Чайник, стоящий на плите, пронзительно засвистел и тут же затих, снятый с огня уверенной рукой.
- Значит внук, говоришь, приехал? – Спросила, наливая кипяток в чашку, пожилая женщина у старушки, которая выглядела лет на восемьдесят, хотя на самом деле была ещё старше. – Машину я у них видела. Большая. Солидная. Мне сын даже говорил, как называется. Нерусское название какое-то, «Лехус» чтоли…
- Ну так, деньги есть, что ж на хорошей машине не ездить. – Рассудительно проговорила бабушка, сидящая за столом, осторожно беря в руки чашку. – Толя-то не мальчик ведь уже, главным инженером у себя в Екатеринбурге работает. Его и в отпуск-то с большим трудом отпустили. Давно мы не виделись. Лет десять точно. Да и то, если подумать, не удивительно совсем, у них там жизнь своя, дети подросли, не до бабушки уж. Позвонят иногда, а я и рада. Ой, Маш, я ж вафель тебе принесла.
Крупная женщина с круглым добрым лицом, протестующе замахала руками, но её собеседница, не слушая возражений, посеменила в прихожую. Клавдия Николаевна, несмотря на прожитые годы, была ещё вполне крепкой бабушкой, двигалась самостоятельно, не помогая себе палкой, и даже всю работу по дому выполняла сама. Невысокого роста, сухонькая, с заострившимися от возраста чертами лица и глазами под очками с тонкими дужками, в которых, несмотря на прожитые годы, отражались ум и понимание.
Жизнь Клавдия Николаевна прожила долгую и нелёгкую. Родилась и росла в Ленинграде, там же поступила в институт, и там же встретила войну. Из родного города её, беременную вывезли зимой по «дороге жизни» и отправили в Поволжье, оставив в блокадном городе супруга и налаженный быт. Потом была долгая и совсем нелёгкая жизнь на новом месте. Похоронка на мужа, почти совпала по времени с днём, когда у него родился сын. В родной Лениград молоденькая Клава решила не возвращаться, осев в маленьком городе, приютившим её во время войны, где и дожила до старости. Но детство и юность, проведённые в северной столице, давали о себе знать. Клавдия Николаевна обладала нетипичной для местных пенсионерок породой, которая всё сильнее проступали с каждым прожитым годом - врождённой интеллигентностью, чувством юмора и обезоруживающей самоиронией.Недаром, даже суровые мужчины, находившиеся в её подчинении, в целлюлозном цеху, где она проработала всю жизнь мастером, в её присутствии преображались - искренне улыбались, а количество матерных слов их речи сильно уменьшалось.
Женщина, у которой сейчас гостила старушка, была её соседкой по лестничной площадке. Она тоже недавно вышла на пенсию и частенько помогала по хозяйству Клавдии Николаевне. Все знакомые уже давно добавляли отчество к её имени, но бабушка, помнящая Марию ещё маленькой девчонкой, так и продолжала называть Машей.
- Ой, а энергичный-то какой Толя стал. Представляешь, приехать не успели, а он уже ремонт на кухне затеял. – Продолжила начатый рассказ, вернувшаяся с пакетом вафель, старушка. – Ну, по правде говоря, страшная у меня кухня, чего уж тут скрывать. Особенно после того, как Аркашка сверху меня залил два года назад. Но так и мне ведь недолго уже жить-то осталось, на мой бы век хватило. А Толя, как зашёл, осмотрелся и говорит: «Бабуль, да как ты тут живёшь? Ремонтировать будем твою кухню!» Я уж отнекивалась, говорила, что мне и так сойдёт, а он ни в какую. Сходил, газету купил и сидел весь вечер звонил кому-то, договаривался! Так ладно бы только ремонт, он уже и мебель новую заказать успел!
Соседка, внимательно слушая, одобрительно кивала, вспоминая, в каком ужасном состоянии была кухня у бабушки Клавы, и искренне радовалась такой инициативе внука.
- А сегодня проснулись, ни свет, ни заря, и давай готовиться. А меня, значит, чтобы под ногами не путалась, к тебе отправили, а вечером в санаторий поедем, и там жить будем, пока ремонт не закончится. Ты уж извини, что стесняю…
- Ой, Клавдия Николаевна, да какой тут стесняете. – Улыбаясь, махнула рукой женщина, облокотившись на подоконник и удовлетворённо наблюдая в окно, как одетые в синие спецовки парни, сноровисто таскают к мусорке старую мебель с кухни соседки. – Я ж всегда Вам рада! А в квартире сейчас, и правда, делать Вам нечего, там сейчас народу – сущий муравейник. Вон, кстати, уже плиту газовую вынесли.
Клавдия Николаевна подошла к окну и, подслеповато щурясь за линзами очков, оглядела предметы, ещё с утра стоявшие на её кухне, а сейчас лежащие чуть около помойки, беспорядочно сваленной кучкой мусора. Внезапно её лицо приняло тревожное выражение.
- Ох, голова моя дырявая! – Воскликнула старушка и, под удивлённым взглядом соседки, засеменила к входной двери.
А незадолго до этого, Анатолий Владимирович, высокий широкоплечий мужчина, с чёрными, аккуратно подстриженными волосами и породистым лицом, инструктировал грузчиков, которые с утра прибыли в бабушкину квартиру.
- Всю мебель с кухни отнесёте на помойку. Холодильник с газовой плитой тоже. И давайте побыстрее, через двадцать минут уже приедут люди окно вставлять!
В это время на кухню заглянула его жена, красивая светловолосая женщина, которая с самого утра была занята тем, что раскладывала посуду из кухонных шкафов в картонные коробки.
