В середине девяностых я снимал двухкомнатную квартиру напополам с маленькой абхазской семьей, вернее с тем, что от нее осталось после войны: седая тетя Нина (как звали ее на русский манер), ее сын Рустам и маленький Давид – внук Нины, он же племянник Рустама. Вот и вся семья.
Рустам каждый день до поздней ночи пропадал на стройке, а тетя Нина с раннего утра в огромных количествах жарила на кухне пирожки с мясом и с повидлом и торговала ими на местном рынке.
Весь наш дом от этих пирожков насквозь пропах сизым дымом и дрожжевым тестом, даже на работе замечали, что от меня пахнет кострами белорусских партизан.
И с этим невыводимым запахом приходилось мириться, но были и огромные плюсы – вкуснейшие горячие пирожки…
По утрам, появляясь на кухне, я всегда очень смешил тетю Нину одной и той же незамысловатой шуткой:
- Доброе утро, а что Вы такое вкусное тут печете, уж не пирожки ли?
Тетя Нина весело смеялась, отрывалась от неподъемной кадушки с тестом и отвечала:
- Доброе утро, тебе какие, с мясом, с творогом или повидлом?
Однажды вечером мы с Ниной и маленьким Давидом как всегда сидели на кухне, пили чай, разговаривали и я зачем-то спросил:
- Тетя Нина, а что у вашего Рустама с рукой?
- Ему на войне осколком сухожилие перебило и палец оторвало.
Слово за слово и она рассказала мне их личную историю войны, со своей железной нечеловеческой логикой, хотя на войне все нечеловеческое, даже логика…
- Из нашей семьи на войну ушли оба сына: старший Заур и младший Рустам.
Через неделю деревню захватили грузины.
Весь дом растащили, а невестку – жену Заура…
Тетя Нина глянула на внука, который пил чай и абсолютно не интересовался нашим разговором, сделала паузу и продолжила:
- Невестку… увели… А моего мужа так сильно избили, что он только неделю и прожил.
Я его вместе с невесткой похоронила и осталась совсем одна с маленьким Давидиком.
Еще через месяц сообщили, что мой старший, Заурчик, тоже погиб…
А однажды ночью ко мне пришли наши, абхазы, восемь человек. Они принесли письмо от Рустама и попросились переночевать.
Какая я была счастливая, всю ночь не спала, все читала и плакала, читала и плакала…
…В это время с работы вернулся Рустам, зашел к нам на кухню, поздоровался, перекинулся с мамой парой слов, налил себе чаю и тоже стал слушать историю о себе:
- Утром я собрала побольше продуктов, и они…
Рустам перебил маму:
- Продуктов – это ладно, кучу одежды дала отцовской, моей и Заура. Мы же все раздетые тогда были, замерзали совсем…
- Да, много одежды дала. А через два месяца Всевышний услышал мои молитвы и однажды вечером с войны вернулся Рустамчик с перебинтованной рукой…
Рустам поставил на стол недопитый чай, пожелал нам спокойной ночи и вышел из кухни.
Тетя Нина дождалась, когда за сыном закроется дверь, и, слегка понизив голос, продолжила:
- Он не может слушать эту историю, плачет…
Ну вот, пришел он весь грязный, худой, бородатый, я даже не сразу его узнала. Кинулась к нему, стала плакать, кричать, говорила, что когда получила то письмо, мое материнское сердце сразу почувствовало, что все будет хорошо, живого дождусь.
А Рустам мне ответил: - «Эх, мама, где же было твое материнское сердце? Ведь тогда, когда тебе принесли письмо, я ведь и сам с ними был, только за спины прятался, чтобы ты меня не узнала…
…В моей голове все перевернулось, и я задал простой и логичный вопрос с точки зрения любого невоевавшего человека:
- Тетя Нина, как это был с ними!? Что за ерунда!? Почему он не открылся и прятался от Вас?
И железная леди - тетя Нина продолжила:
- Я тоже спросила: - «Как? Почему? Ты был дома и даже не показался мне?
А Рустам ответил: - «Мама, ты сама подумай, если бы я тебе тогда открылся, как бы ты меня утром отпустила обратно на войну? И как бы я смог от тебя уйти…?
