Стук в дверь. Крайне настойчивый.
Арррргх... Ну кому что от меня нужно!? Восемь утра... Ну кто может прийти в воскресенье в восемь утра?
Я встал, быстро оделся, еще не осознавая происходящего, направился к двери. Выглянув в глазок, я с удивлением обнаружил двоих людей: крупного небритого мужика в легкой летней рубашке и парня лет двадцати пяти в форме сержанта полиции.
– Орлов Антон Валерьевич? – настойчивым голосом спросил небритый, отдойдя в сторону от открывающейся двери.
– Ну, да... Чем обязан столь необычному визиту?
– Капитан юстиции Сомов, следственный отдел прокуратуры. Позвольте? – Прокуратура. С армии ненавижу прокуроров, умеют они разговаривать так, что и жить после подобного разговора не захочешь.
– Да, конечно, проходите.
Я проводил их в комнату, сходил на кухню, поставил чайник. Когда я вернулся, следователь внимательно разглядывал мои гитары.
– Акустическая «Cremona», классика...
– Именно, товарищ капитан, мама покупала ее в Чехии еще до моего рождения, уже две реставрации пережила, а звук свой сохранила.
– Давно играешь? – создавалось впечатление, что его действительно это волнует.
– Лет шесть уже... Вон электруху летом 2008-го купил, больше как-то ей занимаюсь.
– А, хеви-метал всякий?
– Ну да, соло в-основном.
– Понятно... Я когда-то музыкалку заканчивал по классу гитары. – сказал он задумчивым голосом.
– Товарищ капитан, вы же наверняка пришли сюда утром в воскресенье не для того, чтобы рассказать мне о своих музыкальных пристрастиях. Может все-таки перейдем к сути?
Он сел за стол, напротив сержанта, пригласил присесть меня, что я и сделал.
– Вчера, 21 апреля, около десяти вечера за трамвайной остановкой «Центральный парк» были найдены зверски растерзанные тела четверых выходцев с Северного Кавказа. Их тела были покрыты фашистской символикой и надписями на немецком языке. – Он внимательно уставился прямо мне в глаза.
– Не хило так. А я при чем здесь?
– На месте престуления были найдены твои отпечатки пальцев. Перед армией ты проходил обязательную дактилоскопическую регистрацию, в военкомате также ты оставлял свои данные о том, что снимаешь эту квартиру. А теперь ты четко и ясно, максимально подробно расскажешь о том, как, где и с кем провел вчерашний вечер.
– Оперативно вы работаете, в воскресенье с утра из военкомата получить информацию... Ну что же, вчера я, после дежурства на вахте университета, поехал с девушкой к моей маме в больницу, в четверг у нее была операция, успешно вырезали раковую опухоль... После мы пешком прогулялись. Я проводил девушку до дома...
– А где девушка живет?
– На центральном парке.
– Значит, ты был там вчера?
– На остановке был, но с другой стороны, от того места, про которое вы говорите, я был достаточно далеко.
– Ну это мы выясним, насколько далеко ты оттуда был. Давай дальше, с того места, где ты с девушкой попрощался.
– Я направился к остановке, зашел в супермаркет, купил кое-каких продуктов и сигареты, вышел из магазина, перешел через дорогу и стал на остановке ждать трамвай. Пока трамвая не было, я закурил.
– Ты один был на остановке?
– С этой стороны – да. На другой стороне несколько человек ждали трамвай в сторону «Красного», на остановке сидели четыре кавказца, шумели, но к другим не приставали. Подъехал трамвай, но они в него не сели. Я дождался своего, сел и поехал домой. В девять вечера я уже общался с девушкой в интернете.
– Так, а во сколько ты видел этих кавказцев?
– Где-то без двадцати девять.
– Ты к ним не подходил, они к тебе тоже?
– Именно так, они меня особо не интересовали.
Внезапно его левая рука взметнулась, он схватил меня за затылок и наклонился почти вплотную к моему лицу.
– Так откуда там твои пальчики, если ты и близко, как ты утверждаешь, не стоял?!
– Не могу знать, товарищ капитан!
– Хорошо. – он убрал руку, отстранился, начал рыться в своей папке. – По нашим сведениям, в школе ты учил немецкий язык.
