об утере паспорта, уже схлынула, а время, когда пришедшие с работы граждане обнаруживают, что их жильё самым наглым образом вскрыли, и стырили дорогую бытовую технику, деньги и золотишко, ещё не наступило. Да и переться куда-то своим ходом, честно говоря .не улыбалось.
В дверь постучали.
- Войдите!
В кабинет зашла полная женщина средних лет, ведя за руку зарёванную девчонку.
- До каких пор вы, милиция, бездельничать будете? – с места в карьер грозно затараторила дама. – Вот, уже в подъездах маньяки нападают, просто спасу нет! Мою дочку сегодня один такой чуть было не изнасиловал, гад!
- Садитесь, пишите заявление. Вот образец. Да, и приметы негодяя подробно опишите!
Несмотря на то, что Славик работал в отделе милиции всего два года, он стал профессионально равнодушным к чужим бедам. Его уже не передёргивало от вида разбухших и почерневших трупов загнувшихся в подвале БОМЖей, не вызывали сочувствия слёзы и причитания потерпевших.
Славик задумался. В конечном счёте, неизвестный злодей никого не убил, да и изнасилование не удалось. А вешать очередной «висяк» совсем не улыбалось. Во-первых, начальник «стружку снимет», во-вторых, покидать стены тёплого кабинета и переться чёрт знает куда совсем не улыбалось, заводить ОПД (Оперативно-поисковое дело) тоже было в лом – это сколько бумаг надо было отксерокопировать, сколько бланков заполнить, сочинить план оперативно-разыскных мероприятий, да ещё мотаться на заслушивание в криминалку округа и прокуратуру! В конечном счёте ничего же не случилось!
- Во, написала, - протянула женщина исписанный убористым почерком листок.
- Так.. – бегло пробежал глазами текст Славик. – Говоришь, телефон свой дал? – обратился он к девочке.
-Да.. – всхлипнула она.
- А где он сейчас?
- Я его.. В урну выбросила… Там, у дома.. - прошептала девчонка.
- Ладно.. Будем искать! – важно сообщил Славик. – Если что, вас вызовут!
- И это всё? – спросила женщина.
- Сказал же – будем искать! – уже раздражённо повторил Славик, взглядом выпроводил тётку с её соплячкой из кабинета, а заявление повертел в руках и… положил в папку, лежащую на столе. Нет, он совсем не собирался давать «заяве» ход и регистрировать её, а, выражаясь на принятом сленге, просто «положил под жопу»… Да и в урну лезть за номером телефона какого-то недоделка – нет уж, увольте!
* * *
Счёт был критическим: 441: 499. Партия в дартс, используя шахматную терминологию, близилась к эндшпилю. На кону стояло ни много, ни мало, а целый литр водки! Честь нашего кабинета отстаивал Андрюха. «Бум!» - дротик впился во внутренний сектор цифры двадцать, что должно было означать «трипл» - утроение значения. Пятьсот одно очко!
- Партия, блядь! – торжественно возвестил Андрюха, весьма вольно переведя английское выражение «Гейм шот!». – Пиздуйте по холодку! Литруха черносмородинового «Абсолюта» нас вполне устроит! Верно, Серёг?
Я молча кивнул.
В этот момент в кабинет зашёл Витя – наш дорогой и любимый шеф.
- На пузырь гоношитесь? Отставить! Сейчас все на территорию рванём!
- Но, Алексеич! – заблажила вся компания. - Рабочий день уже час назад кончился!
- Вы чё, охуели? Объявлен усиленный вариант несения службы! Да, и, помнится, все тут погоны носят, если память не изменяет! И рабочий день у оперсостава ненормированный! Кстати, речь идёт о том, что у нас серийный маньяк-педофил появился….
Все вопли протеста мгновенно умолкли, лица стали серьёзными.
- Вот вам фоторобот злыдня писюкатого - роздал листки с отксерокопированным фотокомпозиционным портретом и описанием примет негодяя Витька. С листочков смотрело невыразительное, стандартное лицо, каких сотни тысяч. И как с такими приметами работать?
- Преступник заходит за жертвами в подъезды домов, там загоняет кабину лифта на верхний этаж, блокирует автоматические двери и насилует, придушив. Правда, уже есть один смертельный случай, до убийства докатился, гад! Короче, все на территорию, и никаких разговоров!
* * *
Первый день успехов не принёс. Сожгли массу бензина, нарезая круги на Андрюхиной машине, да наш третий член экипажа, Юрка, получил ледышкой в лоб, когда мы толкали завязшую в сугробе машину.
