Мы сидели на лавке и весеннее солнце фтыкало в наши спины свои лучики. Нам было тепло, потому что черный цвет аццке притягивает протуберанцы. А тёмно-синяя Саньковая куртка вбирала сдецл меньше температур. Да он и не мерз особо. Семки он ел. Горстями. И мы. Поодиночке. Кожурки падали в лужу. Где-то орал кот. Нам было незамысловато. Мы просто сидели на лавке и говорили всякую чушь.
- А прикинь, - сказал Толян, - если бы был чел такой, с фамилией Соколовский.
- Ну, - ответил Санёк.
- И вот ваще он знаменитый стал, и в честь его улицу назвали какбэ.
- Ну, - Санек зачастил со своими "ну".
- И прикинь, табличка такая, ул. им. Соколовского.
- Ну?
- Хуль ну? Посчитай буквы "о", блять.
- Пять, - сказал я.
- Ваще, как олимпийские кольца, - подытожил Толян,- символ олимпиады в городе Сочи.
- Да, - сказал я и загрыз семядолю.
Санёк вперил свои глазцы в весеннее небо и ничего, кроме уже заебавшего всех "ну" не мог произнести своим ртом. Может семки мешали, я хз, кароч.
- Ну?
- А вот если бы был чувак с фамилией Новосоколовогорский, - вдумчиво сказал я, - то если предположить тот факт, что он ваще знаменитей чем пятиошный, и в честь его ваще площадь назвали.
- Ну?
- На табличке бы заебались буквы "О" рисовать. Девять раз, ога. Прикинь, гласных однотипных как дохуя?
- Чо?
- Гласных.
- Да.
Дверь подъезда хлопнула и выдворила наружу женщину лет так сорок-пиццят. Чинно проследовав мимо нас она, еле заметным кивком поздоровалась со мной. Ну может и с Толяном, потому что он ей как то картофель помогал поднести. До лифта. Санек ваще взвился.
- Хуль эта старая писда нездороваецца со мной восвояси?
- Ты щас выдал ваще много текста, - сказал Толян,- там ваще букф насыпано мамаагонь! Болеешь, штоль?
- Зырь?
- Чо?
- А чо ее зовут невозмутимая?
- Слы? Эт мож ваще фамилия.
- Чот хуёвая.
- А у тя лучше?
- Да.
- Хе-хе.
- Чпаков, Анатолий.
- Ы-ы-ы. Мало букв "о". Ваще одна. Хотя, переулок имени Чпакого, эт ваще ОГО!!
Санек поёрзал на лавке и предположил.
- Я когда маленький был, меня маман частенько к тёть Фане спроваживала. Да. Прям так мне и говорила. Щас ты пойдешь к "Невозмутимой". А чо? Я шел.
- А с хера ли она "Невозмутимая"? - сказал Толян.
- Я чо, доктор? - выдал Санёк.
Семки были ваще "Гудок". И я просто сказал:
- Кароч, слуш сюда.
Толян и Санек повели смотрелками в мою сторону. Я, если чо, посередине сидел.
- Она вообще из Хабаровска.
- Кто? Тёть Фаня?
- Да, и кароч у ней муж был ваще китаец.
- Чик чонг? - спросил Санёк.
- Я в его паспорт не глядел, ни одного раза.
- Ну вот. Этот китаец ваще по-русски не трындел. Чота щебечет по своему. Ваще, не слова, а иероглифы. Выйдет бывало на кухню, слово "чай" так произнесет, как ваще нельзя говорить. Слогов очень много дохуя. Такую тираду выдаст, что некоторые люди забывали зачем на общепит вышли.
- А ты откуда это знаешь?
- Да у меня ж бабка жила там с ними по-соседству. На общей кухне. Пирожки там, хуёмаё.
- И кароч, этот китайчег знал только по-русски ваще мало слов. Он только знал их скромно два. "Ти моя". Ну эт если на русский перевести, то эт "Ты моя" получаецца. Тоись, он как теть Фаню повстречал на своём жизненном пути, у него сразу заклин произошел. "Ти моя" и ниибацца. Бывалоча выбежит в парадный, в одном кимано. Босыми пятками стучит по ступенькам. В грудь себя мавашигири пробивает, и арёт: "Ти мая-я-я". Проорёцца, успокоецца. К тёть Фане придет, в глаза ей посмотрит. Пальцами приоткроет свой глаз, для пущей убедительности. Хуль там, узкий и желтый вдобавок. "ти маю" проговорит и уснет. На циновке, иль там какой половик.
- Так этот китаец был вообще знаешь кто?
- Ну? - кто сказал эту фразу ненадо пояснять? Санёк её сказал, да.
- Он совсем был невозможный.
- (здесь нукнул даже Толян)
- Он работал каким-то охранщиком, для него слово "асаякоми" и "хикиваки" были близкими по духу. На русский он их мало переводил. Хотя, и слова-то если чо японские. Сыпались из его китайского рта они, как у тебя междометия.
- Ну?
- Вот видишь?
- Да.
- И он кароч смену отработает. Домой придет, ему тёть Фаня кнедликов, пельменцов нажарит. А он Жрет их и твердит. "Ти мая". А чьяж еще? Дядь Вова подкатывал к ней канеш, но был проткнут палкой, для поедания риса. Насмерть. Сказали, что несчастный случай. Не хер было падать возле китайских вилок и ложек.
- Но самое главное. Этот китаец придет домой, снимет свою камуфляж с надписью "охрана", наденет домашнее кимано, подтянецца черным поясом, лазает по антресолям с высунутым хуем поверх. И по-своему с сурдопереводом намекает на оральную близость с тёть Фаней. А она по-русски говорит ему:
- Не возьму!
А у него ж словарный запас ваще маловат:
- Ти мая! - орет, и перепрыгывает различные заграждения, которые в их 12-метровой комнатке попадались на пути.
- Ну? (надеюсь ненадо пояснять, кто щас это сказал)
- Хуль, ну? Вот так и слышицца, напостой. "Невозьму! Ти мая". До утра иногда.
- Хех.
- невозьму... тимая... - только и разносицца, да...
Санек резко поёрзал на лавке.
- А меня к ней, если чо. Маман чуть хоп, сразу. Идем к теть Фане.
- В садик лучше бы, - предположил Толян.
- Да ну, там ниачом.
- Да.
- И чо с китайцем-то? - спросил Толян.
- Да ничо. "Невозьму-тимая" канеш подзаебало соседей. Но только тёть Фаня внесла свою лепту. Когда китай-шанхай успокоился, резко попрыгав, она его прикрыла подушкой и на нейтральном, обоим им понятным языком сказала: " Вазари вазари вацето иппон, сорэ мадэ".
- Чо эт ты щас спизднул?
- Ну эт, типа полпобеды, и еще полпобеды, в целом это чистая победа. И конец поединка. Сорэ мадэ. Ну там еще кланяюцца, кто еще может...
- Херасе, я щас только понял почему тёть Фаня так многозначительно поглядывала на подушку, когда я баловство затевал, - сказал Санёк.
- Да ты везунчик, - подытожил Толян.
***
Весело цокая по лужам своими оранжевыми резиновыми сапогами прошла Светка. Она нам сказала "привет", а мы ей сказали тоже чота. Разные слова, ваще.
- А как думаешь, Светка тоже невозьмутимая?
- Не.
- Если в таком контексте, рассматривать, - выдал Санёк, - она знаете кто?
- Ну? (эт Толян сказал, не я, хотя я тож мог нукнуть)
- Давайлучшепососу...на...
- Дивное имя.
- Ога...
©MGmike эМГэМайк, 2012, висна
