Федор Платов, сын саратовского скотопромышленника и купца второй гильдии Афанасия Платова, был освобожден из околотка «под залог» условно.
И, безусловно, был этому очень рад.
Свобода, етить ее!
Хотя, конечно, «под залог» — громко сказано. Так эту сомнительную сделку могли назвать в цивилизованных странах – Германии там, Франции, той же Англии – «владычице» морей.
Где – демократия, правовые устои общества, права гражданина.
Федору же просто повезло – когда его, в числе других членов их революционного кружка, в основном студеев университета, задержали и препроводили в околоток, он вдруг вспомнил, что при нем случайным образом имеется немалая сумма ассигнациями. Переданная ему батей с оказией. Вот этими-то деньгами Федору и пришлось пожертвовать.
Ну, не смертельно – деньги дело наживное.
Главное – что он на свободе и вскоре опять присоединится к своим товарищам по революционной борьбе.
- Однако, пожрать бы! – вдруг напомнил о себе желудок.
Федор, недолго думая, зашел в ближайший трактир.
Заказал щей понаваристей, кашу гурьевскую, полкуры, селедочку в уксусе с лучком красным крымским, пельмешок две дюжины, водички зельтерской пару бутылок – после участка-то сушняк будь-здоров! Ну и, по случаю освобождения, был принесен запотевший лафитничек водочки.
С водкой малехо не рассчитал – пришлось повторить.
По оконцовке пиршества повеселевший Федор сыто рыгнул и заказал еще с собой пару пива, — По дороге домой выпью! – решил.
Когда по Воздвиженке шел к дому, где квартировал, чего-то вспомнилось Федору последнее заседание кружка. Когда они долго ждали важного гостя, по слухам — нелегала. Обещался очень интересный доклад. Как сказал староста их кружка, ухмыляясь в усы, — О текущем революционном моменте! И не только…
Все уж заскучали, когда гость, наконец, появился.
Был он среднего росту. Одет в черный сюртучок, крахмальное белье, красивый галстук. Весь из себя такой, – европейский! Большой лоб, бородка, зачесанные назад густые прямые волосы. Крупное, но очень бледное лицо.
Говорил хорошо, толково. Сразу видно – башковитый! Но больше всего Федору запомнились слова Николая К., — так уважительно называли его старшие товарищи, о космосе, о грядущих полетах на Луну, к другим планетам.
Оказалось, этот Николай К. – изобретатель первого русского проекта реактивного двигателя и летательных аппаратов для полетов людей.
Причем, как после заседания ему рассказали более опытные товарищи, все это – не пустые мечтания.
Николай К. – гордость их движения, главный инженер. Это он в прошлом году самолично изготовил несколько пудов динамита, рискуя при этом взорваться. Это он готовил взрыв царского поезда в Одессе, а затем теракт на царя возле Зимнего дворца.
Но Федору больше всего понравился рассказ этого замечательного человека про реактивные движители, космические летательные аппараты, будущие космические полеты.
Сказка, да и только! Неужели когда-нибудь все это…?
Мечтания Федора вдруг прервал грозный оклик.
Городовой Егор, еще вчера – милиционер, а после недавнего указа Президента уже полицейский, помнящий Федора по его предыдущим подвигам, лениво, но зычным голосом обратился к Федору, — Стоять! Шаг влево, шаг вправо – разбитое ебало! Куда направляемся, с какой целью? Опять же – пиво распиваем в общественном месте!
- Шутишь, командир? – миролюбиво ответил Федор, — уже ж не первое апреля, а целое двенадцатое! Пиво, сам видишь – закрытое! А иду в супермаркет, прикупить кое-что по случаю славного пятидесятилетия полета в космос героя нашего всенародного – Юрия Алексеевича!
- А, ну это да, причина уважительная! — ответил пузатый, из-за чего похожий на самовар, детина в милицейской форме.
- Хотя, я смотрю, ты вроде уже…того?
- Да это так, считайте – ни в одном глазу. Всю ночь в клубе протусили с ребятами.
- А хули с ребятами? С девками надо!
- Так «овес»-то нынче дорог! Возьмешь телку — то да се, пятое-десятое – глядишь, а уже – ого-го-го! А потом и ей дай, и на такси домой – кусается! Поэтому и не каждый день с девчонками-то!
