Ее папа владел пневматическим тиром и потихоньку, уже второй год, строил рядом кафешку. Тир тут появился еще при Горбачеве и каким-то образом не ушел с эпохой. Иногда по выходным отец ее работал в тире сам, и под хорошее настроение соглашался показать всем желающим фирменный трюк - за минуту написать пулями на картонке любое слово из четырех букв. Почему не из трех, понятно. А не из пяти и больше, потому что и оборудован был тир однозарядными ностальгическими ИЖами.
Катька была левшой. Что она Катька и левша я узнал через пару минут после того, как наступил ей на ногу. Случаются ведь такие легчайшие знакомства, так что слово "знакомство" и не приходит на ум. Когда мы делали перерыв в болтовне, чтобы пострелять, наши головы соприкасались; так бывает, когда правша якобы случайно ставит справа от себя левшу и оба целятся. Стреляла она снайперски, я и не мечтал о таких результатах. Но на наших третьих совместных стрельбах Катя отчаянно мазала, пульки со звоном отлетали от жести мишеней. До этого мы час гуляли и так шлифовались в десны, что в тире у нее потом тряслись руки. Она смеялась и обвиняла меня в нечестных способах устранения соперника. Глядя на нас, улыбался и Сергей Витальевич, ее отец. Мы были уже знакомы.
Через неделю они пригласили меня в гости, и я понял, что пора прощаться с оружием - Катя влюбилась. Впрочем, оно стало ясно еще тогда, по ее рукам и результатам в стрельбе. Они жили в трешке вдвоем, матери не стало лет десять назад. Женщины у Сергея Витальевича были, но ни из одной он так и не сделал Катьке мачеху. Мы сидели на кухне; она пила вино и грела под столом мои пятки своими, а папа потчевал меня коньяком. Ухоженный, приветливый дом. И такие милые люди. Люди, которым мне нечего предложить.
- Это еще так, цветочки, - приговаривал он, наливая. - Мне вот через месяц друг привезет из Сента тот самый коньяк. Тот самый, да.
Я не хотел уточнять, что значит "тот самый", коньяк я особо не жалую в нем не разбираюсь. Зато умею аккуратно сачковать: спустя час Сергей Витальевич, наивно приняв на себя главный градусный удар, стал засыпать прямо за столом.
- Надо бы его уложить, - смущенно сказала Катюха. - Он просто мало пьет, поэтому хмелеет быстро.
Мы довели отца до комнаты, приземлили на кровать, подсунули подушку.
- Уложили? - спросил я.
- Уложили.
- А теперь меня.
- В смысле?
- Я тоже пил коньяк и тоже имею право быть заботливо тобой уложенным, - заявил я и утопил ее в поцелуе. - Поехали.
Она долго сочиняла отцу записку, смеялась, хмурилась. Потом скомкала черновики, выкинула в мусорку и мы пошли одеваться. Почему я тогда их не вытащил тайком, эти клочки? Почему не рискнул заглянуть жизни под юбку? Это было бы куда интереснее финальной редакции записки - настолько, что я не жалею, что не прочитал даже ее.
В рассветных сумерках, когда мы решили все-таки поспать, Катя опять вплелась своими пятками в мои. "Моя новая привычка," - прошептала она и уснула. Мне было интересно разглядывать это доверчивое, тепло сопящее существо. Неужели можно быть такой недогадливой? Потом я слегка отодвинулся и сыто заснул сам.
Поздним утром раздалось:
- Эй, соня, подъем! Омлет ждет.
Приготовила она, кстати, паршиво. Уж лучше бы просто разогрела полуфабрикатную пиццу в микроволновке. Когда человеком вложено столько души, а результат убог, становится пасмурно, и невольно отводишь глаза. Всегда жалко смотреть на честных старательных троечников. Я порылся вилкой в неаппетитной массе.
- Не вкусно? - попыталась улыбнуться она, но не смогла соврать. - Я так и думала, что надо было на сливочном...
Нахохлилась и закусила губу. Милая моя, да разве в этом дело? Сливочное, не сливочное. Ты просто не умеешь играть, а потому не наблюдательна к чужим играм. Тебя больше не должно здесь быть.
- Позвонишь мне? - спросила она, когда погасла лампочка на вызове лифта.
- В звонок твоей двери, - кивнул я. - Как только Сергею Витальевичу привезут тот самый коньяк.
