Пошли мы как-то на кладбище спиздить оградку. Пошли, конечно, под вечер, а то ведь среди бела дня не по-людски нихуя. Идём, кароче, приходим. А на душе чота бля всё равно не по себе. Хотя начало 90-х, надо быть наглее и циничнее. Ну и не подаём виду, нашли железку какая посолиднее, думали – чисто за уголок возьмёмся в две хари – она и вылезет… А – нихуя. Как репка, сцуко. Напряглись с Лысым до пердежа, да хуй там. Чо за йобаный насрать? Недоумеваем. Присели, закурили. Тут вдруг Гоха завис и начал дымом кашлять. Ну мы хуле не мешаем, может у него туберкулёз, зачем же другу про хуйню напоминать. А он сигарету прожевал и на памятник пальцем тычет. Зырим – йопте! На круглой эмальке – Лев Толстой! Ога, тот самый. Который разбудил декабристов. Бляааааа! Во пиздец, да? Хуясе встреча на закате. Мы ж его в школе проходили, помним знакомый на всю жизнь бородатый еблет. Гоха прокашлялся, чиркнул зажигой и прочитал:
- Семён… Спиридонович… Хуев.
Стало как-то неловко, хотя и так было не до праздника.
- Нннну? – гаварит Дрон. Это он мне, патамушто я в школе училса на тройки, когда все реальне пацаны – на твёрдые нули. – И кто же, бля, нопесал Войну и наказание, а?
- Типа… Толстой…
- Этот?
- Беспезды.
- Но этот же – Хуев!
- Выходит, однофамильцы наверно…
- Не, бля! – Дрон встал. – Как хотите, а я не стану пиздить ограду у пацана, которого и так ограбил какойто хуй Толстой. Спи спокойно, великий русский писатель Хуев. Пешы истчо по возможности, аминь.
И мы пошли искать дальше. Нашли быстро, начали выдёргивать, и тут Лысый, утирая пот, снова бросил работу и махнул рукой, типа – зырьте. Прочитали: Анна Ахматовна Цветаева.
Пиздец. Опять попадос, да што ж такое. Мы ж не варвары, хотя… ну… хотелось бы.
- Я помню, бля! – прохрипел Дрон. – Я спецом на географию нажимал, бля! Ну штоп потом в ходках ориентировацца, а не как баран. Я ж помню – Цветаева захоронена в Елабуге, это такой город в Африке, я ищо планировал в случее чево туда определицца, там же тепло. И чо бля?! Щас-то мы где?
Я не представляю, какая сила смогла бы выжать из нас ответ. С утра – в родном Бобруйске, а тут хуякс – уже в Африке. И ведь бабла не было нихуя даже на пиво, а не то што на трафку.
Сидим бля. Гоха начал сминать пачку в кулаке, я отобрал. Последняя, хуле делать. Хоть бы вылез штоле какой зомби из могилы, подсказал, где мы вапще.
Вместо зомби пришёл кладбищенский сторож. Я бы тоже не поверил – ну какой сторож на кладбище в 90-е? Тогда и банковские сторожа разбежались, попиздив всё что не сгорело. Однако сторож прикандыбал, из-за него и запомнилась вся эта история. Он пришёл не один, а вооружённый спицальным боевым свистком. Тока свисток не работал патамушто сломалса.
И вот он вышел из-за деревьев, тихонько шипя битым дивайсом. На вид ему было года 92 с половиной, а нам на четверых гораздо меньше. Так што кровавой бойни мы не боялись. Не боялся и он.
- Ну што, сынки? Оградки на металлолом пиздите? – честно спросил он. Риторически.
Мы могли бы сказать, что просто пришли поклониться памяти поэтессы Цветаевой. Наш удручонный вид безотказно выдавал подобное обстоятельство. И даже правда хотелось кому-нибудь поклониться, лишь бы на душе повеселело.
- Не старайтесь. Что можно было спиздить – давно спижжено. Остальное вкопано на крестовинах в цемент, без автогена не взять. Да и смотрящий не разрешит, он хоть азер, а хозяйство блюдёт исправно.
Вот ведь блядь. Есть же порядок в стране! Где не надо.
- Могу вам подсказать, сынки. Зря вы припёрлись в центр, проще с краю брать – там новодел, совсем другие условия. Пойдёмте, покажу.
Ахуеть сервис. А хуле делать, мы потащились за дедушкой.
Приходим на край – и верно, тут уже никаких аллеек, могилы сплошняком как попало, между оградок не пролезть. Да всё свежие, и на памятниках лица больше молодые и даже, кажется, знакомые.
- Вот эту не хотите? Большая, тяжёлая, в самый раз. Только – сможете ли допереть на горбу?
- Не сцы, дед, - отвечает Дрон. – Мы каждый день в качалке не зря потеем. Дотащим невапрос.
Но тут Лысый чота притормозил и кулаком по оградке стукнул.
- Что-то тут не то, - говорит. – Здесь же нет никого. Оградка есть, а могилы нету. Хотя места много огорожено. Давай, дед, не пизди. Подставу лепишь? Чья территория?
Дед хмыкнул, раскурил беломорину.
- Ну, по правде сказать – ваша. Ваше место. Разве ж я позволю чужие могилы курочить? Не для того тут приставлен. А свою – хоть щас разбирайте, имеете полное право. И по бумагам всё оформлено.
- Это как – наша? – ахуел Гоха. – Чо – могила наша?!
- Не егози, Игорёк, - дед пыхнул дымом Гохе прямо в еблет. – Ваша и есть. Вы же друзья, типа «бригада» - верно? Ну вот ваши родичи скинулись и приобрели земельку заранее. Штоп вам в случее чего значит рядышком лежать. Времена-то нынче сами знаете. Тревожные.
Йопт! Я всё понял. И почему последнее время жру дома макароны без котлет, и почему мать старается не смотреть в глаза, и отец не ругается вообще. Вон оно как… Позаботились. А кто ж позаботится, если не родители?
Гоха потряс башкой – тоже, видать, дошло. Спросил только:
- А меня откуда знаешь, пень ты долбанный?
- Да как же не знать. Просто по темноте вы меня не разглядели, а я же вас в школе на трудах табуретки делать учил. Трудовик, да. А потом вот повезло, пристроился удачно.
- Николай Иваныч… ых… то-то я чую – голос знакомый… Слы, а у тебя… у вас – выпить нету?
- Есть, а как же. Я ж понимаю, - бывший трудовик извлёк из-за пазухи зеленоватую чебурашку. – Без стаканов, конечно. Вам же щас сподручнее из горла, да без закуси, и то не проберёт. Курить-то осталось?
Лысый сорвал зубами пробку.
- Тока мы щас пустые, - намекнул я. – Завтра принесём эсличо. – и тоже выпил по кругу.
- Ничего вы не принесёте, пацаны, - сказал дед Николай Иванович. – Вы щас тут чутка погрустите, а потом подходите к сторожке, там для нервов ещё пару проставлю, вам оно нужно. А на днях заглядывайте - могилку-другую выкопать, тем и разочтёмся, - и он повернулся, удаляясь в темноту.
- А если наебём? – опытно спросил Дрон вслед.
- А если наебёте, тогда смотрящий в четыре секунды вас всех сюда в земельку и определит. Но сначала переломает ноги. Подходите как очухаетесь, буду ждать.
Кароче, не стали мы ломать свою оградку – авось пригодится. Зато по пути спиздили почти такую же у Пушкина (ну, там стоял какойто негр с ведром на башке). И ещё Гоха на ходу оторвал дверцу у Лермонтова. Оказалось – медная, на два портвейна хватило.
© зиндан