- Не знаю, как там в ваших клубах – не бывал, не знаю, а то, что цены сегодня бешеные на продукты стали, так это точно! На рынках так дерут – никакой зарплаты не хватит. Объясняют – мировая тенденция такая. Так скоро на жратву только и будет хватать. Да еще и будут из говна всякого делать и в тюбиках продавать! Как космонавтам когда-то давали. Хрен его знает, может лучше бы в свое время не на космос столько денег угрохать, а на сельское хозяйство!
Нахуя нам эти эксперименты на орбите над мышами и дрозофилами за миллионные бабки, когда на Земле над нами бесплатно кто-то охуенный эксперимент ставит! На выживание, ебиевомать!
Вон – америкосы и те свои космические программы сворачивают!
- Ну…не было бы Гагарина – за что бы я сегодня пил?
- Да ты-то повод всегда найдешь! А Гагарин – да он, считай, как Пушкин двадцатого века. Блядь, до сих пор не могу простить, как этот засранец его в том фильме обосрал!
- Это у Соловьева, что-ли? «Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви»?
- Ну да. Задушил бы гада! Ну ладно Федька, иди куда шел! А то сейчас наши ребята на патрульной машине подъедут, и скажут тебе, как Юра тогда сказал, – Поехали!
- Да уж, приехали! – с грустью сам себе сказал Данил Остроумов.
Когда он был еще пацаном несмышленым, как раз праздновали пятидесятилетие полета первого человека в космос. Вот тогда, наверное, и запали ему в душу эти слова, пахнущие неведомыми дорожками и инопланетными приключениями – космос, космонавт, международная космическая станция.
Прошло, по историческим меркам, всего ничего – двадцать пять лет, а как все изменилось!
Сергей подплыл к иллюминатору МКС.
Как и раньше, из космоса Земля была чертовски красива. С высоты двухсот километров.
Но на самой Земле было херово. Хотя херово – это мягко сказано.
Жрать было нечего. Если раньше, говорят, было модной фраза, — все украли до нас, то сейчас она трансформировалась в – все сожрали до нас!
Людей стало гораздо больше, а еды – катастрофически меньше. Попасть на работу или службу, где обеспечивали хоть какой-то минимум еды, было нереально сложно.
Да, он пробился. И добился исполнения, можно сказать, мечты детства. И хули?
Вот он, может быть, последний космонавт.
По крайней мере, после него в ближайшее время хрен кто полетит.
Сначала какой-то мудень даже позывной придумал — «Последний». Потом, правда, врубились, что херню сморозили, исправили на «Крайний». Потом – на «Конечный».
Все равно эти поцы из ЦУПа, вроде как оговариваясь, через раз называют его «Конченый»!
Еще раз взглянул вниз. Над Южной Африкой огромным розовым носорогом в лучах закатного Солнца плыла череда перистых облаков. Эх, красотища!
- Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе видна, — с грустью напел Данил строки из старинной песни.
И от себя добавил, — И нахуй никому ты не нужна.
- Так, война-войной, а обед по расписанию!
Он начал доставать свой вечерний космический паек — туба с мятным супом, туба с кашей из коры дуба.
Засохший, но настоящий, блядь! кусочек сухарика. Сам еще в космическом отряде тырил из столовки и тайком от всех сушил.
ЦУП в последнее время говорит, — жрать на Земле совсем нечего. Шутят зло – скоро мы к тебе прилетим!
А вот хуйвам, дорогие товарищи!
И так, если бы не космические туристы – давно бы ноги протянул!
Последнее время, правда, все худые да костлявые попадаются.
Расчувствовавшийся от мыслей о Родине, перед тем, как залечь в спальный мешок, Данил решил подрочить.
На тех, кто остался внизу.
А в это время внизу, на Земле, в уже сгустившихся сумерках, на крыше одной из бесчисленных московских многоэтажек, поеживаясь от вечерней прохлады, сидел, обняв колени, молодой парнишка.
Звали его Федор Платов.
В голове его назойливым неотвязчивым рефреном крутились приставучие слова из старинного романса, — И вечно молодой…и вечно молодой…
Что-то привлекло его в раскинувшемся над ним, будто в планетарии, черном, но поблескивающем шатре и он взглянул вверх.
И наткнулся на встречный взгляд тысячи звезд.
Холодный.
Пустой.
Колючий.
Безжалостный.
- Эх! Можно было бы вас жрать! – сглотнул слюну Федор.
- Бля буду, добрался бы! Хрен с ними, с терниями…
Шева
