Я работаю охранником на очистных сооружениях. Каждый раз, приступая к обходу территории, я задаюсь вопросом: кому придет в голову воровать дерьмо или агрегаты по его переработке? В конце концов, не золотая жила, а запах такой, что желудок выворачивает на изнанку. Приходится много курить, чтобы перебить дымом эту вонь, но от сигарет все равно мало пользы. Особенно когда склоняешься над люком канализации, куда стекает вода со всех ванн, унитазов, автомоек, больниц и прачечных города.
В этом мутном потоке отходы жизнедеятельности всего города. Я делаю затяжку и кидаю сигарету в люк канализации. Поток подхватывает окурок и несет его дальше по каналу. Я поднимаю голову и смотрю вперед. С того места, где я стою, открывается неплохой вид на территорию.
Квадратный километр холмистой пустоши спускается под уклон. Он застроен очистными сооружениями: первичными и вторичными отстойниками, песколовками и аэротерками. Они напоминают плавательные бассейны разных форм и размеров и стоят ровными рядами вместе с одно- и двухэтажными насосными и воздуходувными станциями, которые поддерживают их работу. Между ними видны темные колеи дорог, стальные трубы теплотрассы, покрытые воронами кроны деревьев и высокие арочные вышки с выключенными прожекторами. Территория обнесена двухметровым забором, по верху которого намотана колючая проволока. За забором простирается бескрайняя степная зона. Она уходит до самого горизонта к пасмурному небу.
Я начинаю спускаться вслед за потоком по склону холма, перешагивая через трубы теплотрасс. Он шумит глубоко под землей, под моими ногами. Впереди два больших бетонных здания. Там находятся решетки первой и второй очереди. Можно представить, как поток проходит сквозь эти 5 и 15-миллиметровые сети, чтобы оставить в них богатый улов. Я захожу внутрь одного из сооружений. Это просторное помещение с большими окнами, на подоконниках стоят кадки с цветами. Пользы от них немного. Я закуриваю сигарету и осматриваюсь по сторонам. Посреди выложенного кафелем зала торчат четыре квадратные трубы. Они поднимаются из канализации в том месте, где поток прошел сквозь решетки. Из отверстий труб на конвейер сыпется улов. Здесь есть многое из того, чем живет человек: разноцветная кожура, целлофан, окурки, ягоды, семечки, презервативы, тампоны и еще много такого, что, к счастью, не поддается опознанию. По конвейеру мусор попадает под пресс, где теряет влагу и принимает форму. В таком виде его сваливают в бак, а потом увозят на свалку. Бывают случаи, когда в решетках застревают зародыши. Их хоронят в земле неподалеку от территории.
Я выхожу наружу. Впереди, на расстоянии десятка метров, ввернутые в землю стоят воронкообразные резервуары. Их научное название – первичные отстойники, а на сленге – песколовки. Диаметр составляет около шести метров, глубина – четыре метра. Они выкрашены серебристой краской и снабжены надводным трапом. От них идет теплый пар, в нем греются вороны. Я пересекаю небольшой, поросший желтой травой отрезок и поднимаюсь по лестнице, которая приставлена к одному из резервуаров. Хлопая крыльями, птицы медленно перелетают на перила соседней песколовки. Таких громадных ворон мало где встретишь. Стараясь на них не смотреть, я прохожу по трапу и заглядываю вниз, туда, где с шумом бурлит мутная вода. Пройдя сквозь решетки, она попадает сюда под напором и совершает круговое движение. Камни, песок, пробки, пуговицы и крышки опускаются вниз, а облегченный поток устремляется дальше. Осадок, который скапливается на дне, со временем откачивают с помощью илового насоса в специальный бункер. Там песок сушат и увозят на отвалы, а негодная для дальнейшей переработки жижа попадает в карты, которые напоминают небольшие, полные грязью пруды, которые находятся за территорией в количестве более ста штук.
