Сука… Мой волнующий утренний сон был безнадежно испорчен. Как раз в тот момент, когда я подбирался к какой-то шалашовке, чтобы заправить ей под хвоста, раздался омерзительный звон городского телефона, который поднимет с кровати даже парализованного. Шлюшка тут же куда-то испарилась, как я и не уговаривал ее во сне, и, мне пришлось остаться наедине с укоризненно стоящим хуем и захлебывающимся своим поросячьим визгом адским девайсом. « Да, блять, абортарий на проводе!»- я сразу начал с места в карьер, чтобы не давать никаких шансов старым сукам, которые звонят в шесть утра «Алло, это почта?». Обычно следует длительная пауза, после которой кто-то охнет, пернет и тут же раздаются ссыкливые короткие гудки. Но на этот раз я услышал довольно уверенный мужской голос: « Жора, ты? Перестань кривляться, тетя Тоня вчера умерла в больнице, 2 недели там лежала, чота вроде с сосудами или с сердцем, но вскрытие делать не будут, ясно и так всем. Короче, сегодня отпевание в 11 в Пречистенской церкви, потом похороны на Старом кладбище, держись, я понимаю как тебе тяжело сейчас…»
Мне, блять, оказывается тяжело. Ой, держите меня все, я еле держусь! Да, мне тяжело, потому что щас, блять, семь утра, и, блять, еще тяжелее, что я так и не выебал ту телку во сне из-за таких пидарасов, которые звонят по всякой хуйне в такую рань!!!
Ну, конечно, этого я не сказал своему родственнику, все-таки ведь, воспитание какое-никакое, а просто полуплаксиво промямлил в ответ про то, какая это тяжелая утрата для всех нас, про то, что мир теперь уже не будет без тети Тони таким, как был прежде, что мне как раз щас снилась именно она, и как она тревожно исчезла не попрощавшись со мной. Про себя я подумал, что может быть потому, что увидела мой хуй, и от этого неожиданно гыгыкнул в трубку, но, правда, тут же превратил этот предательский звук в некий оттенок скорби умело смиксовав его с последующими горькими рыданиями.
Родственник явно не ожидал, что на него обрушится такой сель из горя вперемешку с соплями и влагальным хлюпаньем. Ему стало очень неловко от того, что кому-то, оказывается, глубоко не похуй, как ему самому и, что к кому-то и правда в дом постучалась настоящая беда. Я уверил родственника, что мне уже немного легче и, что я любой ценой непременно буду там, в 11, пусть даже меня придется туда нести на руках. Он понял, что, наконец- то, свободен от моих изливаний и облегченно повесил трубку.
Тетя Тоня смиренно лежала в гробу, обитом каким-то дешевеньким красным материальчиком. Как она поместилась в этот гроб, честно говоря, я не ебу ни разу. Может ее, конечно, слегка подрихтовали, это да. Ее безразмерное брюхо торчало как гора и мне думалось в этот момент только о том, что крышку будет так запросто не нахлобучить, ведь жир слегка зависал над краями. Дядя Влас стоял около тети кротко склонив голову и изображая вселенскую скорбь. Я знал, что ебала она его всю жизнь не по-детски и, поэтому, ничуть не удивился, узрев в его очах дьявольские озорные огоньки.
