-Ну вот и я, бл***, говорю: тех девочек, которые работали тогда, бл***, которые были, бл***, настоящими леди, так вот их, бл***, не осталось. Это мы, бл***, наше, ещё то поколение - настоящие, бл***, леди были. Да мы и сейчас ещё марку, бл***, держим! А эти что, бл***? Курят, бл***, бухают, бл***... Поприезжают нах** из своих деревень, и пашут, бл***. Ни манер, бл***, них**, бл***...
Клара закуривает вторую подряд, опрокидывает очередную, и похоже, действительно не улавливает наших смеющихся взглядов.
За глаза, в узких кругах, Клару называют не иначе, как “два минета до Фурштатской”.
А всё потому, что Клара сама как-то рассказывала, как приспичило ей среди ночи попасть на Фурштатскую (уж не помню, откуда), а денег с собой не было. Совсем.
И тогда (где наша на пропадала!) Клара стала тормозить проезжающих мимо бомбил с эпической фразой: “Шеф, два минета до Фурштатской!”.
Хоть и не сразу, но Клара доехала.
А фраза, в тех же узких кругах, стала нарицательной.
Собственно, почему доехала не сразу... Казалось бы, если дама тормозит машину с таким прекрасным предложением, то, по идее, согласится чуть ли не каждый джентльмен.
Так, да не так.
Всё дело в том, что, как писали Ильф с Петровым в небезызвестном романе, молодая была уже не молода.
Кларе около шестидесяти. Около скорее в плюс, чем в минус.
Клара, по сути, работает всю жизнь. Лет с двадцати.
Ну да, тогда это было тоже.
Латвия, приморский город, все дела. Кому не хочется интересной жизни? Она призналась как-то, что ещё со школы знала: жить "как все" - не будет.
Ну и пошло - совратил мамин друг; видный, говорит, дядька был, на тридцать лет старше самой Клары, два года с ним поваландалась, рестораны, тряпки, то да сё, отлично дядька по жизни стоял.
А потом умер внезапно. У Кларки как раз срок в два месяца оказался. Не женился бы, конечно же, там и так детей полон дом был, но хоть умер вовремя - не так обидно.
А ребёночка всё равно не вышло.
Потом оклемалась и пошла за длинным рублём, благо, профессия наша действительно древнейшая, всегда нужна.
Ну как пошла... Кларка умная оказалась, не светилась сильно. Потом друг того самого любовника, тоже дядька ого-го, с пониманием оказался, пристроил Кларку, как она сама выражается, на эстраду. Благо, танцами ещё со школы занималась, и внешность не подвела.
А потом стала ходить в круизы.
Гостей на корабле развлекали, конечно, не только танцами. Это ж был для девочек почти Клондайк.
Не приветствовалось, конечно, но, чего уж, смотрели сквозь пальцы.
А потом любовник нарисовался, красивый мужик, все падали, Кларка отхватила. Любовь случилась - ох и ах! С ним и махнула в Питер. Тут уже от любовника и сын родился, к маме, в Латвию, отправила, а как с ним тут? Жизнь - такая...
Любовник потом, конечно, в Питере и растворился (читай - нашёл другую бл***), а Клара уже пообсмотрелась, поняла, где-что-как, да так и осталась.
У Клары выжженные в паклю белые волосы, лицо, густо замазанное румянами поверх тонального крема и пудры, что, впрочем, не скрывает морщин, огромные острые ногти, вечно покрытые розовым лаком, и высокое худое тело, на котором она носит джинсы со стразами, короткие юбки и кофточки с декольте, давно уже не подходящими к её возрасту и маленькой тряпочной груди. Она сидит на диетах, всерьёз полагая, что диета и то море алкоголя, которое она употребляет, совместимы; и что худые пергаментные руки и костлявые коленки с морщинистой кожей и вправду могут привлекать мужчин.
Хотя она говорит, что постоянных у неё - море. Один, вроде как, уже лет пятнадцать ходит.
Остальные, должно быть, ложатся на Кларку скорее от безнадёги и недорогой цены.
Она давно не избирательна, и как-то, когда мы собрались с девчонками на чьём-то Дне рождения, Кларка, подвыпив, учила нас жизни:
-Вот у меня был - он меня е**т, е**т, и всё никак. Та меня это достало, я г*ндон сняла, и говорю : "Давай в *опу!". Через минуту - готов! Вот так с ними надо!.
Мы тогда переглянулись понимающе. Такой стаж - ну что с неё взять. Это тот случай, когда уже любовь к искусству.
* * * * *
Или вот Кармен.
Кармен - совсем другая. Кармен игривая, как стая котиков.
Хотя какая она, в *опу, Кармен...
На самом деле она - Ира, хотя не признаётся.
При знакомстве она мне так и представилась:
-Кармен.
И улыбнулась зачем-то кокетливо. Видимо, по привычке.
Я не стала переспрашивать. А зачем? "У каждого свои недостатки" (с).