Про коньяк она не расслышала - лифты у нас скрипучие, советские. Створки дверей съехались, скрыли за собой ее обнадеженную улыбку. Я вернулся в квартиру и выгреб из обеих тарелок в унитаз. Потом завалился на диван и стер ее номер из телефона. Лучше так. А то буду видеть, кто звонит, и не брать трубку. Лучше уж настороженно говорить "Алло", потом вспыхивать фальшивой придурковатой радостью: "О-о, приве-е-ет!", потом сбивчиво и очень натуралистично частить: "Да блин, я ваще тут зашиваюсь! Сорри, период в жизни такой, сам себе не принадлежу", ну и раз за разом, редеющим темпом свести всю эту канитель на нет. Я не смогу ее ударить резким исчезновением, она не заслуживает этого.
Такие, как она, девушки несовременной чистоты и душевности - щедрый подгон судьбы. Инъекция халявного тестостерона, чтобы двигаться дальше. Я люблю такой тестостерон, он живой, несинтетический, настоенный на соках сердца. Рано или поздно любой мужик вынужден признать: отрадно подминать под себя сук, но не испачкаться о них невозможно. А потом ты ни за что вдруг наорешь на друга, или забудешь навестить маму, или беспричинно не оставишь чаевых, или просто проходишь три дня с такой миной, будто этот мир тебе что-то пообещал. Все дело в стервах, которых мы соблазняем. Никакой презерватив не спасает от трупного яда их отмирающих кусками душ. В один день у тебя просто не встанет. Потому что мы романтики, как ни крути, и общая разочарованность в человечестве, накапливаясь, очень хорошо излечивает от потенции.
Еще свежо в памяти: суббота, клубный загул, какая-то пара дурочек примоделенной внешности мелькает за соседним столиком. Нещадно слепят друг друга вспышкой фотоаппарата, поочередно застывая перед объективом то одним, то другим морским узлом. (Фотоаппарат - вмешательство в эволюцию. Если так пойдет и дальше, через миллион лет женщины избавятся от костей, всецело заменив их на хрящи - чтобы удобнее было извиваться и отклячивать выпуклости, позируя). К полуночи в одну из дурочек мной влито коктейлей уже тысячи под три. Но ее соски по-прежнему торчат только на фотоаппарат. Захожу с другой стороны, с небрежностью профи рассказываю, что в клубе лучше использовать объектив с переменным фокусным расстоянием. А вас тут обычная узкоугольная оснастка. А у меня есть все, что нужно. Где? Ну не в кармане же. Могу и привезти, но лучше ты сама выберешь. Не хотелось бы гонять туда-сюда, если вдруг с параметрами экспокоррекции не угадаем.
- У нас с Валей одни ключи на двоих, - с отработанным выражением лица говорит мне Лера. - Поехали, но только туда и обратно, чтобы она не ждала меня, если домой захочет.
По дороге ко мне частник даже музыку потише сделал - столь темпераментно Лера распространялась, какие мужики все кобели, как обожает она таких обламывать, и чтобы я даже не пытался проверять свои шансы. Потом мы свернули к ночному супермаркету; Лере экстренно вспомнилось, что у кошки закончилась еда. И сломались маникюрные ножницы. И пить хочется - где тут Асти Мартини? Расплачиваясь, я почти хохотал: с параметрами экспокоррекции угадали.
В десять утра я всполошился: как же Валя? Из-под одеяла вылезла рука и вяло махнула: не кипишуй, я ей ключи оставила. И закажи мне такси.
Два дня я ходил сутулый и чувствовал, что от меня пахнет. Эта гламурная побирушка была неплохим охотничьим трофеем для ствола, но обошлась слишком дорого моему настроению и жизненному тонусу. А когда нет задора, ствол смотрит под ноги. Чтобы избавиться от липких чар всяких ассоциаций - клин клином вышибают - я пошел в тир. Где и встретился с Катюхой.
Глянцевые куклы с инеем на ресницах пускай остаются фетишем для малолетних и малоумных. Путаться с такими - псевдоактивность, работа кочегаром у топки собственного тщеславия. Ты просто хочешь надеть ее на себя так же, как она хочет надеть новую тряпку. Пустое, выдохнешься. Светлые, искренние девушки и их частая смена - вот залог сексуального долголетия и любви к людям вообще.
(С) Соплезубый Тигер