– Я много языков учил, достаточно сносно знаю только английский. По-немецки только читать могу, ну и дежурные фразы знаю, вроде «спасибо», «пожалуйста» и «меня зовут так-то».
– А вот эти фразы тебе ни о чем не говорят? – Он протянул мне лист А4, на котором было распечатано несколько абсолютно непонятных для меня фраз на немецком языке.
– Арбайтен... Работать вроде... Нихт капитулирен... Ну так, отдельные слова... Что-то фашистское?
– Эти фразы были вырезаны на спинах, животах, ногах и руках жертв. Предположительно ножом, но оружия на месте преступления не найдено.
– У кого-то нехилый пунктик на нацизме. Что-то мне подсказывает, что у вас есть информация и о том, что я никогда не имел дела со скинами и даже в армии относился к кавказцам не так плохо. Да, я их недолюбливаю, но лишь тех, кто ведет себя агрессивно и вызывающе, и тут дело не в национальном признаке, я так же негативно отношусь к различного вида гопникам и прочему быдлу, которое можно встретить на каждом шагу, и создается впечатление, что у них миссия изгадить другим жизнь. Нет бы чем полезным занялись.
– Ты лишь потому сейчас не в наручниках, что у тебя абсолютно чистое с точки зрения закона прошлое. Родился, вырос, отучился в школе, поступил в университет, решил, что этот факультет не для тебя, забрал документы, поработал в фирме аутсорсинга, с готовностью по повестке ушел в армию, отслужил, вернулся, поступил в университет уже на тот факультет, который хотел. С детства занимался спортом: единоборствами и пешеходным туризмом; со старших классов начал заниматься программированием, с каким-то проектом дошел до второго места на России. Ни одного привода в милицию, не говоря уже о судимости, и это при том, что вырос в одном из самых криминальных микрорайонов города. Ни в каких националистических организациях не состоял. С армии и школы положительные характеристики, в университете никаких претензий к тебе не имеется. Чист со всех сторон, не подкопаешься. Вопрос лишь в том, почему на месте преступления были найдены твои отпечатки пальцев, в-основном на одежде жертв?
– А может, это не мои пальчики?
– Так, ладно. Настоятельно рекомендую в ближайшее время никуда не выезжать, вот мой номер, если что-то узнаешь, будь добр, сообщи. Пока что на основании одних отпечатков я тебя арестовывать не могу, и, честно говоря, я крайне сомневаюсь, что ты мог это совершить, но помни, ты находишься под подозрением, один неверный шаг – и отношение мое к тебе решительно изменится.
Они с сержантом, все это время остававшимся безмолвным, встали и пошли к двери, я их проводил, попрощался, закрыл дверь.
Чайник на кухне еще не до конца остыл, я сделал себе чаю и сел в комнате за стол. Где я был вчера вечером?..
* * *
Я уже минут пятнадцать ношусь по магазину с хлебом и паштетом в руках и не могу взять на 50 рублей ничего, что могло бы быть лучше, чем эти чертовы бич-пакеты. У меня дома недавно отключили газ, и теперь приходится довольствоваться дарами чайника и микроволновки. Хоть вода и электричество есть, и то радует. Дорого... Дорого... Дорого... Не приготовишь в микроволновке... Овощи... Да какого черта, 120 рублей за полкило помидоров... Что ж, придется брать бич-пакеты... Касса... Пакет? Да, если можно. Еще «Muratti» легкий, пожалуйста. Нету? Давайте «Pall Mall» восьмерку. Это синий. Да, обычный. Нет, не тонкий, обычный человеческий. Они издеваются что ли? Да, вот вам 20 копеек. Спасибо, всего доброго. Блин, отличная погода для апреля... Светофор... Трамвая не видать... Матан чертов учить... 23 года, я на первом курсе, какого лешего... Зеленый... Пройду в конец остановки, мне лучше будет из задней двери выйти. Какие-то хачики на той стороне сидят, доколебутся еще, вечер испортят... Чего-то трамвая все нет, надо бы покурить... Давай, зажигайся, ну... Воот, отлично. Что за звук? О, это эти уроды настукивают лезгинку. Трамвай проехал, но они все сидят там и шумят, ржут, как кони... Как же я их нена... Что? Что у меня на проезд? Эм... Я в трамвае? Тоннель... Хм... Да, вот, проездной. Площадь Ленина, мне выходить на следующей! Что произошло? Как я оказался в трамвае? Блиииииин... Голова раскалывается...