«Йооуу! Да! Йесс! Йесс!»- вот что увидели мои острые глаза, заглянувшие ему прямо в душу. И тут уж меня точно не наебешь. Я, вообще-то, ссыковал подойти к гробу вплотную, потому что от тети этой можно было ожидать чего угодно. Например, вдруг схватит меня за горло своими ручищами с банками сантиметров под семьдесят и привет. Ведь опыт общения так-то с тетей имелся. Последний раз я просчитал у них в подъезде носом все ступеньки после того как наблевал у них дома мимо унитаза. Я любому делу всегда отдаюсь целиком и полностью и, поэтому, слишком добросовестно оценил в тот день новый сорт самогонки, изобретенный дядей Власом. Так что береженого Бог бережет…
В храме было очень красиво и торжественно. Богатые иконы, золотое убранство – все это очень давило на мою ослабевшую психику. Лики святых нависали надо мной прямо с потолка. После трех бутылок «Балтики»- «девятки» мне было довольно стремновато смотреть в их пронзительные строгие глаза. Они напоминали мне нашего начкара с заводской проходной. «А вот не спиздил ли ты чего-нибудь, сынок ?» Я судорожно сглотнул и автоматически проверил на ощупь четвертую бутылку в боковом кармане. Все на месте, нормалек, но как бы хлебануть так, чтобы никто не заметил? Да еще глаза эти с потолка пялятся…
Гроб стоял на деревянном столе буквально рядом с большой купелью не очень далеко от входа. Видимо, те, кто его сюда тащил, крепко заеблись и решили больше не мучиться. Хуле, стоит и стоит, а чего еще надо? Я вот вообще думаю, а почему бы, к примеру, не пристроить в храме какую кран-балочку для таких дел? Служка бы гробик застропил аккуратненько, а батюшко знай себе ходи помахивай позолоченным пультом на проводе да хуярь этим гробиком хоть под потолок хоть куда. Или, допустим, там погрузчик можно какой вилочный прикупить. «Тойоту» ту же. Батюшка бы быстро ее освоил. Хуле там четыре рычажка всего – туда, сюда, вверх, вниз. Расписать погрузчик там образами всякими, иконками обвешать назло пиздоглазым нехристям. И службы бы задорнее проходили, с огоньком. Выезжает такой батюшка с молитвой громогласной на православном погрузчике…Эээхх, мечты, мечты…
Сильное дерганье за рукав вывело меня из состояния задумчивости. Агриппина Филипповна, подруга тети Тони, та еще старая грымза, строго раздавала всем стоящим свечки. Молитва за упокой усопшей рабы Антонины началась. Батюшка был очень хороший, и от его умиротворяющей и убаюкивающей речи у меня на душе сразу так посветлело и подобрело. И захотелось тут же выпить. Две самые набожные старушки обращались к Господу на коленях, иногда для убедительности пристукивая лбом о церковный пол. Я сразу понял, что это мой шанс. Не первый же ряд, прокатит. Я опустился на колени и резво принялся отбивать поклоны. Соседи покосились на меня как на умалишенного, но мне было на них плевать, и я продолжил шоу. Когда им заебло пялиться на меня, я потихоньку достал «Балтику» из кармана прижав ее к груди обеими руками. Теперь с каждым поклоном я всасывал в себя некоторую порцию этого божественного православного напитка. «Ах, ты, сука, ты, бля, в богоугодном-то месте»- сказали мне глаза на потолке. Я совестливо отвернулся.
Эх, как все-таки, блядь, хорошо-то жить…Я добил «Балтику» и поднялся на ноги. Так, теперь можно и со свечкой постоять. Сразу четверо соседей, умиленных моим старообрядческим перфомансом, радостно протянули мне свои свечурки подкуриться от них. Ну, хуле, стоим… «Гоооспааадии, пааамиилуй…»- огонек слегка покачивался перед моими глазами, и я стал покачиваться тоже в такт песнопению слегка завороженный совместным действием звукового ряда, слащавого запаха дымка у батюшки и четырех бутылок «Балтики»-«девятки». Шаманский транс полностью захватил меня и понес к небесам, когда каким-то другим разумом я вдруг ясно осознал, что у стоящего впереди дяди Власа, у его любимой куртки «аляска», горит капюшон. И не то, чтобы там, например, тлеет, а задорно так, ебанамать, разгорается…
Я заорал на весь храм: «Дядя Влас горит!!!». Глаза с потолка прошептали: «Пиздец тебе точно!» Все забегали, батюшка растерялся, огнетушителя нет нихуя. Дядя Влас вопил и матерился такими ужасными богохульствами, что святого отца даже затрясло, и он начал постоянно креститься. В конце концов «аляску» с дяди кое-как сорвали и швырнули в сторону. Все принялись успокаивать дядю Власа, как вдруг раздался новый крик: «Тетя Тоня горит!» Оказалось, что «аляска» пизданулась прямо в гроб на церковное покрывало, которое вспыхнуло с невероятной силой. Через какую-то секунду тетя Тоня полыхала, как набитый дровами мангал до загрузки шашлыков. Все стояли остолбенело и взирали на сие действо. «Как в Индии, харе рама, Кришну с Вишной, бля, упокой твою душу, Тонька»…- пробормотал какой-то усатый сослуживец дяди, чем-то похожий на таракана.
