Фамилии, как обычно изменены по морально-этическим соображениям, нецензурная лексика присутствует для литературной окраски повествования.
БЮСТ ВОЖДЯ
Пролог
1-й курс военного училища. Осень.
Наш командир роты, майор Недельский, построил роту в казарме после занятий.
Двое командиров взводов стояли по бокам от него, как верные нукеры и зыркали на своих подчинённых с желанием вздрочнуть кого-нибудь за нарушение формы одежды, или за глупую ухмылку, но мы повода не давали. Ротный, выдержав театральную паузу, изрёк: - У кого руки выросли из жопы - шаг вперед. Взводные скривили гадливые улыбочки. Строй не шелохнулся. Каждый курсант перед поступлением проходил медкомиссию, и все понимали, что с такими дефектами в военное училище не берут, но на всякий случай сжали ягодицы.
- …Таак…-продолжал тянуть кота за яйца ротный – Уже нехуёво.
- …Тогда вопрос второй… (народ уже мысленно бил ебало ротному где-то минуты 2)
- …Больные, неспособные нести службу есть? (мысленно пиздили ногами уже лежащего майора)
Видимо, чтобы прекратить избиение, он вдруг вышел из образа и коротко и лаконично задал вопрос: - Кто умеет писать плакатным пером, а то я сам назначу, и после отбоя будете ебашить, шо не ясно?!
Народ выдохнул, ягодицы вернулись на место, и каждый подумал: - А жизнь не такое уж и говно, вы не находите, граф?
Решили дождаться развязки, а умеющие писать пером, пока себя не выдавали из скромности (как все гении и просто талантливые люди), а, скорее всего, из за желания продать свой талант подороже, в виде каких-нибудь послаблений по службе.
Ротный (кстати, родом из Одессы), с видом матерого шулера с огрызком сигары во рту бросил на игральный стол первую козырную карту:
-Вместо утренней физзарядки оформлять Ленинскую комнату.
В строю заёрзали. Ситуация сулила нехуёвые перспективы.
Умеющие писать плакатным пером уже представляли своих сотоварищей, выбегающих из казармы в форме одежды № 1 (трусы – майка - сапоги), строящихся в колонну по 4 перед казармой и бегущими на училищный плац, тряся жопами и сжавшимися от холода и бессильной злобы яйцами, для выполнения специального воинского комплекса физических упражнений.
Себя же они видели в тёплой и уютной Ленинской комнате, в кресле – качалке перед камином (ни того, ни другого в Ленкомнате ни хуя не было), в размышлениях о бренности бытия, и что-то там пописывающего плакатным пером в своё удовольствие.
Криворукие водили глазами по сторонам, пытаясь по каким-то особым приметам вычислить в строю виртуозов плакатного пера, которых они уже начинали тихо ненавидеть.
Рыба клюнула, но поклёвка была еще слабой и неуверенной. Народ пребывал в сомнениях.
Ротный, с мордой беса – искусителя метнул на зеленое сукно вторую карту. Это был козырный туз.
-Увольнительная каждую неделю (и повел глазами по строю)
-А хуёво им не станет? - вякнул наш взводный пидарастическим тоном.
Майор повернулся и посмотрел на него, как на слабоумного…
-Я шо, похож на ебанутого? – читалось в его глазах, но мы, по неопытности, тогда этого не заметили.
Взводный всё понял и заткнулся.
Повторяю, ротный был одесситом, и знал, как решать вопрос за Ленинскую комнату.
Это были уже не шутки. Это было очень серьёзно, потому, что было сказано не каким-то там хуем с бугра, а командиром роты майором Недельским, отцом и воинским начальником, который, если ебал, так ебал, а если гладил, так гладил. Личный состав прихуел в самом прямом смысле этого слова.
Впервые, люди, не державшие в руках плакатного пера, пожалели о том, что уродились такими долбоёбами. Вместо того, чтобы дни и ночи напролёт оттачивать плакатное мастерство и не выпускать из рук пера, как Паганини скрипку, они гоняли в какой-то нахуй никому не нужный футбол, курили за углами, совали одноклассницам зеркальце под юбки, дабы внимательно рассмотреть трусы и дрочили под одеялом, когда родители уснут. Жизнь катилась под откос, а впереди маячила пропасть с географическим названием «Беспросветная жопа».
