Гуров сидел на поразительно белом, слепящем глаза песке пляжа, и улыбался.
Улыбался глупейшей, блаженной улыбкой, из-за чего напоминал Иннокентия Смоктуновского в фильме «Берегись автомобиля» в предфинальной сцене. Когда того после триумфального спектакля с букетом цветов везут в милицейском бобике.
В голове Гурова крутилось два пребанальных, но предельно соответствующих ситуации выражения: «сбылась мечта идиота» и «сбытие мечт».
То, о чем он так мечтал, свершилось.
Они с женой сидели на песке знаменитого пляжа Махо-бич.
Только что с оглушительным ревом над ними пронесся заходящий на посадку огромный самолет компании Karribean Air.
Когда они увидели в прозрачном утреннем небе вдали над морем небольшую светящуюся точку, постепенно увеличивающуюся в размерах, обрадовались – первый их самолет здесь!
Потом точка превратилась в уверенные очертания фронтального силуэта самолета, с каждой секундой приобретающие грозный вид большого пассажирского лайнера с двумя турбинами под крыльями.
Сначала были слышны только легкий шелест и свист, затем — стремительно нарастающий шум турбин, и наконец в момент пролета над ними – сумасшедший рев авиационных движков заходящего на посадку самолета.
Пролетевшего над их головами на высоте в двадцать метров.
Из-за чего, собственно, они сюда и приехали.
…Как и тысячи пацанов его поколения, в детстве Гуров мечтал стать летчиком.
Так же, как и сотням других, мечта была жестко обезглавлена еще в школе. Когда в седьмом классе ему приписали очки. Сейчас — смешно, а тогда думалось – Жизнь потеряла смысл.
Потом — авиационный институт, полжизни на авиазаводе. Не летчиком, конечно, технологом.
Поэтому, когда он прослышал, что на Карибах есть такой остров, где взлетно-посадочная полоса аэропорта начинается в десяти метрах от пляжа – так писали во всех рекламных буклетах, и где самолеты, заходя с моря на посадку, пролетают прямо над головами пляжников, загорелся как пацан.
Жена посопротивлялась, но в конце концов согласилась.
Накопили, прилетели.
…Самое интересное – все соответствовало. И десять метров от пляжа до начала полосы, и двадцать метров над головой, и ежедневно обновляемое расписание прилета самолетов в пляжном Sunset баре.
И теплое, ласковое, и очень важно – спокойное, без волн, море открыточно-бирюзового цвета.
Небольшая проблема было возникла с фотографированием. Для того, чтобы сняться с поднятой рукой на фоне приземляющегося самолета, оказалось нужна немалая сноровка.
Над пляжем самолет проносится не за секунду, а за какие-то ее доли. Вот и попадает в кадр – то нос, то хвост фюзеляжа.
Но потом приноровились и решили проблему. И когда жена сфотографировала Гурова на фоне громадины белоснежного Air-Franc‘овского четырехдвигательного аэробуса, а Гуров супругу — под китообразной тушей культового синего KLM‘овского Jumbo Jet — Боинга — 747, бывшего до недавнего времени самым большим пассажирским самолетом в мире, Гуров успокоился.
Свидетельства для друзей, родственников, а в первую очередь – для себя, остались. Что еще нужно?
Участвовать во второй местной забаве – держась за сетку аэродромного ограждения, стоять под обжигающей форсажной выхлопной струей двигателей при взлете этих же лайнеров-гигантов, пытаясь изо всех сил удержаться, чтобы тебя не снесло на пляж, а потом в море, Гуров не решился.
Стремно, да и не по возрасту.
Пару раз с женой сбоку, не по центру постояли, и то хватило. Хорошо, хоть сообразил тогда быстро спиной развернуться, да фотоаппарат спрятать – несет же со страшной силой не только горячий воздух да песок, а еще и щебенку с дороги. Едва в ситечко не превратились, радовалась потом жена.
Одно было плохо – кроме самолетов, других развлечений не было.
В казино жена его не пустила, походу в клуб на дискотеку – отказала, пойти «просто посмотреть» на устраиваемые через день отельные танцульки в стиле рэггей было отказано категорически.
На роскошную блондинку с бигборда, зачем-то засунувшую кончик своего пальчика в полураскрытый рот, — интересно, и что она хотела этим сказать? призывавшую посетить «Развлечения для взрослых» напротив отеля, Гуров мог только облизываться.
…Было без пяти десять утра.
Как обычно, Гуров неспешно шел по кромке пляжа к Sunset бару. К этому времени на доске для серфинга, вертикально зарытой в песок на входе в бар, обычно уже было написано мелом расписание прибытия больших самолетов на сегодняшний день.
Прибытия в аэропорт или на пляж — непонятно. Хотя — какая разница?
Главная рекламная приманка бара. Ибо лучшего места на этом пляже, откуда можно было бы сделать отличные снимки заходящего на посадку самолета, и одновременно потягивать пиво или знаменитый местный ром-ликер Old Man Guavaberry, не было.
Людей на пляже практически не наблюдалось. Молодая семейная пара да несколько фотографов-фанатов. Таких же отмороженных, как он – жена сразу навесила на них ярлык.
Сегодня Гуров шел один, потому что жена вчера слегка обгорела и объявила ему, что из-за его игрушек, в смысле – самолетов, она не хочет сгореть окончательно, и до обеда останется в номере.
Гуров уже почти дошел до бара, и только хотел подняться по песку к доске-расписанию, как вдруг прямо перед ним, ну как прямо – на расстоянии трех-четырех метров, из моря вышла девчонка-мулатка.
Лет шестнадцати-семнадцати, с великолепной девичьей фигуркой, заставляющей вспомнить грациозную лань или газель, точеными высокими ногами, огромными, сверкающими белками, глазищами.
Песенка, которую, идя по берегу, будто Винни-Пух, напевал Гуров, — а безбожно фальшивя, напевал он:
Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего,
Мы приземлимся за столом,
Поговорим о том, о сём.
Пускай судьба забросит нас далёко, пускай,
Ты к сердцу только никого не допускай!
оборвалась.
«На автомате» рука Гурова с фотоаппаратом дернулась было вверх, чтобы запечатлеть увиденную красоту, но тут же он пресек эту попытку.
Неудобно. Неловко. Нехорошо.
Кто-то скажет – да подумаешь!
Оно-то конечно, по нынешним временам, но…
Был нюанс.
На девчонке были только трусики.
Сами по себе представляющие незамысловатую воздушную конструкцию из маленького, символического треугольника из ткани и пары веревочек.
Налитая грушевидная грудь уверенного, как минимум, второго размера, живущая будто своей отдельной жизнью от её обладательницы, раскачиваясь при ходьбе по песку и как магнитом притягивая взгляд к своим торчащим большим темным соскам будто подмигивала Гурову – Самолеты, говоришь? Ну-ну.
Девушка улыбнулась и на ходу бросила Гурову, как здесь было принято – Монинг! Причем не просто – Монинг, а как-то протяжно, томно, в растяжку – Мооонииин.
Затем поднялась к своему лежащему на песке полотенцу и картинно стала напротив солнца. Тем самым еще раз кокетливо подчеркнув отсутствие малейших изъянов в своей фигуре.
И обожгла Гурова брошенным исподтишка взглядом, будто спросив – И чо? Так и будем истуканом стоять? На плавки свои взглянул бы!
И Гуров вдруг понял, что концепция сегодняшнего дня меняется кардинально.
Какие нахуй самолеты?
© Шева
