Все чаще за рюмкой-другой коньяку в компании старых друзей вспоминаются истории не про «а я ебу её и вдруг менты в окно влетают», а про некие лиричные моменты, про которые обычно не принято разговаривать в гусарском коллективе. Стареем, хуле.
Так, ну с чего бы начать… Все мы когда-нибудь попадали в глупые анекдотичные ситуации. Все-все, не надо пиздеть! А еще иногда твоя глупая ситуация – долгожданная сбыча чьих-то мечт, ага.
Начну по порядку. Все школьные каникулы я проводил у бабушки в деревне, там у меня были надежные друзья для различных боевых операций, ну и примерно лет с 12-13 начали появляться подруги. Так называемые «бабы» и «тёлки».
Мой успех у сельских женщин среднего и старшего школьного возраста был обусловлен преимущественно тем, что был я издалека. Вот заложена в женщинах самой природой мощная тяга к обновлению генофонда, и всё тут – всегда в соседней деревне хуи потолще, а уж когда самец добирался к вам целый день на трех автобусах… Да, это надо было поощрять, и мои сельские красотки не скупились. Границы в межполовом общении были установлены (поначалу, да и то на весьма короткое время) исключительно моей неопытностью и природной скромностью.
Были, конечно, еще и другие границы, устанавливаемые мрачными сельскими парнями, обиженными на текущее положение вещей, но эти границы нарушались с особым удовольствием всех участников соревнований. Нередко я бывал за это бит, причем нещадно, колхозными коллективами мстителей, как это у них принято, ну да речь сейчас о другом.
Ну и естественно, при хорошем ассортименте таки приходилось отказывать некоторым поклонницам.
Света, сестра-двойняшка моего местного кореша и моя ровесница. Богатая семья – мать главный бухгалтер колхоза, отец – ветврач, кроме всего прочего имели мотоцикл с коляской и белую волгу, бессовестно списанную в родном хозяйстве.
Дааа, с высоты сегодняшнего опыта я понимаю, что тогда можно было бы получить от этой красивой селянки абсолютно всё. Она за мной «таскалась», как это тогда называлось. Выражалось это в том, что на всех коллективных сборищах и перекурах, пользуясь привилегией сестры члена банды, она сидела напротив и без отрыва влюблено гипнотизировала меня своими бездонными голубыми глазами. По вечерам она в нарядном платье следила из-за забора, как я хожу в сортир, умываюсь у колодца, натужно улыбаясь при встрече наших взглядов. Моя практичная двоюродная сестра брала с неё пол-кило конфет «каракум» за передачу мне одной записочки (а их было дохуя), в которых сбивчивым девичьим почерком излагались все глубины любви ко мне и в конце обычно было робкое приглашение к ней домой или хотя бы «выйди вечером на выгон». Когда я уезжал домой, ко мне приходили красивые открытки, которые я со вздохом досады читал и выбрасывал.
Девочка была очень красивая, хотя и щупленькая, но меня по непонятным причинам тошнило от этой собачьей влюбленности, да и всегда рядом были развеселые грудасто-жопастые девахи без заморочек. Свету я жестоко игнорировал, на записки не отвечал, от прикосновений её прохладных пальцев неприязненно дергался. Кореша наставляли меня по сельскому домострою: «Въеби ты ей разок, чтоб не таскалась, как кошка, и всего делов-то!» Но я был джентельмен из города, и Свету мне было жалко. Сейчас мне понятно, что милосерднее было бы действительно выйти на выгон, объясниться, развернуть её и отвесить средней силы поджопник, переступив через свою неуместную галантность. Возможно, все это уложилось бы правильно в её головке и она спокойно бы зажила дальше. Но я был юн и глуп.
В своей сердечной привязанности Света оказалась постоянной, несмотря на легкомысленный возраст. Осаждала она меня всеми способами с 12 до 17 лет, не ослабляя хватку ни на мгновение, преследуя сзади после дискотеки, когда я провожал очередную мадам, и впоследствии громко безутешно всхлипывая на соседней скамейке во время моего жоского деревенского петтинга на лавочке или скорых поебушек в чужих сенях и сеновалах.
Пиздец, как Света страдала, и я, будучи в глубине души интеллигентным человеком, чувствовал за собой непонятную вину, и от этого еще больше злился на бедную девчонку.
Окончив школу, я поступил в универ и перестал ездить на каникулы в деревню, ибо нужно было зарабатывать на польские джинсы с лейблом и коттоном.
И вот как-то на втором курсе, в феврале месяце, после недельного запоя в чужом общежитии, возвращался я в родные пенаты на метро в одиночестве. Люблю, знаете ли, съебнуть с таких мероприятий по-английски. Был я изрядно потрепан – на небритой морде за пару последних лет появилось новых шрамов, плюс полусошедший фингал, костяшки на руках сбиты, несвежая джинсовая куртка с некогда белоснежным воротником с чужого плеча, гриндерсы и низ джинсов «имели следы бурого цвета, напоминающие кровь». Погуляли отлично, все мои деньги и часть одежды были пропиты, о чем не было особых сожалений – впереди был контрольный инкубационный период с недельку, проверить, что я там нацеплял в этом доме любви, ибо гандоны закончились давно и всем в пьяном угаре было похуй.
В вагоне было пустовато, благо час пик миновал, классическое позднее утро. Я тупо уставился на карту метро на противоположной стене и пытался вспомнить, пропили мы все-таки мой кожак вместе с новой дубленкой собутыльника, или я его где-то на блядках оставил.
Вдруг боковым зрением я замечаю какое-то необычное движение – девушка на скамье напротив меня как-то странно себя ведет. Девушка, кстати, я заметил когда вошел, охуенная, не мне, сегодняшнему клошару, чета – высокая, фигурная, с прической, короткийнорковый полушубочек, что-то там соблазнительно обтягивающее ляжки и изящные замшевые сапожки. Ну и что-то там приличное с мордашкой, сил особых разглядывать не было.
И эта девушка подняла лицо в потолок и мелко-мелко трясется. Я присмотрелся – ба! это ж Света! Охуеть! Красивенная – пиздец! Перчатки судорожно сжимает в руке, на ухоженных пальцах дорогие кольца, вся шикарная до ужаса, вот взглянешь – и понятно, в метро зашла по ошибке, машина не завелась.
И трясется Света от едва сдерживаемого хохота с элементами истерики. Из глаз слезы уже, губы комкает, на меня старается не смотреть, но так и тянет взглянуть – как только взгляд приблизит, так и трясет её пуще прежнего. И столько удовлетворения, столько счастья, столько благодарности за вселенскую справедливость было во всем её облике, что я не сдержался и сам начал лыбиться и хмыкать над комичностью ситуации. Нам обоим было понятно – вот сейчас, прямо сейчас Света меня наконец-то разлюбила, и произошло это легко, спокойно и смешно.
Через пару станций мы уже смотрели друг на друга с нежностью старых любовников. Ни словом не обмолвившись, я вышел на своей станции, остановился и посмотрел через стекло на Свету. Она посмотрела мне в глаза, улыбнулась, кивнула и уехала.
Мы до сих пор ни разу не виделись.
Когда я слышу или читаю истории из разряда «а я вышла мусор выбросить в драном мамином халате, и часы с руки в контейнер соскользнули, я полезла доставать, и тут мой бывший подъезжает с новой женой на мерседесе», я всегда вспоминаю эту свою историю, такую желанную для многих женщин.
А у вас случалось что-нибудь подобное?
© Ахуевшее Рыло