Писаки стремались. Слышался шепот типа: -А хули, можно попробовать, -Ни хуя сложного, -Я в школе пару раз пробовал, -Ебать его в сраку, каждую неделю за ворота, -Хули там писать, расчертил и пиши, и т.д.
-Закрыли ебальники в строю! - гавкнул командир 2-го взвода, но ротный был тот ещё проходимец, и тихонько его одернул. Он знал, что делал. Рыба наживку заглотнула и поплавок уходил под воду. Пока никто не кричал истерическим голосом: - Стойте!!! Возьмите меня, я хороший - как кричал Паниковский, бежавший с украденным гусем за машиной великого комбинатора, но кое-кто уже переминался с ноги на ногу, представляя себя машущим ручкой заплаканным кислым рожам, прилипшим к окнам казармы, и себя же, идущего бодрым шагом в направлении КПП, подальше от этой мирской хуйни.
Командир роты был опытным офицером и чётко знал, что без контрольного выстрела с поля боя уходить нельзя, иначе недобитый враг восстанет из пепла и сделает из тебя наглядное пособие по анатомии, а, заодно, и физиологи человека. И он выстрелил прямо в голову, точнее, прямо в мозг.
- Разрешаю по территории училища передвигаться вне строя.
Это был пиздец! П и з д е ц !
Такого не могли позволить себе даже курсанты 4-го курса, не говоря уже о 3-м, а о салабонах со 2-го никто даже и не подумал.
-Он сошел с ума - дружно решили мы.
-Лекаря!!! – хотели крикнуть хором командиры взводов, но вместо этого, наш взводный взвизгнул:
-Вы не охуели, перцы, хули мнётесь, какого хуя вам ещё надо, вообще ни хуя, не получите!!!
Майор цыкнул на него, как на шавку, и тот мгновенно слился. Ротный был матёрый гешефтмахер.
Все! Ставки были сделаны, ставок больше не было, и быть не могло. Тогда, согласно Уставу, положив руку на плечо впереди стоящего курсанта, и мысленно послав к ебений матери всё и вся до седьмого колена, я вышел из строя на 2 шага.
Я мог писать плакатным пером, и писал хорошо, правда не очень быстро, зато красиво и аккуратно.
-Какого хуя ты вышел? – спросил ротный вежливо и спокойно.
-Писать плакатным пером – ответил я без вариантов.
-То, шо ты писал мелом слово «хуй» на заборах, и то, шо надо писать сейчас – это две большие разницы (ротный уже прямо сейчас начал проверять мои графические способности).
-Так точно – пиздонул я, подтверждая правоту его слов.
-Командир, он нас подъебывает – сшакалила гнида 2-го взвода
Майор и в этот раз, как всегда клал хер на чужое мнение. Он провел по мне взглядом с головы до ног и обратно, и подвел итог:
-Ладно, хуй с ним, встать в строй, рота, разойдись
Меня никто не подъёбывал и не дулся, только старшина роты, сержант, поступивший в училище из армии, туповатый, но преданный ротному, уёбок из села, заявил в пол голоса:
-Хитрожопый пингвин!
Мне было насрать на всё и вся до седьмого колена включительно (см. выше), а наш замкомвзвода, тоже старослужащий сержант и мой земляк Дима Казаков, внёс свои коррективы:
-Не ссы никого, зёма, заебашим всех (Дима был боксер и залупанец, и мог дать в рыло любому, кроме офицеров).
Я, наивный, тогда ещё, не знал, что играть с государством в азартные игры категорически запрещено.
Майор был представителем государства. Он предложил сыграть – я согласился и проиграл, т.к. сдавал колоду ротный, а все карты у него были краплёными
Фамилии, как обычно изменены по морально-этическим соображениям, нецензурная лексика присутствует для литературной окраски повествования.
БЮСТ ВОЖДЯ
1-я часть (Джузеппе Гварнери)
Назавтра был подъём. Дежурным офицером на подъеме был ротный. После истерического крика дежурного по роте «Рота подъём, построение на зарядку!!!», командир роты повел себя как-то странно… Он не подошёл ко мне, не приобнял за плечи и не сказал: - Сэр, вся эта суета и это унылое говно - не для Вас… Проследуйте за мной в Ленинскую комнату, где Вас ждет стаканчик-другой доброго шотландского виски… Я распорядился.
