- Тетенька! Тетенька! Дайте рубль, мне кушать нечего! Ну, дайте! - на женщину смотрели глаза, полные страдания.
- Отстань, оборвыш! Небось, мамка с папкой пьют, а тебя за деньгами посылают! Иди отсюда!
- Тетенька, ну хоть хлеба, - мальчик еле сдерживал слезы, в руке он мял старую грязную клетчатую кепку, - пожалуйста…
Женщина кинула на землю корку хлеба и, резко развернувшись, кинув презрительный взгляд, завернула за угол. Мальчик быстро, озираясь, то и дело по сторонам, поднимал размякший хлеб из лужи. Он успел спрятаться за мусорными баками, когда к автобусной остановке подошли люди.
- Что опять задумал этот брошенный? - спросил у своих спутников самый высокий парень.
- Наверно, снова где-то жрет на наши деньги! – с раздражением ответил ему парень в черной немного короткой куртке.
- Быстро найдите мне его, иначе…, - и высокий сплюнул на землю.
Его приказ выполнили сразу – двое ребят отделились от толпы и быстрыми шагами, заглядывая за каждый кирпич, обошли весь переулок. Вскоре они, держа выше локтя за руки, привели того самого мальчика с оборванными штанами и старой кепкой. Высокий пристально смотрел на него, потом, взяв парня за плечо цепкими пальцами, произнес слова, противоречить которым в их компании было нельзя:
- Что поесть собрался, Павлуша, а что ж нас не позвал? Мы же, как ни как семья, - при этих словах он усмехнулся и еще сильнее сжал плечо мальчика.
- Я ничего не брал. Мне никто… я… - Павел испуганно смотрел на того, кто каждый день заставлял его ходить попрошайничать, забирал все: деньги, еду, смотрел и не мог ничего сказать или сделать. Даже убежать он не мог – найдут, из-под земли достанут, найдут и убьют. А что может он, мальчик десяти лет, которого бросили родители. Бросили под забором у заброшенного склада, по сути, отдали в рабство таким же, как и они. Он не может пойти в местный отдел милиции, там только и ждут появления беспризорника, грязного и оборванного, на которого можно было бы повесить пару- тройку мелких грабежей. Тогда куда идти? Никто не ждет, никому он не нужен.… Да половина города готова отдать деньги, чтобы, таких как он перестреляли.… Куда идти? Некуда…
- Заприте его в старом сарае, пусть подумает над тем, что сделал. И не вздумайте кормить, иначе сядете рядом, - пригрозил высокий, которого между своими звали Башней.
- Не надо в сарай, не надо..., - умолял мальчик, но слова Башни не обсуждались и Павлика увели в тот самый сарай, где сидели особо провинившиеся. Многие, просидев несколько дней, умирали в этом сарае от истощения или простудившись, ведь «заключенным Башни» приходилось спать на абсолютно голой земле, да еще и в сарае, в котором пахло крысами и, заходя внутрь, к горлу невольно подкатывал рвотный ком. Именно туда и увели Павлика, с его слабым здоровьем и хронической астмой – это было верной смертью, но у Них свои законы и порядки.
***
Раннее утро. В углу старого сарая на брошенных прогнивших досках, свернувшись калачиком, спал маленький мальчик. На полосатой футболке кое-где виднелась запекшаяся кровь. Мальчик спал. Иногда на его лице отражалось что-то светлое - уголки губ улыбались, но вскоре появлялась болезненная гримаса, маленькие ручки сжимались в кулачки, и мальчик начинал кашлять, нервно глотая воздух. Приступ продолжался несколько минут, после чего Павлик засыпал снова. Детские мечты в этот час не тревожил даже ветер, что всю ночь пронизывал старый сарай насквозь. Детские мечты маленького человека так и не узнавшего, что такое детство.... Мама, которая никогда не пела ему песен на ночь и никогда не садилась на краешек кровати, не гладила по волосам и не целовала в маленький чуть вздернутый носик.... Папа, с которым никогда не играл в мяч, который никогда не учил кататься на велосипеде и не покупал самое большое мороженое с вишневым джемом …Павлик никогда не ел мороженого, и самым вкусным ему всегда почему-то казалось именно с вишневым джемом. Снова приступ болезни. На этот раз продолжительнее и сильнее предыдущих. Мальчик проснулся, утро было на редкость холодным, слышались голоса приближенных Башни, они что-то говорили, но прислушиваться мальчику было тяжело, ведь для того чтобы разобрать слова нужно было подняться и подойти вплотную к двери. И он снова заснул… Вот он играет с ребятами во дворе, в новых только что купленных ботиночках, он старательно протирает пальчиком носки обуви…Вот вечер и они все вместе, мама, папа и Павлик, ужинают, весело смеясь над чем-то, и мама нежно обнимает мальчика, в этот момент кажется, что все всегда будет хорошо… А вот школа, Павлик в первом классе, сидит за первой партой с самой красивой девочкой, и у него всегда-всегда в дневнике одни пятерки…
Он никогда не ходил в школу, а только видел как родители ведут нарядных детей с букетами и счастливыми улыбками. Он никогда не сидел за партой и никогда не получал хороших оценок, которыми бы похвастался родителям, которых у него никогда и не было…
Мальчик снова закашлял, дышать становилось все труднее, в горло проникал лишь запах гнили, который все сильнее раздражал легкие. Кашель прекратился, Павлик все еще тяжело дышал, сон перешел в болезненный полубред. Образы сменяли один другой: счастливый мальчишка бежит к родителям, что ждут его, но не добежав, оказывается один посреди грязного и холодного города, никому не нужный…его заставляют просить денег у людей, кидающих презрительные взгляды…и это повторяется снова и снова… жизнь без прошлого…мальчик снова закашлял… без настоящего…приступ астмы становился все сильнее и сильнее… без будущего…
Кашель резко прекратился, теперь уже навсегда, маленькое сердечко, которое так и не узнало любви, остановилось, а по детской щечке прокатилась последняя не по-детски горькая слеза…
— Восьмое Чудо Света