Уже потом девки, знающие Кармен, посмеиваясь, сказали, как её зовут на самом деле.
Хрен знает, почему она переименовала себя именно так. Должно быть, по какой-то причуде мозга, видит себя не старой проституткой, а молодой испанкой в окружении во всём учтивых восхищённых почитателей.
Если спросить Кармен о том, сколько ей лет, она улыбнется кокетливо, склонит головку к плечику, взмахнет короткими ресницами, обильно политыми тушью, и спросит игриво, с придыханием:
-А на сколько я выгляжу?
Хочется сказать ей правду. Но это почти как обидеть дурачка - что-то человеческое не позволяет.
Выглядит она лет на пятьдесят с лишком. С хорошим таким лишком.
Хотя сама говорит, что ей всего лишь сорок пять. Явно врёт.
Ещё работает. Находятся немногие любители.
У неё кучеряшки закрашенных в цвет воронового крыла и явно седых у корней волос, пухлые, хотя уже явно подвявшие, ярко-красные губы, классика ж, блин; и вечно наивно распахнутые подвыцвевшие голубые глаза. Когда-то она, наверняка, была милашкой.
Но время прошло, а она так этого и не поняла.
Она кокетничает даже с женщинами. Она всерьёз уверена, что весь мир - пляшет для неё одной.
И не понимает, что столь юное, почти девчачье, кокетство, в её возрасте смотрится уже просто жалко, а не восхитительно.
Нас с ней как-то, пару лет назад, занесло в ментовку среди ночи.
Получилось глупо. Мы вообще были не при делах. Просто сидели вчетвером, с девчонками, в чудном месте, собирались уже расходиться. А за соседним столом в компании кто-то что-то не поделил, ну и на улицу вышли, разбираться. Потом оказалось - в ход пошли ножи. Ничего серьёзного в итоге не случилось, так, пара порезов, но вызванные барменом менты забрали всех, кто оказался в поле зрения, до разбирательства - что было, кто что видел?
Двух наших опросили быстро, и ушли они домой. А нас с Кармен забыли в пустом кабинете райотдела часа на два. Кого-то ещё привезли, и стало не до нас.
И вот мы сидим в кабинете и ждём.
Кармен лезет в сумочку, долго рыщет, потом поднимает голову, оглядывается по сторонам в поисках, и мне, одним аудио-рядом:
-Есть зеркало? Дай зеркало.
Зеркала у меня не оказалось. Не переложила из другой сумочки, когда шла на гулянку.
-Неа, - говорю, - забыла взять.
И мы сидим. Кармен щебечет что-то глупое, о жизни. И машет короткими ресницами.
Я слушаю, как говорят, в пол-уха. Я хочу домой и спать. А ментам, как назло, не до нас.
Через двадцать минут Кармен прерывает свой монолог и снова обращается ко мне:
-А есть зеркало? Дай зеркало...
Как будто не спрашивала его у меня ровно двадцать минут назад.
-Не, - говорю, - зеркала нет.
Сидим. Ждём. Кармен щебечет.
Ещё через двадцать минут она снова прерывается, и говорит:
-Есть зеркало? Дай зеркало...
И смотрит на меня так... миленько, но выжидательно.
Я спокойна. Я полусплю. Да и зеркала у меня нет. О чём я ей и говорю. Снова.
Через полчаса она, как ни в чём не бывало, обращается ко мне:
-А есть зеркало? Дай зеркало...
И так ещё два раза...
Уже потом я поняла - это было чем-то из серии поведения средневековых дам на балах.
-Ааах, мне душно! - и хлоп ресницами на кавалера.
И кавалер, теряя от восторга подштанники, несётся открывать форточку.
Всё, лишь бы даме угодить.
Я - не кавалер, я вообще одного с ней пола, но она настолько застряла в своём вечном привычном кокетстве, что ей совсем это не важно. Просто ей кажется, что мир всё ещё пляшет вокруг той милашки, которой она была лет тридцать назад. И фигня, что девочка давно поистаскалась.
И стоит сущие копейки.
Ей не важно, о чём просить - ей важно вовлечь. Всех вокруг. В восхищение собой, прекрасной.
Она ведь знала, что зеркала у меня нет, но, похоже, почему-то надеялась, что я сейчас, как тот воображаемый кавалер, пленюсь её кокетством, и понесусь искать ей зеркало по всему райотделу.
Вот да. Звучит глупо, но... это надо знать Кармен.
Это странно, но Кармен такая со всеми. И у неё нет граней. Она по привычке пытается нравиться. И не важно, кому. Она так привыкла. Ведь за это ей всю жизнь платили деньги.
Когда-то я прочитала, что отличительная черта работающих девочек, несмотря на опыт и побитость жизнью - это наивность, граничащая с инфантильностью.
Инфантильность Кармен, похоже, плавно переходит в старческий маразм.
* * * * *
К чему я это всё написала?
Меня спросили как-то, что становится с теми девочками, которые вовремя не ушли из профессии.
Ну... вот.
________
© Екатерина Безымянная