Вместо этого он заорал, как резаный: Ёб вашу мать, хули топчетесь, как беременные опоссумы! На выход, охуярки, или я за себя не отвечаю!
Я от него такого не ожидал.
После возвращения с зарядки, закалённый и злой, я, одетый по форме с белым подворотничком, постучался в канцелярию роты. Диалог:
Я: - Разрешите, товарищ майор?
М: - Нахуй ты мне нужен?
Я – Разрешите обратиться?
М: - Пошёл нахуй, где список?
Я: - ???
М: - Ёбаный в рот, понабирают дебилов, где список: кисти, краски, вся хуйня???
Я: - Так…я же…
М: - Долбоёб! 10 минут времени!
Я: - Разрешите идти?
М: - Пошел нах…
Я: - Есть!
В Ленкомнате было 10 стендов, развешенных по её периметру. Все политического содержания. 1-й стенд повествовал о создании Красной Армии. Фото потерлось, буквы пожелтели… Я принёс список. Ротный спросил неуверенно: - Решил меня подъебать? Я ответил: - С запасом. Он уточнил: - Еврей? Я ответил по уставу: - Никак нет!
- Хуй с тобой, подвел итог ротный, - но если, бля…
К вечеру принесли всё, и началась!
Краткая справка:
Джузеппе Гварнери (21. VIII. 1698, Кремона- 17.Х.1744, там же), младший сын Джузеппе Гварнери, прозванный Гварнери Дель Джезу, - наряду с А. Страдивари один из выдающихся мастеров смычковых инструментов. Некоторые исследователи считают его учеником Джизальберти, примыкавшего к брешианской школе. В творчестве Гварнери дель Джезу - три периода. Работы, выполненные до 1730 года, носят экспериментальный характер.
Для инструментов 1730-1742 годов характерна тщательная отделка.
Однажды, неосторожно подписав церковную грамоту, Дель Джезу, практически всю жизнь делал скрипки для папской капеллы, не надеясь, что хоть одно его творение увидит свет и послужит людям (прим автора).
Вы когда-нибудь оформляли стенды? Я оформлял. Из деревянных реек делается рамка по размеру. На неё натягивается огромный лист ватмана, который крепится к рамке канцелярскими кнопками изнутри. Ватман смачивается водой, а когда высыхает – звенит, как барабан. Потом ватман покрывается водоэмульсионной краской, после высыхания которой, на нём и пишут пером.
Дело в том, что политотделом училища, ко дню рождения В.И. Ленина (22 апреля), был назначен смотр – конкурс ротных Ленинских комнат, но наш ротный, жополиз и карьерист, решил выебнуться и выполнить план к 23 февраля (на 2 месяца раньше срока).
Была поставлена задача: 1 неделя – 1 стенд.
Когда я попросил изготовить новые рамки для стендов, чтобы не переписывать тексты со старых в тетрадку, а потом писать их на отреставрированных старых, он тихо пообещал специально для меня, прямо сейчас, организовать мне Чёрную рамку, с моим портретом, не выходя из расположения роты. 4 ночи подряд я переписывал тексты в тетрадь, когда мои товарищи спали после отбоя, пердели в матрацы и видели порнографические сны.
За 2 дня я перетянул все стенды, огрунтовал их, и принялся за работу.
Майн Гот! Что это была за работа! Мои сослуживцы в свободное время приходили в Ленинскую комнату почитать подшивки газет, поиграть в шахматы (карты), а, в основном, пошароёбиться и поподъёбывать художника, вашего покорного слугу.
Через неделю, в субботу, я попросился в увольнение. Выслушав мою просьбу, ротный посмотрел на меня, как на умалишённого, и вкрадчивым голосом пидараса тихо спросил: - Вам прямо сюда принести парадную форму, или соизволите переодеться в моём кабинете? Я почувствовал неладное, и не напрасно… Через 2 секунды он возопил: А хуй в сраку не хочешь, недоносок ничтожный?! Я понял, что всё это было не ко времени.
Надо ли говорить о том, что никаких привилегий и послаблений, обещанных этой гнидой, не маячило, кроме одной. Я передвигался по территории вне строя. Я передвигался так по одной простой причине: я никуда ни хуя не успевал: ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин, ни на занятия – вообще никуда.
