Ну уж коли пошли истории из жизни, расскажу и я свою, так сказать внесу свои 5 копеек...
Дело было в Вырице, где мы снимали дачу, был я тогда еще засранцем лет шести от роду, отец тогда еще жил с нами и звали его Артур Александрович. Но толи местная братия считала это имя не русским, толи по какой другой причине, все звали его Сан Саныч и только некоторые Фортурыч.
Меня тогда звали по разному, бабушка говорила "андюлмой". Я тогда еще не понимал, ни этого слова, ни что оно означает. Только гораздо позже повзрослев я понял, что она сильно меня любила и звала - ангел мой, но вставные советские челюсти уравнивали всех ,и мою бабушку и Леонида Ильича Брежнева, речи которого на съездах партии можно было понять только после литра. Еще одним персонажем этой истории был хозяин дома Андрей Филлипыч, бывалый сиделец с одним стеклянным глазом и постоянным бычком папиросы «Звезда» во рту. Ну вроде со вступлением закончил. А теперь сама история.....
Как то раз, Филлипыч привел откуда-то к себе на двор бездомного кобеля, чем-то смахивающего по породе на русскую легавую. Жена Филлипыча, тетка Катя, поначалу, ни в какую не хотела приютить дворнягу, но после того как Филлипыч пообещал сотворить ему будку, а кобель будет исправно нести службу по охране яблок и ягодных кустов от цыганских ребятишек, постоянно совершающих набеги на соседские сады, сдалась. Будку сделали из старого горбыля, старый черезседельник пошел на поводок, а кусок старой колодезной цепи скрепил собаку с её новым местожительством.
И только новое гордое имя КАЗБЕК, как-то возвышало собаку в своих же собственных старых усталых глазах.
Службу Казбек нес не шатко - не валко. Лаял, только когда долго не давали жрать, или когда цыганята специально дразнили его с полными пазухами сворованных яблок. Все остальное время он мирно спал в своей будке или около неё, и клал на всё свой собачий хуй. Как то в субботу, мы с моими приехавшими родителями сходили с утра на Оредеж и искупались. Батя там у квасной бочки, торговавшей яблочным вином в розлив, всосал пару поллитровых пивных кружек этого напитка, и от этого находился в приподнятом настроении. Сидя на скамеечке возле дома и покуривая свой «Север», мечтал о том, как бы еще чего залудить пока его жена и по совместительству моя мамка, готовила картофан с грибочками, набранными мной накануне. Из-за угла выглянул Филлипыч:
- Здарова Фортурыч!
- Здаров!
- Как дела?
- Да как обычно!
- У тебя рупь есть? Давай я сбегаю к соседке, возьму первачка.
Ну на такое дело рупь, пусть и даже мелочью всегда найдется. Филлипыч обернулся мигом, и они усевшись за домом начали под огурчик с грядки поглощать горючее.
Как обычно, после третьей рюмки захотелось поговорить, и Филлипыч повел тему. Я валялся рядом в гамаке и все это слышал от начала и до конца:
- Фортурыч, помоги! Катька сука, ругается, говорит, выгоню вас мудаков обоих из дому, один все пропивает, другой все просыпает и тока жрут оба как оголтелые!
- Так чего надо то?
- Ты мужик городской, вумный, сделай так, чтоб собака злая стала, а то совсем спасу от Катьки нет.
- Ладно (говорит), тока с тебя ещё паллитра!
- Я щас быстро метнусь, под такое дело в долг возьму, потом дровами отдам.
Филлипыч опять метнулся, и вот уже со второй бутылки слетела пробка. Отхлебнув по паре рюмок, три дрессировщика принялись за дело:
- Филлипыч, у тебя есть старое железное корыто?
- Да вон у бани штук пять валяется…
- Сынок , сбегай до бани принеси самое большое
Я быстро метнулся и приволок корыто.
- Теперь сынок сходи к угольнику и возьми лопату.
Через секунду я стоял уже с лопатой, еще совсем не понимая, зачем все это.
- Пошли ...сказал батя, и процессия двинулась к спящему около будки Казбеку. Подойдя, батя тихонько накрыл собаку корытом, встал ногой на одну ручку а Филлипыча заставил встать на вторую.
- Ну а теперь сынок бей лопатой плашмя по корыту, что есть дури.
Я по своему детскому скудоумию начал с гиканьем и подпрыгиванием лупасить по корыту. После первого удара из-под корыта послышался ответный удар головой об дно. После последующих пяти-шести ударов слышался вой и метания, дальше уже в голосе собаки начали проскакивать нотки волчьего рыка, к концу минуты я был точно уверен, что под корытом был уже не наш мирный Казбек, а по меньшей мере Михайло Потапыч...
- Всё, пиздец ...сказал батя,... теперь сынок отойди подальше.
Я, бросив лопату свалил за забор палисадника.
- Филлипыч, если хочешь остаться с целой жопой, соскакиваем с корыта и бежим в разные стороны, понял?!
- Угу
- Давай!
И они отскочили....Корыто взлетело в воздух, из-под него вылетело что-то звероподобное, всё в говне и с пеной у рта. Если б ему на пути в тот момент попался слон, он порвал бы его как кошака. Зубы лязгали так, что у тетки Кати сразу случился приступ, поскольку она живо представила, что всем её курам, любившим поклевать из собачей миски объедки, пришел полный пиздох. Кот Барсик, прищуря левый глаз тоже осознал, что одним другом на этой маленькой планете у него стало меньше.
Пес рвался на цепи, лаял так, будто его лишали мужского достоинства без наркоза на виду у всех деревенских сук. Цыганята, прибежавшие на истошный вой и лай, заметив пену на собачьей пасти, навсегда вычеркнули сад по улице Советской дом 48 из списков, как принадлежащий им. С этого дня и по самую свою кончину, жрать Казбеку давали как льву! Нет, вы не так поняли! Ему давали не мясо, а кашу,… но сука на лопате, поскольку никому не хотелось, чтоб его рука пришлась по вкусу этой, в общем то, в глубине души, доброй собаке....
— Рыбий хуй
