— Дорогие друзья! В этот скорбный день мы собрались, чтобы почтить память безвременно покинувшей нас эрекции Юрия Михайловича. Слово предоставляется Юрию Михайловичу.
Перед собравшимися встал пожилой мужичок с покрасневшими от слез глазами.
— Дорогая моя… Единственная…
Голос Юрия Михайловича дрогнул и едва не сорвался в рыдания. В последний момент он сделал над собой усилие и взял себя в руки.
— Нет таких слов, которыми я бы мог выразить всю горечь своей утраты. Покойная была моим компасом и моим рулевым. Благодаря ей я шел по жизни, гордо подняв обе головы. Она была осью, на которой крутилась вся моя жизнь. И кстати говоря, некоторые из присутствующих.
Часть собравшихся скорбно покивала, некоторые не сдержались и заплакали.
— Она всегда была на полкорпуса впереди меня. Заставляла познавать мир, глубже проникать в людей, познавать их с самой необычной стороны. Она всегда была легка на подъем. Особенно если в результате ей светил гарантированный спуск. Она никогда не падала духом, даже когда её накрывало пиздой. Или жопой. Смотря по обстоятельствам. Теперь её не стало, и я как слепой щенок в этом бушующем океане жизни.
Юрий Михайлович достал носовой платок и обильно в него высморкался.
— Честно говоря, в начале нашего знакомства отношения у нас не заладились. Она была прирожденным лидером. Я сразу понял, что она пытается подчинить меня, взять надо мной верх, и стал бороться с ней изо всех сил. Каждый день я задавал ей хорошую трепку, стараясь вымотать её морально и физически. Она держалась очень стойко. Я душил её по нескольку раз на дню. В ответ она бодро отстреливалась, стараясь замочить меня. Или хотя бы забрызгать. Постепенно я начал уважать её за твердый, несгибаемый характер. И в конце концов мы подружились. С тех пор, куда бы я ни шел, где бы ни находился, она повсюду была со мной. Дома, на работе, в гостях. Мы были неразлучны. Бывало, стою в очереди за колбасой, и она со мной за компанию встанет. Стою, скучаю, а она начинает веселиться. То упрется хуем в спину впереди стоящей бабки, то продавщице из не застегнутой ширинки залупой подмигнет. Как-то раз мы вместе с ней и сженой на юг ездили. Море для неё было чем-то неописуемым. Она была готова стоять в нем безвылазно. Но я-то не ихтиандр. Наплаваюсь до икоты, и на берег. Лежу, на солнышке греюсь, на полуголых баб поглядываю, а она уже снова тут как тут. Пойдем, говорит, в море постоим. И за хуй прямо чуть ли ни силком тащит. Ну как ей откажешь. А какая заботливая была. Бывало, с утра подергает тихонечко за хуй. Мол, вставай, соня, вставай. А то обоссышься. Вообще, она постоянно присматривала за мной, не давала сидеть без дела, ведь вокруг было столько людей, которым была нужна наша помощь. Если кому-то надо было заткнуть пробоину в днище или распахать борозду, мы были тут как тут. Или, например взрыхлить чьи –нибудь заросли, покормить чью-нибудь киску колбаской, фаршировать какую-нибудь курицу перцем. Она говорила – надо! А я отвечал – надо, значит надо.
Кроме нашей дружбы в её жизни было две большие страсти. Шляпа и шерстяные пилотки. Шляпу она не снимала никогда и ни перед кем. Это роднило покойную с Михаилом Сергеевичем Боярским. Даже свои любимые пилотки она надевала поверх шляпы. Пилоток в её жизни было великое множество. Гладкошерстные, кучерявые, черные, рыжие, а под конец даже несколько седых. И теперь, когда её не стало, я считаю необходимым увековечить эту её страсть в траурной пилотке памяти. Я обращаюсь ко всем, кто знал покойную и любил её. Пожертвуйте, пожалуйста, на это благое дело клок своей шерсти. Кому сколько не жалко.
Юрий Михайлович достал из кармана полиэтиленовый пакет, ножницы и пошел бродить среди собравшихся, изредка залезая некоторым дамам под юбку и выстригая у них клочки шерсти с шахны. Наполнив пакет волосней, он ушел в дальний угол и потерял всякий интерес к происходящему.
— Слово предоставляется близкой подруге усопшей – Антонине Петровне.
Перед собравшимися вышла еще не до конца растерявшая свои прелести возростная дама.
— Юра… Такая трагедия. Покойная была цементом, скреплявшим нашу дружбу. Ничто не сможет заменить её. Без неё всё будет иначе. Она была такая общительная. Всегда радовалась при моем появлении. Встречала меня стоя. С ней всегда можно было найти общий язык. Она вообще очень любила язык. Она была отзывчивой, надежной и безотказной. Стоило только попросить её ртом, и она уже была тут как тут. И вот, теперь её нет с нами. Невосполнимая утрата… Покойся с миром, дорогая.
-Спасибо. Возможно, кто-то еще хочет высказаться? Может быть, жена Юрия Михайловича?
-Да, давайте я тоже скажу. Мы были не очень хорошо знакомы с покойной. Виделись редко и всё как-то урывками. Но я скорблю о потере вместе со своим мужем. Пусть земля ей будет пухом.
-Ну что ж, если больше никто не хочет высказаться, то предлагаю почтить память об усопшей минутой вставания. Она это так любила.
Все встали. В дальнем углу в беззвучных рыданиях трясся Юрий Михайлович.