У тети Тони шевельнулась рука. Крючит-то как от огня, ебана… Я опять встретился на потолке с глазами, которые сказали мне: «Хуле стоишь, как дурак? Действуй, блеа !!!» Выход пришел молниеносно, Бог есть все-таки. Я подбежал к гробу и со всей своей слабосильной силы мастерски пизданул его прямо в стоящую рядом купель. Гроб довольно неустойчиво стоял на высокой конструкции, траектория полета вышла как надо, и цель была поражена с большой точностью. Батюшка стоял, ни жив, ни мертв. Все то, что происходило сегодня в храме, никак не укладывалось в его голове. Усопшая плавала в купели для крещения, накрытая гробом. Ни в какой семинарии такому не обучали. Что было делать дальше, никто не знал…
Батюшка тихо читал какую-то молитву и мелко крестился. И тут, вдруг из купели показалась рука. Не рука, а ручища. Я ее сразу узнал, благо неоднократно получал ею по еблу. Священника затрясло, он начал истово молиться во весь голос, вытянув впереди себя большой крест. Я как раз незадолго до этого смотрел про живых мертвецов и судорожно вспоминал, что там надо делать. Реальность ситуации не вызывала у меня сомнений и я стал озираться в поисках осиновых колов. Но современные храмы, видимо, слабо сейчас комплектуются. Не то, что раньше. Ни колов тебе, ни ружей с серебряными пулями, ни хуя толком. А одной иконой не повоюешь, правда, вот та тяжелая в золотой раме с каким-то мужиком с бородой ничо так… Показалась страшная голова, облепленная сажей, и, наконец, тетя Тоня предстала перед нами в купели во весь рост. В руке она крепко сжимала проходную молитву и пластмассовый крест. Я подумал, что сначала она вроде по законам жанра должна захавать батюшку, а потом уж всех остальных. Так что, время еще есть…
«Влааас!!! Какого хуя тут происходит? Ну-ка, блядь, иди сюда, заморыш! Я те щас дома устрою, бля!!! Ты чего, блядь, удумал-то, сиволапое говно, живой меня, сука, закопать хотел или, блядь, утопить сначала? А вы, хуле зенки вылупили, бля? Праздник окончен, все отправляются нахуй!!! Влааас!!! Дай руку, блядь, вылезти из вашего корыта! Кто меня сюда засунул, бля? Я уверена, что без этого пизденыша Жорки тут не обошлось!!! Да, дайте-же руку, блядь, кто-нибудь!!! Влаас!!!»- в этот самый момент я подобрался сзади и треснул, что есть дури тете Тоне иконой по башке. Икона выдержала, а тетя опять ебнулась в купель, но, тут же вынырнула и увидела меня. «Тыы!!?? Жорка, пиздец тебе, сучонок!!! Чтобы духу твоего у нас больше не было, бля, недоносок ты херов!!!»
Родственники и друзья молча ждали своей участи. Всех парализовало. До меня начало что-то доходить. Дядя Влас тоже, только сейчас понял, что его судьба на ближайшие лет пятнадцать решена и покорно поплелся, как баран на заклание. «Антонина?»- он изобразил радостно-удивленное ебло, чем-то похожее на артиста Ярмольника, но, тут же получил по нему увесистого леща. Дополнительных уточняющих вопросов со стороны дяди более не последовало, ситуация для него выкристаллизовалась до максимально предельной ясности. Пара выползла под руку из церкви и попиздовала домой. Дядя Влас напоминал Пятачка, которого за собой тащил на болото Винни-Пух то ли ебать, то ли за новым воздушным шариком. Кто знает…
Батюшка призвал всех обратиться к Господу за это чудесное воскрешенье из мертвых. Мы молились и крестились настолько искренне, что даже сам святой отец признал, что такой светлой службы у него не было никогда в жизни. Я посмотрел на потолок и, мне показалось, что в этих строгих глаза наверху проскочило некое подобие улыбки. «А то, бля! Знай наших, ебана! Ну и ты, тоже молоток, чисто сработал»,- сказали мне глаза. И стало мне на душе так, знаете ли, хорошо, так, блядь, лучезарно и радостно, что я сразу по выходу из храма решил направиться к ларьку – взять еще пару бутылочек «девятки»…
P.S. После этих событий я стал заглядывать в храм почаще, подружился с батюшкой, и всегда теперь оставлял бутылки с пивом под лавкой до окончания службы. Сколько бы я ни заглядывал в глаза на потолке, больше они мне ничего не говорили, а только смотрели строго и презрительно. Тетя Тоня меня простила за икону, а потом, когда узнала о моей роли в своем воскрешении, то всегда подкармливала вкусными пирожками.