* * *
И все же, что вчера произошло? Вот я стою на остановке, и вот я уже в трамвае. Ранее я бы не придал этому значения, у меня есть кое-какие проблемы с давлением, и кратковременная потеря сознания у меня была уже раза четыре за всю жизнь, так что это вполне нормально, но этот следователь... Мои отпечатки пальцев... Эти хачики... Что происходит? Надо с кем-то это обсудить, а то я сейчас начну делать и думать глупости.
Я набрал номер лучшего друга.
– Денис, привет. Не занят? Извини, что разбудил. Есть разговор серьезный, сможешь приехать? Нет, пить не будем, ко мне следователь приходил из прокуратуры. Давай, в 11 в баре.
У нас есть бар, в котором мы любили бывать еще когда работали вместе и, выходя от клиентов после десяти вечера, настроив какой-нибудь обмен в 1Ске или проложив очередную сетку, нам чисто физически нужно было пойти в бар, и этот часто оказывался рядом, со временем мы сдружились там с барменами и стали приходить туда не только ради бухла, но и просто посидеть поговорить. Вот и сейчас я зашел, поздоровался с барменом, охранником, попросил у официантки пиццу и чай и сел на свое привычное место. Бар очень старый, сделан в реставрированном довоенном здании, если верить истории, во время войны в нем базировался штаб какого-то нашего артиллерийского батальона и в том самом месте, где сейчас стоят столы и лавки, когда-то возвышалась огромная гаубица. Не успел я сделать первый глоток, зашел Денис, поздоровался со всеми, сел напротив меня.
– Здоров, что пьешь? – Он повернулся к официантке, – Надь, налей мне тоже чая пожалуйста. Ну давай, рассказывай.
– Я вчера, пока от Светки ехал, отключился ненадолго, а сегодня приходил следак и утверждал, что я зверски растерзал четверых хачей и покрыл их тела свастикой и нацистскими речевками.
– Чем покрыл?
– Ножом покрыл. Предположительно ножом. Вырезал на спинах, животах и конечностях.
– Нихрена себе так отключился!
– Вот и я про то же. И как это объяснить?
– К врачу не пробовал обратиться?
– Я пока еще ничего не пробовал, у меня в голове каша, и я понятия не имею, что происходит.
– А почему он думает, что это именно ты сделал?
– Там везде мои отпечатки и я был там рядом незадолго до обнаружения тел.
– А сам как думаешь?
– Да черт его знает, я уже не знаю, что думать.
– А отключился ты как?
– Кстати, да. Обычно я отключался и просто падал, а в этот раз все было по-другому. Собственно, в один момент я стою на остановке курю, в следующий — я уже в трамвае, за две остановки от той, где стоял, и у меня кондукторша визгливым голосом требует за проезд. Но более странно другое — как она на меня смотрела... Как будто очень сильно боялась.
– Может, у тебя раздвоение личности какое?
– Да откуда? И оно вроде иначе работает, во время сна или как там... Что-то типа лунатизма.
– Хм... То есть, ты все-таки думаешь, что это ты сделал?
– Даже если это сделал не я, то имею к этому отношение... Подожди, телефон звонит... Да. Да, товарищ капитан. Хорошо. Всего доброго. – Я положил трубку, посмотрел на Дениса. – Хм, следак звонил, говорит, мыло проверь.
Я зашел с телефона на гмейл, во входящих было письмо от Сомова с темой «Ознакомься». В аттаче 6 изображений, я открыл первое.
– ТВОЮ ЖЕ МАТЬ!!!
– Что там? – заинтересовался Денис.
Я бросил телефон на стол. Денис с ухмылкой взял его в руки, посмотрел, выронил и практически моментально исчез за дверью туалета. Я, тем временем придя в себя от увиденного, подошел к барной стойке, попросил у бармена два рома с колой и вернулся к столу; Надя принесла пиццу. Вернулся Денис, весь зеленый, опустошил залпом свой стакан, выдохнул, проговорил:
– И он думает, что это сделал ты?