Покончив с песколовками, я спускаюсь по лестнице и иду дальше. Ботинки темнеют от росы, к подошве липнет коричневая глина. Впереди виднеются аэротерки. Они имеют прямоугольную форму, выстроены плотными рядами и напоминают бассейны. Это самые большие по площади очистные сооружения. Надземная часть высотой около метра выполнена из железа, к ней ведет небольшая лестница. Я поднимаюсь по ступенькам и ступаю на узкий трап с ржавыми перилами. Железо гулко отдается под тяжелыми ботинками. Мимо тянутся тонкие трубы, оснащенные круглыми вентилями. Они уходят на дно полных водой резервуаров, где лежит толстый слой ила. Там трубы заканчиваются, и из отверстий под огромным давлением вырывается струя воздуха. Она поднимает с шестиметровой глубины зеленую массу и смешивает ее с грязным потоком, который поступает сюда после песколовок и первичных отстойников.
Растревоженный ил пожирает органические вещества, избавляя воду от белков, жиров и углеводов. От этого поток становится таким мутным, что приобретает коричневый цвет. Стараясь не упасть, я иду по трапу, наблюдая, как поток медленно движется вперед, огибая две высокие перегородки, которые стоят, словно стены во всю глубину резервуара. Поверхность потока покрыта пеной и пузырями, от нее поднимается густой белый пар. Он пахнет как вяленая рыба, которую кинули в таз с прокисшим бельем и довели до кипения. К горлу подкатывает тошнота. Я затягиваюсь сигаретой, выпуская дым через нос, и прибавляю шаг. Трап наконец-то заканчивается. Я спускаюсь на поляну и иду дальше.
Поток снова уходит под землю, но – ненадолго. Через десяток метров бугристой пустоши его ждет очередное препятствие – вторичные отстойники. По форме и функциям они напоминают песколовки или первичные отстойники, но имеют гораздо больший диаметр, глубину и количество, а так же – продолговатый насос, который словно железная стрелка, медленно движется по кругу. Поток приходит здесь в состояние покоя, взбаламученный ил оседает на дно и перекачивается назад в аэротерки и карты, а обезжиренная вода поднимается вверх и сбегает через зазубренные края резервуара обратно в канал. В обеденное время тут плавают чайки, хлопая крыльями и окуная клюв в воду. Почувствовав мое приближение, они с криками взлетают, и, собравшись в стаю, поднимаются в серое небо. Я прохожу между резервуарами. Слышится низкое гудение насоса. Верхний слой воды неправдоподобно чистый, но по нему плавают куски коричневой пористой субстанции. Должно быть, чайки питались именно этим.
И снова поток уходит под землю. Я закуриваю новую сигарету и иду вслед за ним, минуя здание воздуходувной станции, той самой, что качает воздух в трубы аэротерок и поднимает со дна ил. В окнах виднеются огромные моторы. Они установлены на бетонном полу и с таким громким звуком накручивают обороты, что их слышно через стены и стекла. Я оставляю здание позади и подбираюсь к последнему этапу очистки воды – химической обработке. Глинистую колею сменяет асфальтная дорога, которая ведет к маленькому кирпичному сооружению. На входе стальная табличка с лицом человека в противогазе. Я оббиваю ботинки и захожу в маленькую комнатку. Здесь установлены синие баллоны с жидким хлором и смеситель, в котором поток получает определенную дозу хлора. Этот химический элемент убивает кишечную палочку и делает воду пригодной для сброса в реку. Немного постояв и поглядев на датчики с показателями, я выхожу наружу и, миновав площадку с шлагбаумом, начинаю спускаться с очередного холма, перешагивая трубы теплотрассы и стряхивая пепел на жухлую траву. В низине, поросшей камышом и рогозом, течет мелкая речушка. Через нее перекинут подвесной мост. Пришла пора прощаться с потоком. Я спускаюсь к нему, ступаю на мост, прохожу до середины и облокачиваюсь на перила. От воды тянет хлором и сыростью. Я затягиваюсь сигаретой и смотрю вниз. Поток прошел через все преграды и теперь сквозь него видны серые камни и нити водорослей. Кажется, он стал прозрачным и снова обрел свободу. Но как долго это продлиться? День, час, минуту, секунду. Чистота – быстротечна, грязь – постоянна. Немного подумав, я тушу сигарету о перила и засовываю окурок в пачку. Потом начинаю возвращаться назад…
— Плагитатор Иван Сутейкин
