Димедрол - это был главный дембель в роте разведки. Огроменных размеров амбал с совершенно заклинившей после войны башней. О нем всегда говорили с придыханием. То, что называется "Человек-война". Так, как избивал духов Димедрол, в Первую чеченскую, насколько я могу судить, духов в армии не избивал никто.
Димедрола я не видел ни разу в жизни. И считаю это главным везением в своей судьбе.
Тимоха, с которым я прослужил бок о бок несколько месяцев, сломал мне зуб. Просто так. Ни за что. Я на тумбочке стоял, он, обдолбанный героином, который они выменяли в Моздоке на два гранатомета и кучу патронов, проходил мимо, ударил с локтя - и сломал зуб.
Боксер валдохал нас, пятерых свежепризванных духов, как только мог с первого же дня. Это он научил меня приседать триста шестьдесят раз. Когда тебя, московского интеллигентного мальчика, только-только из-под маминой юбки, пиздит подкованным берцем в грудину раскачанный кандидат в мастера спорта по боксу - это удивительным образом влияет на твои физические способности.
Я вот совсем не думал, что на протяжении четырех часов подряд могу без остановки приседать и отжиматься. Оказалось - могу. Триста шестьдесят восемь раз. До сих пор помню.
Потом я устраивался охранником в "Ментатеп" - да, к Платону Лебедеву - и это преподанное Боксером знание мне очень пригодилось на экзамене по спорту.
Потом Боксер стрелял в Чака - нашего начальника штаба, конченного ублюдка, подполковника, который пиздил солдат направо и налево - и не попал. Они оба были совершенно пьяные - а Боксер еще и обдолбанный - и один не попал, а второй просто не заметил, как пуля чиркнула у него между ног по асфальту плаца и ушла в небо. Я все это описал в "Моздок-7".
Потом он же, уже в Чечне, под Ачхой-Мартаном, посылал меня на минное поле за анашой. Я не пошел.
...
Потом я на "Одноклассниках" нашел Еланского - командира роты разведки. Еланский, говорят, раньше был хороший мужик. Русский. Родом из Грозного. Бежал оттуда с семьей в Моздок. Поступил в армию. Потом под Бамутом - в том штурме, который был в марте - у него погибли люди. А потом контузило и его самого. А потом и еще раз.
После этого Еланский перстал разговаривать. Только бухал, стрелял в потолок в каптерке и все приказания отдавал исключительно кулаками. Стоишь на тумбочке, и по тональности выстрела понимаешь - Еланский зовет. Срываешься, забегаешь в каптерку, получаешь прикладом в лоб, и сразу все ясно - надо принести еще пузырь с "Кирзача" и котлет из столовой летчиков на закуску. Психоаналитикам, я думаю, это было бы чертовски интересно - передача и принятие субъектами мысленного импульса без слов посредством приклада автомата.
Такая второстепенная фигня, как слова, людям - в принципе-то- оказывается, на фиг не нужна. Все можно объяснить пиздюлями. Сразу все понятно!
Еланского, лет через десять после войны, на "Одноклассниках", я в личном сообщении спросил, перестал ли он пиздить солдат, после того, как я уехал. Но Сергей ответил, что "одни воюют, а другие поливают армию говном", и забанил меня на фиг.
Я его не корю. Все-таки, не самый худший ротный в моей жизни.
Потом был Саид. Недоносок, вернувшийся из госпиталя, где он валялся четыре месяца после ранения осколком в лодыжку. Как раз в том самом штурме Бамута.
Саид - ублюдок конченный. Пожалуй, единственный садист в моей армии, которому доставляло удовольствие именно издеваться над людьми. Издеваться, чтобы унижать. Приблатненное гопническое дерьмо. Алкоголик с вечно опухщим лицом. После того, как он зарядил холостым, вставил в ствол шомпол и сказал мне: "Длинный, вытяни руку" (я не вытянул) и чуть не пригвоздил мне ладонь к стене в сортире - шомпол вошел в бетон наполовину длины - после этого Саид решил опустить дерзкого духа. К тому моменту я уже валялся на полу в своих соплях и кровавой юшке. Пиздили, да. Хорошо пиздили, надо заметить. Вдесятером, что ли.
Тогда я взял кусок оконного стекла, которое они выбили мной вместе с рамой - татарин Ильяс ударил с ноги в грудь, выбил мной и стекло и раму, но мне повезло, я свалился не наружу, а внутрь, не выпал из окна - и длинный такой кусок выбитого мной окна, с загибом, похожим на саблю, остался валяться на полу. Его блеск в лунном моздокском свете я помню до сих пор. Я обмотал ладонь руковом кителя, зажал эту саблю, и, так все еще лежа в своей же юшке, сказал: "давай".
Терять мне тогда уже было нечего. Вариантов не было.
Саид отступил. Отмазался. Типа - марганцовки нету, не будем чумохода опускать. Пепел с сигареты мне на лицо стряхнул только.
В Моздке я прослужил четыре, кажется, месяца, и меня пиздили и валдохали много-много раз. Счет идет на сотни, если не на тысячи. Первую чеченскую я вспоминаю не как войну, а как концлагерь. Если десять раз за день пиздюлей не получил - день прошел зазря. Дышать и жевать было больно всегда.
Потом я дембельнулся.
Потом была Вторая Чечня.
Потом была Ольга, и настоящая любовь, которую мне подарила судьба, и работа, и жизнь, и семья, и дочь, и "Новая Газета", литература, книги, признание, премии, и снова - грузинская война, и Киргизия, и потом протест, и люди, с которыми сводила меня жизнь, и революция и вообще.
Меня не убили, не сделали инвалидом, я не спился, сумел зацепиться за жизнь, создал семью, родил ребенка, нашел свою тему и работу и стал полноправным членом этого общества. Пусть и жующего и в массе своей не думающего общества - но могло бы не быть и этого. Хотя, честно говоря, я и не думал, что получится.
Короче, за прошедшие восемнадцать лет у меня была масса везений.
Но одним из главных везений в своей жизни я до сих пор считаю все же тот факт, что меня привезли в Моздок уже после того, как Димедрол дембельнулся.
Пруха, чо.
