1994 год. 27 августа. Присяга. Я росту 184 см, весу где-то 61 кг. С тощей куриной шеей, с красной папочкой с текстом присяги в руке и АКМом на шее, торжественно присягаю на верность своей Родине.
Полюбил я в тот год эти машинки: АКМ/РПК (даже потом для охоты покупал себе гражданские аналоги «калаша»: Сайга-12 и нарезная Сайга-308). Позднее прочитал мемуары Калашникова - «Записки конструктора-оружейника». Зауважал сильно этого мужика.
2001 год. Москва, метро Пушкинская. Свидание с мадамой у памятника Пушкину, подарил ей розы. Бла-бла-бла, строю планы насчёт «посмотреть фотографии у меня дома». И тут хуяк, из подземного перехода выходит мой кумир-оружейник со своей дочкой под руку. Я его сразу узнал. Он не спеша прошёл, сел на скамейку. Я тогда поразмыслил пару секунд, отобрал у своей мамзели цветы и пошёл подарил их Михаилу Тимофеевичу. Мне тогда 24 года было. Я такой радостный, говорю, что мол, «…Михаил Тимофеич, я вашу книгу читал и у меня 5 лет со мной был верный АКМ, 1959 года выпуска, учения\караулы\спортивные стрельбы - работал как часы…». А потом смотрю ему в глаза, а там песдетс! Пустыня! И смотрит на меня, как на говно. Я тогда как-то осёкся, скомкал разговор и съёбся по бырому.
Спустя 6 лет, в Москве, будучи в Гостинном дворе на оружейной выставке, опять столкнулся с Калашниковым, встретились с ним взглядами. Там всё без изменений.
Много думал тогда. Про взгляд и пустыню. Походу хоть Калашников ещё и живой, но мне кажется, что ему уже было откровение с того света, что блять мегасковородка для него уже прилажена и раскалена до бела. Да и он сам походу чувствует, что приличная доля адских жаровен забита юзерами его девайсов. А по сему, чем больше лет, чем ближе встреча с Хароном, тем больше он ненавидит себя, своё творчество и особенно этих ёбаных «юзеров», которые заибли его своим почтением ещё тут и к которым ему придётся отправиться и «там».
Может я ошибаюсь, да ну и хуй с ним. Всё равно на охоту езжу с Сайгой, а с кумирами постараюсь больше не пересекаться.