– Вот и он не верит, что я мог это сделать, да я и сам как-то не думаю, что даже в неадекватном состоянии способен на такое.
– Хрень какая-то... Ну давай думать. Позавчера же вроде как день рождения Гитлера был, скины любят его отметить, но не так, это уж точно. Почему это произошло на день позже? И какое отношение это имеет к тебе?
– Понятия не имею.
– Ну давай, может позавчера с тобой что-то все-таки происходило?
– Да вроде ничего... Хотя... Была одна странность, но сомневаюсь, что подобное можно воспринимать в здравом уме, скорее, мне просто приглючилось.
– Блин, Антох, а вот эти фотографии тебе тоже приглючились? Давай, выкладывай, сейчас как раз все, что самое странное, больше всего нас и интересует.
– Ну ладно. В-общем, мы пили пиво с друзьями, гуляли по центру, что-то начали стебаться на тему дня Гитлера, решили зайти в ЦУМ, спустились в тот подвал, где Паулюса пленили. Ну я по приколу куплет из одного марша пропел (Дойчен зольдаттен унд офисирен...), стоя около какого-то стенда с какой-то фашистской хренью... Ребятки заржали, а мне что-то не по себе стало, похолодало вокруг... И это еще ладно бы, но несколько секунд в моих ушах стояли непонятные крики на немецком языке, а потом все стихло и все опять вернулось назад. Я решил, что мне все это приглючилось и вернулся к остальным.
– Ну ты и псих. Поройся на каких-нибудь оккультных сайтах, может в тебя какой дух вселился, или еще какая дрянь.
– Денис, ты серьезно?
– Да хрен его знает, но мне чет очково...
* * *
Я вернулся домой, зашел в ванную, умылся. Мельком глянул в зеркало.
СТОП!
Вернулся к зеркалу, но там уже все было нормально, как обычно.
Но я только что видел! Эти гитлеровские усики и прическа! Они были на мне, но сейчас их нет! Снова глючит?
Я вернулся в комнату, позвонил девушке, договорился, что через полчаса зайду за ней. Положил трубку, осознал, что мне сейчас придется ехать туда. Но, делать нечего, не бояться же теперь каждого шороха.
Спустился в подземку, зашел в трамвай, доехал до центрального парка. За остановкой стояло несколько полицейских машин, сновали люди в форме. Я прошел мимо, стараясь не смотреть в ту сторону, и, уже подходя к светофору, услышал уже знакомый голос Сомова.
– Антон, постой.
Я обернулся.
– Снова здравствуйте, товарищ капитан.
– Прогуливаешься?
– Вот с девушкой встретиться договорился.
– Понятненько... Материалы посмотрел?
– Посмотрел.
– Что думаешь?
– Что это отвратительно.
– Ничего знакомого не увидел?
– Я особо не разглядывал.
– Не хочешь в живую поглядеть? Их сейчас медэкспертиза будет забирать, но ты можешь еще полюбоваться.
– Не, спасибо, как-нибудь переживу такую потерю.
– Ну как хочешь. Кстати, кроссовки у тебя твои?
– Ну да, фирменные найковские, беговые, 2,5 года назад покупал.
– Интересно, интересно... Ну ладно, иди, ждет небось девушка. Я с тобой свяжусь.
Я поспешил прочь через дорогу в сторону дворов, дошел до подъезда, сел на лавочку. Вышла Света, улыбнулась, я обнял ее.
– Привет.
– Привет. Куда пойдем?
– Давай на набережную спустимся.
– Давай.
Мы прошли через дворы, я специально повел подальше от той остановки, вышли со стороны моста через Волгу, спустились к смотровой площадке.
– Слушай, Свет...
– Ая?
– Скажи, вот если бы ты внезапно стала Гитлером, чтобы ты сделала?
– Странный вопрос. Ты чего это?
– Да так...
Прогулявшись вдоль Волги, мы поднялись в небольшой скверик, зашли в магазин, взяли пива. Вышли, сели на скамейку.
– Я иногда люблю поразмышлять, что бы было, если бы не было Сталинградской битвы...
