Я робкий человек. Но дёрганый и всегда на стрёме. Из-за этого происходят всяческие несуразности. Однажды ночью, не в моём районе, пырнул ножом собственную тень на стене. Это всё нервы и разнообразные неприятности. Они питают паранойю. Я не вмешиваюсь в эти процессы. Ебал я и психологов. У одного, помню, застрял в кабинете на табурете. Я устраивался в газодобывающего монополиста. И я хотел устроиться поудобнее - не сраным механиком, а не ниже мастера. И этот докторишка (явный поклонник Фрейда, с забавной бородкой) спросил меня, поглядывая этак подозрительно:
- Что ж, Рахман, расскажите - что в армии было самым неприятным?
- Гнус, доктор.
- То есть?
- Комар такой болотный, с полосками на брюшке. Бесстрашный и прожорливый.
- Большой?
- Ну что вы! Огромный. Вот такой, - ответил я и развёл руки.
Ну, короче не взяли меня на работу. Правда, не из-за психолога, с которым мне пришлось маленько подискутировать на тему образности и гиперболизации. Он вцепился в меня как грудничок в сиську. Его заинтересовали фактические размеры гнуса. Может, ему скучно было. Мы с ним полаялись немного. Лаял, впрочем, я в основном. Как ему объяснить было, что когда тебя деды раздевают по пояс и ставят за косяк "на комары" минуток на десять, то гнус этот кажется величиной с дом или с паровоз. Огромным, как отчаяние и ненависть восемнадцатилетнего щегла.
Да, а не взяли меня в ништяковую эту индустрию потому что я рожей не вышел.
Ну и вот, с недавних пор заметил одну странность. С годик где-то. Если я чего-то пугаюсь (а это происходит часто), то мне кажется, что моё левое ухо увеличивается в размерах. Словно в сторону отъезжает. Это субъективное ощущение. Но в зеркало я не гляжусь в такие моменты. Вобще в зеркало не смотрюсь, практически. Хули там смотреть.
Вот взять моего сына. Он вобрал в себя мои страхи. Ну конечно, переработал самобытным образом. В частности, он боится туч. Хотя как боится. В его возрасте, под мрачным небом, я еле сдерживался, чтобы не лечь на землю и не закрыть голову руками. Так что он ещё смельчак, туда-сюда.
Однажды, в ясное воскресенье, в октябре месяце, мы с сыном вышли из дома и отправились за город. Пошманяться по степи, на тушканчиков посмотреть. На природу, короче. С женой я поругался очень сильно, вобщем. Мы вышли в дурацкую степь. Тут не хера было делать. Хуже природы только телевизор. Сын воевал палкой с камышом. Я же мысленно прокручивал базар с женой. Последнее слово было за ней, как обычно. Зато у меня было мощное и неоднократное хлопанье дверью. Что самое тупое и отвратное в жизни? Правильно, семейные ссоры. Кое-кто страдает больше всех, хотя вобще ни в чём не виноват.
Сын подбежал ко мне и сказал:
- Папа, небо хмурится.
Я посмотрел вверх. Действительно, что-то там намечалось. Свои трения, небесные. Но я решил преподать сыну небольшой урок. Чтобы он обрёл смелость. Которой не было у меня.
- Ну пойдём на остановку, - сказал я, - но не торопясь. Время есть ещё.
- Угу, - сказал сын и вцепился в мою руку.
Он уже не отрываясь смотрел на небо. И без остановки болтал чепуху. Я знал, что ему страшно. Но я решил поиграть в отца. А небо меж тем чернело.
- Ты, сынок, не ссы. В громе ничего страшного нету.
- Это тучки беснуются?
- Ага.
- Как вы с мамой?
- Ну мы то покруче.
- Что вы всё ругаетесь? Вот я умру, тогда помиритесь наверное.
- Ну если ты умрёшь, то мы с мамой рядом ляжем и тоже умрём.
- Ну так и не ссорьтесь больше.
- Мы постараемся, сынок.
- Папа, что-то я боюсь. Побежали?
- Да не бойся ты...
И тут ударил гром. Я аж оглох.
- Ёб твою мать, - заорал я.
Хлынул дождь.
Сын обнял меня. Он весь дрожал. Он поднял голову и посмотрел на меня расширенными от страха глазами.
- Папа, - сказал он, - у тебя ухо выросло.
© Абдурахман Попов
