Назвать получение новой, более просторной квартиры рядовым событием в семейной жизни – значит, безжалостно умалить те чувства, которое испытывали мы с женой и двумя сыновьями. Двухкомнатная! С деревянными полами! С накатанными на стены золотыми финтифлюшками! А главное – новая, ещё муха по ней не пролетала и таракан не пробегал.
Правда, горячей воды не было, стены в ладонь толщиной, входные двери из ДВП в один слой и окна без подоконников – хрущёвка-крупнопанелька. Но в толщине ли дверей жизненное счастье?
Наивные люди, не обстрелянные звуками бытового артиллерийского огня крупнопанельных домов! Через день на лестничной площадке раздался такой грохот, что казалось, все этажи над нами и под нами рухнули под тяжестью счастья новосёлов. Мы с испугом выглянули за дверь и увидели очередного обладателя новейшей жилплощади, сияющего не то от положительных эмоций, не то от напряжения: на его горбу уютно устроился ножками вверх кухонный стол. Перед нашей дверью мебель описала дугу и исчезла в соседней квартире.
Пушечные выстрелы картонных дверей и лихорадочная трясучка стен продлились несколько дней: квартира у соседей была трёхкомнатная и требовала меблировки. Последним рейсом, сопя, кряхтя и поминутно чертыхаясь, несколько мужиков втащили пианино: дочь соседей музицировала.
Всё это время наши дети жили у бабушки. Под топот и гром соседей мы засыпали вместе с ними ещё несколько дней, как будто жили в одной квартире. По ночам было слышно их сонное бормотание, а значит, им – наше.
Недели через две суматоха переезда закончилась, наступила относительная тишина. Но в ближайшую субботу наша квартира внезапно вздрогнула от топота пляшущих ног соседских гостей, отмечающих новоселье.
Из-за стены хорошо слышались то бренчание пианино, то разухабистые переборы баяна.
– Чавела! – неслось сквозь стены цыганское междометие, и топот переходил в рассыпчатую дробь, сопровождаемую женским визгом и разбойничьим свистом мужчин.
Счастье новоселья до того было широко, что не поместилось в трёх комнатах и кухне и выплеснулось на лестничную клетку, а через несколько минут ворвалось и в нашу квартиру. Дверь вдруг распахнулась, и к нам бесцеремонно влетел в годах, но стройный, с фигурой кадрового офицера мужик, схватил нас за руки и поволок в кратер, клокочущий песнями и плясками.
– Шабра! – представил он нас гостям. – Соседи.
– Штрафную! – радостно заревела весёлая компания.
– В фужер им, в фужер! – поправил виночерпия стройный мужик, видя, как тот наполняет стопки. – Чавела!
И тут же пустился в пляс, ловко работая ногами. Ему вдогонку с ликующими переборами заговорил баян.
Так мы познакомились с соседями – Григорием Фокеичем и его женой Александрой Ивановной. В первые дни Фокеич не уставал удивлять нас своим жизнерадостным характером, всегда весёлой открытой улыбкой, раскатистым смехом и оптимизмом.
Под стать ему была и Александра Ивановна, постоянно улыбающаяся женщина, хотя трое их мальчишек-школьников нередко подкидывали им сюрпризы.
Вместе выйти на работу и встретиться с Фокеичем на лестничной клетке долгое время не получалось. Но однажды эта встреча всё-таки произошла и повергла меня в шок. На лестничной клетке стоял и запирал на ключ квартиру… подполковник милиции с богатым набором орденских планок.
«Чавела!» – чуть не брякнул я, оторопев от изумления.
– Под утро закончил дежурство. Проспал вот, – пояснил Фокеич с бодрой улыбкой, как будто и не было у него бессонной ночи.
Жили они с Александрой Ивановной легко и весело. Ни одного праздника не проходило без застолья и баяна, без дробной пляски подполковника и лихого возгласа: «Чавела!» Как правило, за столом собирались два его брата и сестра с семьями, и обязательно на самом почётном месте восседал отец – дедушка Фокий. Он спокойно взирал на поющее и пляшущее семейство, иногда снисходительно и добро улыбаясь. По всему было видно: доволен старик своими весёлыми, неунывающими детьми.