Я стал жить по Ленинскому принципу: «Ебашить, ебашить, и еще раз ебашить, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия Советского Союза, вдохновитель и организатор всех наших побед!»
Но Бог, таки был на небе, и он видел страдания грешного чада своего, и не оставил таки неразумного в трудную годину.
В Ленинской комнате стояла деревянная трибуна для оратора с гербом Советского Союза, а рядом с трибуной на постаменте возвышался гипсовый бюст нашего вождя (в натуральную величину), последователя марксизма, автора таких бессмертных произведений, как: «Анти Дюринг», «Материализм и эмпириокритицизм», «Болезнь детской левизны в коммунизме», В.И. Ульянова - Ленина.
В один прекрасный для меня вечер, когда я в дальнем углу пописывал плакатным пером, состоялась игра в шахматы за первым столом. Зевак, специалистов и советчиков было дохуя…
Досоветовались до того, что кто-то зацепил постамент бессмертного воджя, и тот рухнул лысой гипсовой головой прямо на жёсткий и негостеприимный пол.
Это был пиздец.
Вместе с правым глазом и куском переносицы, у Ильича откололась 1/3 головы. Кто-то захихикал и пиздонул: - 2 кубика адреналина и дефибриллятор! Но это было уже не смешно.
Вождь лежал и смотрел на нас с пола, как на предателей Великой Октябрьской Социалистической Революции и гнилых Троцкистов. От этого было уже не по себе.
Доложили командиру роты. Тот посмотрел на меня, уже как на политзаключённого и сказал:
- Ёбаный в рот!
Я его понял сразу после буквы «Ё». Мне оставалось 3 стенда.
И я решил залететь.
Начальник штаба училища полковник Пугачёв ненавидел курсантов. Когда он видел курсанта, то курсанту это ни хера хорошего не сулило. Мы об этом знали.
Я передвигался вне строя, и через 40 минут, специально нарвавшись на полковника (маршруты его мы знали), получил 7 суток ареста, сдал ремень и надев подменную форму, проследовал на гауптвахту, познавать воинский быт с изнанки.
Работа по Ленкомнате ждать не могла, и вместо меня нашелся очередной долбоёб
БЮСТ ВОЖДЯ
2-я часть (Пупсик) – самая короткая
Меня списали на губу.
Был в нашей роте курсант Анисимов. Представьте себе огромное тело, заросшее с шеи до кончиков пальцев на ногах густыми чёрными волосами. У него были такие толстые икры, что голенища сапог разрезались на одну треть, и, всё равно не налазили. Красная рожа, лошадиные зубы, лентяй и пиздобол. Словом, МАСТОДОНТ. И прозвище у него было соответствующее: ПУПСИК
Он вызвался продолжить моё дело. 3 стенда – хуйня. Он их мурыжил месяц, а потом решил выебнуться. Он заявил командиру роты, что лучше всего, для заголовков стендов подойдут гипсовые буковки. Рельефно и ни у кого такого нет. Тот аферист купился. Пупсик моментально взял быка за рога (ротного за яйца), и заявил, что если его отпустят в отпуск посреди учёбы (обнаглел охуярок), то его дядьки жены двоюродная сестра работает на гипсовой фабрике, и но через 10 дней привезет мешок гипсовых буковок и огромный гипсовый бюст В.И. Ленина в бронзовой краске. Не один я был лохом. Ротный был лох почище всех.
Пупсика оформили в санчасть и ротный выписал ему отпускной по семейным обстоятельствам.
Пока мы грызли гранит науки, это тело, в другой республике, гужеванило, лапало девок и бухало.
Через 10 дней оно появилось в расположении роты подшофе, и со словами: - Товарищ майор, как я заебался, швырнуло на стол ротного туго набитый рюкзак.
Недельский, пустив слезу и видя себя победителем конкурса, по - доброму его успокоил: _ Отдохнёшь, Пупсик, я обещаю. Показывай, говнюк, не томи!
Готовы? Читайте.
Освободив завязки туго набитого рюкзака, Пупсик вывалил на персональный рабочий стол командира роты огромную кучу гипсовых буковок, правда, только четырех видов: «Ю», «Мягкий знак», «Л» и «ТИРЕ».
Вместе сними пал на стол перед взором командира роты БЮСТ ВОЖДЯ (размером с пачку сигарет).
© Bessamemucho