- Толь, всё, что внутри осталось, тоже можно на помойку, - обратилась она к мужу, - там мусор один. Банки какие-то, пакеты… Всё, что стоит оставить, я убрала, а остальное лучше потом новое купим!
Тот согласно кивнул и посторонился, пропуская парня, который потащил на лестницу первый из кухонных шкафов.
Когда бабушка зашла в квартиру, грузчики уже ушли, а кухня сияла голыми стенами, а на обоях выделялись тёмные пятна в тех местах, где висели шкафчики. Аня как раз сметала в совок мусор, оставшийся на полу, а Толя деловым тоном разговаривал по телефону. Клавдия Николаевна встала посреди пустой комнаты и растеряно заозиралась.
- Бабуль, что случилось? – Встревоженно спросил Анатолий.
- Ой, внучок, я ж за этой суетой самое главное забыла! Там в столе, в пакете из-под молока, фотография лежала Володина, деда твоего. А ещё сберкнижка, куда пенсия приходит и деньги.
- Ань, ты убирала? – Спросил мужчина, посмотрев на жену.
- Нет. – Озадаченно произнесла женщина. – Там полно этих пакетов было, с ними и выкинули!
- Это я так спрятать пыталась, чтобы воры не нашли… - Виновато произнесла старушка, но внук, не слушая, уже выбежал из квартиры.
Во дворе было безлюдно, лишь около холодильника, недавно вынесенного к мусорке, сидел щуплый мужичок похмельного вида и старательно откручивал компрессор. Не обращая на него внимания, Анатолий подбежал к сваленной мебели и досадливо замер. Вся мебель лежала на месте, кроме нужного столика. Мужчина поворошил кучу хлама, надеясь, что отсутствующий предмет каким-то чудесным образом появится, но в окружающей обстановке ничего от этого не изменилось.
- Слушай, а ты не видел куда столик делся? – Спросил он у самозваного слесаря, разбирающего холодильник и периодически бросающего на Анатолия угрюмые недружелюбные взгляды.
- Видел, - с вызовом ответил тот, - его два каких-то мужика схватили, прямо у тех, что таскали. Они ещё и поставить не успели, а эти уже подошли и спросили, мусор, мол? Можно? А потом хвать, и понесли.
- А куда? – Нетерпеливо спросил Анатолий.
- Так вон, за тот дом. – И указал рукой, густо измазанной чёрным, направление. – А дальше не знаю. Я ж их не знаю, раньше не видел.
Анатолий забежал за дом и упёрся в железнодорожную насыпь. Утоптанная дорожка уверенно пересекала её и разбегалась лабиринтом тропинок по лежащему за железной дорогой частному сектору. Неизвестных, несущих стол с «сюрпризом», видно нигде не было.
Мужчина нащупал в кармане пачку сигарет, закурил и погрузился в раздумья, как поступить дальше. По всему выходило, что сейчас надо быстрей бежать в банк и блокировать сберкнижку, а вот с остальным содержимым бабушкиного тайника можно было попрощаться. Огонёк уже начал подбираться к фильтру, когда Анатолий с досадой швырнул то, что осталось от сигареты, подальше в кусты, росшие под насыпью. Непроизвольно проводив полёт окурка, взгляд замер, наткнувшись на белое трепыхающееся пятно. Пустой пакет из-под молока зацепился за сухую ветку, и им лениво играл ветер. Движимый неясный надеждой, мужчина пристально осмотрел кусты и радостно увидел небрежно сваленную чуть в стороне от тропинки кучу мусора, которая белела такими же пакетами, как и тот, что болтался сейчас на ветке. Подскочив к ней и, марая брюки, опустившись на землю, мужчина начал судорожно ощупывать пакеты руками.
Пусто… Пусто… Пусто… Есть! Один из пакетов был наполовину заполнен, чем-то шуршащим. Заглянув в него, Анатолий радостно увидел синеющую обложку банковской книжки и что-то ещё завёрнутое в белую бумагу. Схватив находку, он побежал обратно в бабушкину квартиру.
Клавдия Николаевна подхватила пакет трясущимися от волнения руками. На подоконник полетели небрежно брошенная сберкнижка. Следом за ней последовал и завёрнутый в бумагу свёрток. От удара обёртка развернулась, явив на свет достаточно толстую пачку тысячных купюр. А старушка аккуратно достала, обёрнутую калькой пожелтевшую старую фотографию и с нежностью прижала её к груди. Глаза блеснули счастливыми слезинками.
- Это Володеньки фото. Единственная память, что от него осталась. – Тихо произнесла бабушка.
Через неделю, попав на кухню Клавдии Николаевны, её соседка Маша восторженно оглядывала преобразившуюся комнату. Что-то подобное она видела только в передачах про ремонт по телевизору, да в «Икеевских» каталогах, которые иногда привозили из Казани дети.
- Хорошо стало, светло! – Согласно кивала бабушка. – Непривычно, правда, но это ничего. А вообще-то, кухня это ещё не всё. Пойдём, покажу самое главное. Внучок-то, ведь, что сделал - взял фотографию, свозил её куда-то и на следующий день привёз мне несколько таких же, даже лучше! Вот же техника до чего дошла. И ещё одну, побольше!
На самом видном месте в зале, висела под стеклом большая чёрно-белая фотография, обрамлённая простой рамкой. Запечатлённый на ней совсем молодой мужчина в старомодном костюме, сильно похожий на Анатолия, смотрел прямо перед собой и счастливо улыбался.
© витян