– Если бы не было Сталинградской битвы, мы бы сравняли Кавказ с землей! Если бы я только не отдал приказ вводить войска в Сталинград! Эти черти ничем не лучше евреев!
– Эй, эй, ты чего?!
– Эм... Не знаю... Вырвалось... Извини.
Да твою ж налево, что со мной происходит!?
– Ты отдал приказ?
– Не слушай меня, я чего-то не выспался.
– Ну-ну.
– Я сейчас вернусь, надо отлить сходить.
– Окай, удачи тебе там.
Юмористка, блин. Я отошел подальше в кусты. Да что ж это такое? Почему я порю всю эту чушь? Вопросов море, ответов нет.
Уже подходя к нашей скамейке, я заметил, что Света там не одна. Три человека, один сидел рядом с ней, двое других стояли напротив. У меня застучала кровь в висках, я пошел быстрее, внимательно следя за их действиями. Вот уже слышны голоса.
- Эй, такая харошэнкая, щто один сидищь здэс, скучаещь? Пойдем с нами, мы тэбэ развэсэлим!
Хачи! Какого черта! Ну сейчас я им...
* * *
Все как в тумане. Я наблюдаю за всем со стороны. Я бегу. Что-то кричу. Они оборачиваются, в руке у одного нож, другой тоже куда-то потянулся, на лицах ухмылки. Света вскочила, начала что-то кричать, на лице ужас. Тот, который сидел рядом с ней, пытается ее схватить, она заламывает ему руку, он падает лицом в землю. Ну вот, не зря учил. Моя нога выбивает нож из руки переднего, я проворачиваюсь, другой ногой быстро бью в лицо и в живот, он отлетает, тут же подбегает второй, бьет ножом мне в живот, я уворачиваюсь, ломаю его руку об колено, отталкиваю, третий уже вывернулся от Светы, снова пытается что-то ей сделать, моя нога влетает ему в бок, он падает на газон, я сажусь на него сверху, бью, бью, бью, АНТОН, бью, бью, бью, АНТОН, УБЬЕШЬ ЖЕ, бью, бью, стоп...
* * *
– Что происходит?
– Антон, перестань!
– А что я? Это... Это я?
– Да, отпусти его!
Я посмотрел на изуродованного хача, прижатого к земле моим телом.
– Убирайтесь отсюда, ублюдки.
– Мы найдем тебя, урод.
– Убирайтесь, я сказал.
Они, ковыляя, но достаточно быстро скрылись.
– Так, Свет, надо отсюда сваливать.
– Это да.
Когда мы немного отошли от того места, я поинтересовался:
– Ты как, все хорошо? Ничего не сделали?
– Не, со мной все в порядке. Что с тобой было?
– Не знаю. Я ничего этого не делал. Я все видел, но как бы отдаленно, как телевизор смотрел, мне казалось, что все это нереально.
– Ну... Ты меня спас. Это так приятно. Я люблю тебя.
– И я тебя, но легче от этого не становится. Давай-ка я тебя домой провожу.
– Хорошо.
Мы дошли до ее подъезда, я поцеловал ее.
– Завтра придешь в политех?
– Не знаю, Свет, надо разобраться во всем.
* * *
Я дошел до остановки, все выглядело уже как обычно, никаких полицейких, тихо, спокойно. Доехал на трамвае до своей остановки, вышел, купил в киоске фастфуда, зашел домой, запихнул это дело в микроволновку, поставил чайник. Зашел в комнату разулся, сел, закурил.
Я ей так ничего не рассказал... Почему? Я ей рассказываю все, а сейчас побоялся... Побоялся за нее, наверное. Нет, она не перестанет меня любить, если узнает, что со мной происходит, даже попытается помочь как-то, но я просто не хочу ее в это втягивать.
Телефон. Сомов.
– Да.
– Антон, тут кое-что произошло.
– Я вас внимательно слушаю.
– Три часа назад в центральный травмпункт обратились три человека кавказской национальности, с переломами и ушибами, в общем, следы множественных побоев. Один сейчас в реанимации, еле дотянул до осмотра, врачи предполагают, что он может впасть в кому. Двое других описали нападавшего. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
© beholder