На следующий день утром – отработка длинной «портянки» - распечатки с данными лиц, ранее судимых за половые преступления лиц, демонстрация фотографий потерпевшим. Девчонки добросовестно пересматривали горы фотокарточек, шептали: «Не он, не он…»
Кто-то мотался с запросами по психоневрологическим диспансерам, озадачивали агентуру. Вечером – очередное патрулирование, и так в цикле.
Пока судьба была смурна и неблагосклонна, упрямо выдавая костяшку «пусто-пусто»… Агентура помалкивала, судимые за взлом «лохматого сейфа» либо имели железобетонное алиби, либо снова куковали в местах, где небо в клеточку, а друзья – в полосочку. А мы топтали и топтали территорию, рации работали на приём, ожидая сигнала коллеги, сидевшего в диспетчерской, если сработает сигнал блокировки лифтовых дверей.
- Двенадцать- двадцать два, я двенадцать – ноль один, сигнал в пятом подъезде дома шестнадцать, корпус три по …ской! – ожила рация.
Подскальзываясь и матерясь, мы побежали к указанному дому. «Андрюха, быстрей, ёбанаврот!». Лифт не работал, и, кляня всё и всех, мы побежали на последний этаж. Когда, задыхаясь (хуёвые из нас спринтеры, чего уж там!) то…
- БЛЯЯЯЯЯЯДЬ! – зазвенело по подъезду: какая-то сука поставила палку в распор автоматических дверей. Эх, попался бы тогда в наши руки неизвестный «шутник»!
И так день за днём…
* * *
- Смотри, девчонка идёт, а за ней мужик, у него пальто такое же, как в ориентировке описывается! – ткнул меня локтем под рёбра Андрюха.
- За ним!
Мужчина в это время вслед за девочкой уже зашёл в подъезд. Доставая на бегу стволы, мы бросились туда же, взбежали по лестнице, и увидели, что между вторым и третьим этажами в углу испуганно жалась девчонка, над которой нависал, судя по всему, наш «клиент», красноречиво поигрывая ножом.
- Работает розыск! Руки в гору, сучара!
Мужчина растерянно поднял руки вверх, выронив нож, девчонка плакала.
- Он с тобою ничего не успел сделать, милая? – я нагнулся к девочке. Дурень, кулёма! Бдительность утратил!
Мужик воспользовался моментом, ногой врезал мне по зубам и бросился на следующий этаж. Я побежал за ним, чувствуя во рту солоноватый вкус крови. Злодей выбежал на балкончик третьего этажа, перескочил ограждение, и прыгнул вниз, угодив в сугроб. Я сиганул за ним, но повезло меньше – приземлился на расчищенный дворниками, мать его, тротуар. Впечатление было такое, как будто лошадь лягнула. Словно миллионовольтный разряд долбанул в позвоночник, и раскалённой иглой впился в мозг. В глазах потемнело от боли, кажется, даже на какое-то время я потерял сознание, а когда очухался, коричневое пальто уже маячило в метрах ста от меня.
«Уйдёт, сучонок!»
И тут я увидел, как наперерез мужчине бежит Андрюха.
- Стой, стрелять буду!
Судя по всему, мужику было похуй на предупреждение.
«Ттах!» - пальнул в воздух Андрюха. Мужик припустил ещё резвее.
«Ттаххххх!» - гулко, отразившись от стен многоэтажек, прозвучал второй выстрел, и мужчина упал.
Я попытался побежать, но, охнув, упал – видимо, при прыжке растянул лодыжку, десантник херов! Неловко, как полковник Френсис Чесней, подскакивая на одной ноге, я приблизился к Андрюхе и мужчине, который неподвижно лежал на земле, возле головы его разливалось большое кровяное пятно.
- Мудак, ты его грохнул! – рявкнул я бледному, под цвет снега, Андрюхе. – Теперь пиздец нам, прокуратура и особка затаскают!
- Нет, живой! – облегчённо вздохнул Андрюха. Мужик и вправду зашевелился и застонал. Я посмотрел рану. Андрюхина пуля вошла ему чуть ниже уха, раздробила челюсть, и вышла через щёку.
- «Скорую» вызывай, быстро! – забыв о наличии рации, скомандовал я Андрюхе, закурил и присел на металлическое ограждение газона, сплёвывая кровь с осколками зубов…
© Штурм