Нередко и мы принимали участие в праздничных застольях и семейных торжествах соседа. Глядя на дружную семью, мы всё крепче проникались к ней уважением и любовью. И чем дольше жили и общались с ними, тем больше и глубже понимали их образ жизни: ни в коем случае не унывать, радоваться всему, что радует, не обращать внимания на неприятные мелочи.
Не было выходного, чтобы наши хозяйки не обменялись своими кулинарными изделиями, не пригласили к столу на пирожки или блины. Однажды Григорий Фокеич зашёл с необычной просьбой:
– У тебя случайно трубного ключа не найдётся? В нашем туалете из бачка вода подтекает. Сгон подтянуть бы надо… Нет? Пойдём, поможешь как-нибудь замотать изолентой.
В квартире соседа, как всегда, вкусно пахло: Александра Ивановна пекла пирожки.
Мы зашли в туалет, но течи я нигде не обнаружил. Фокеич запустил руку в сливной бачок и извлёк из него мокрую бутылку водки. Беззвучно смеясь, он наполнил чуть ли не полный гранёный стакан и протянул его мне:
– Премию получил. Обмыть полагается.
– Эй, вы там, слесаря, – услышали мы через закрытую дверь туалета голос Александры Ивановны. – Мойте руки да идите есть пирожки.
В тесной кухне за столом уже сидела и моя хозяйка.
На голодный желудок выпитая водка стала делать своё коварное дело: нас изрядно повело. Жёны с изумлением наблюдали за нами.
– Никуда не выходили, а смотри – уже навеселе. Когда успели?
Появление Фокеича в полной форме милицейского подполковника иногда вызывало курьёзы. Возле нашего дома перестали парковаться автомобили, и двор как будто расширился на радость детворе. Исчезли куда-то бомжи и пьяницы, хотя рядом располагался продовольственный магазин с винно-водочным отделом. Ни громкого шума, ни тем более мата…
Однажды во временное отсутствие хозяйки у меня в квартире стихийно возник мальчишник. И, как водится в застолье, анекдоты, громкий говор и весёлый смех… В самый разгар мероприятия дверь в квартиру распахнулась и на пороге во всём блеске возник Фокеич.
– Это ещё что за шум? – командирским басом строго вопросил он. – Да ещё в будний день!
На мгновение повисла мёртвая тишина. И вдруг…
– Ребята, милиция! – завопил испуганным голосом один из гостей и с удивительной для своего тучного тела проворностью торпедой пролетел мимо подполковника и зашлёпал босыми ногами по ступенькам лестницы, оставив с испугу свою обувь в квартире.
Пришлось догонять «беженца» чуть ли не у автобусной остановки и объяснять, что милицию никто не вызывал и вытрезвитель никому не светит.
Дети росли, взрослели, стало тесно. Нам понадобилось поменять свою двушку на трёшку. Расставались мы с уже вышедшими на пенсию Фокеичем и Александрой Ивановной с большим сожалением. Не обошлось и без слёз с обеих сторон. Мы переехали в другой микрорайон, но долго ещё навещали друзей.
На новом месте, в доме с толстыми стенами, нам предстояло прожить многие годы. Хотелось завязать с новыми соседями такую же дружбу, чтобы чувствовать: рядом с тобой живут люди, которые в трудную минуту придут на помощь.
Вскоре состоялась свадьба нашего старшего сына. И я по примеру Фокеича пригласил соседскую пару, которая была как раз нашего возраста. Новые соседи не отказались от приглашения, но вели себя как-то скованно, жеманничали, едва прикасаясь к блюдам. После, во время разбора полётов, мы объяснили это повышенной стеснительностью.
Прошло много времени, но теплоты, доверительности с новыми соседями так и не возникало. И вот как-то зашла к нам соседка с горой румяных булочек на подносе. «Лёд тронулся», – подумали мы радостно.
– Возьмёте? – спросила вошедшая. – Совсем свежие, только что из духовки.
Мы взяли по одной, искренне поблагодарив кулинара за угощение.
– С вас… – и она назвала цену.
