Я не знаю, как у меня появилась это существо. Точнее, я мельком видел его, когда выносил мусор за дверь. Какое-то пестрое пятно на подоконнике с горшками. Еще подумал, какой странный и уродливый цветок появился у нас в парадной. Мусора скопилось много, но Аурика взяла несколько дней за свой счёт. Пришлось самому выносить. Аурика - это социальный работник, которая ухаживает за мной, приносит продукты, и немножко помогает по дому. Молчаливая, изящная молдаванка с миловидным лицом и глубокими серыми глазами, в старомодных круглых «ленновских» очках, за которыми скрывалась какая-то неуловимая грусть. Но я не лез к ней в душу, она не лезла в мою. Мы могли даже не разговаривать. Это меня вполне устраивало. Аурика была врачом по образованию, часто помогала мне советом, так как нашу участковую я к себе близко не подпускал, и на дух не переносил из-за её суетливости и показной сексуальности. Гиперактивная эскулапша постоянно тарахтела, как сорока, обо всём на свете, даже не представляя сути вещей, о которых имела своё куриное, безапелляционное мнение. Она утомляла меня своей лживой заботой, и все время назойливо пыталась мне втереть какие-то успокаивающие или отправить меня в стационар «подлечить нервишки». В гробу я это видел и предполагал, чем могла закончиться такая декольтированная забота. Я инвалид, а не сумасшедший одиночка.
Про Аурику я ещё знал, что она в одиночку пытается вырастить сына. Дети иногда болеют. В один из четвергов Аурика приходила ко мне с чемоданчиком-холодильником. У её ребенка было какое-то заболевание, а у меня первая отрицательная группа. По большому счету, мне не жалко было раз в месяц отдавать стакан своей крови, чтобы помочь. Я сам ей это предложил. В общем, мы прекрасно ладили, хотья почти совсем не разговаривали. Я прошу прощения. Мысли мои немного скачут. Я не привык складывать слова в предложения на бумаге. С нотами у меня всегда получалось намного лучше, но я не могу теперь их воспроизводить с тем же изяществом, как раньше, хотя слышу, как прежде осязаю и чувствую, поэтому слова это скорее звуки, которые образуются в трезвучия у меня в голове. Но, если вы узнаете, как звучит сиена, вы, возможно, удивитесь.
Так вот. В те три дня еды в холодильнике было предостаточно, да я не особо и привередлив на этот счёт, а вот мусор постоянно появлялся. С месяц назад я наконец-то решил освободиться от всего хлама, ненужной мебели, лишней одежды, предметов обихода, оставив себе аскетичную обстановку, более подходящую моему одинокому образу жизни. Теперь остался последний шаг, - разом повыкидывать все старые фотографии, вырезки из газет, журналов, плакаты, какие-то нелепые сувениры, диски. В общем, всё, что напоминало мне о прежней жизни. Но эти бумажки и бирюльки цепляли во много раз больше, чем 3 D телевизор и система Hi-End, выкинутые мною без сожаления. Вы меня понимаете? Памяти скопилось на три мусорных пакета и в очередной раз, доковыляв на костылях к двери, я с удивлением обнаружил, что уродливый разноцветный нарост, вовсе не цветок, а грязная кукла. Точнее кукол, так как одета она была в дурацкий мальчуковый, голубой комбинезон на лямке. И сидел он, прислонившись к одному из мешков, из коего выглядывала фотография пай-мальчика, - который когда-то был моим лучшим другом, и самым великим басистом на свете. Я улыбнулся.
Мы с Димкой дружили с детства. Внешне он не был похож на бас гитариста прогрессивного тяжёлого рока. Астигматичный очкарик. Тощий заморыш чуть за метр шестьдесят, с рыжими детскими кудряшками в разные стороны. Вздернутый конопатый нос. Своим видом он диссонировал с нами - брутальными и длинноволосыми мачо- рокерами в наколках и сережками во всех местах. Эстет и интеллигент. Молчун- ботаник. Своё мнение он привык держать при себе, а мысли выражать с помощью музыки. Он единственный, кто стучался перед тем, как войти на репетиционную точку, прилизывал кудряшки, и лишь за тем аккуратно просовывал голову на длинной шее с вопросом «Можно?». Остальные просто со всей силы с грохотом пинали дверь тяжелыми ботинками, так что могла упасть вешалка в углу, и это был особый «зачёт». Но когда Димон брал в руки свой шестиструнный бас - он перерождался в существо с другой планеты и не понятно, что в нём было больше дьявольского или божественного. На концертах он фурией носился по сцене, издавая из своего инструмента невообразимой глубины звуки, заставляя слушателей чувствовать внизу живота тот древний кач, который вводил когда-то наших предков в мистический экстаз. Но даже во времена нашей бешеной популярности люди не узнавали его на улицах, думали, что это какой-то рабочий сцены или просто зевака-придурок, уж совсем он внешне не вписывался в нашу шумную, эпатажную компанию.
-Димка! - совершенно случайно выскочило у меня, когда я поднял кукла на руки, и взор мой упал на проникновенно-глубокий взгляд, выхваченный фотографом на записи в студии. Кукол в ответ что-то бякнул, открыл глаза, и посмотрел на меня таким же похожим, изучающим серьёзным взором. Я вздрогнул, и аккуратно положил кукла рядом с Димкиной фотографией. Уж слишком силён был этот флэшбэк, хоть и не верю я в призраков и всякую потустороннюю чушь. Резко повернувшись на костылях и чуть не упав, я поскорее захлопнул дверь.
Как охарактеризовать себя в двух словах? Либеральный мизантроп. Со времени моего добровольного отшельничества, я превратился из души компании, легкого на подъем авантюриста и плэйбоя в отстранённого равнодушного человека. И вы знаете? Я рад, что так всё произошло. Я уставший от жизни инвалид, живу в однокомнатной квартире на окраине города, где к домам подступает березовый подлесок, а чуть в глубине, между сосен видна тёмная гладь озера с отражением вязов. В тёмной воде они, покачивая, как будто тянут свои обрубки-ветви к собратьям в реальном мире. А если взять подзорную трубу, то можно увидеть много чего интересного. Я не имею в виду изредка совокупляющихся парочек, если вы об этом. Выдриная охота, например. Когда две три выдры загоняют стайку рыб на мелководье, а их там уже поджидает засада, и начинается беспощадная бойня. Или первые часы жизни утят, когда они барахтаются на воде, как пушистые поплавки, а мамаша беспокойно причитая собирает их в одну кучу. Ёж поймал извивающегося ужа, а дикая кошка тащит полузадушенную мышь в логово к своим котятам, как игрушку. Иногда осенними ночами на озерцо садились перелётные гуси и о чём-то сонно перекрякивались до утра.
Человеческое же общение мне стало напрочь не интересно. Если в первое время меня пытались навещать друзья или особо преданные поклонники и навязчивые журналисты, то в один прекрасный момент я отключил телефон, поменял номер мобильного, удалил все аккаунты, выключил дверной звонок и через какое-то время о моём существовании, наконец, все забыли. Моё добровольное отшельничество совсем не тяготило меня. Можно сказать, я был впервые по-настоящему счастлив и абсолютно спокоен.
Большую часть своего времени, если я не читаю, я сижу за секвенсором и правой здоровой рукой пытаюсь описать свои воспоминания, затем большую часть стираю, через какое-то время стираю всё окончательно, потому что музыка актуальна только в момент её создания, далее она воспринимает застывшую форму. Музыка может быть прекрасна и мощна, как айсберг, но все равно это – изваяние, а не живая материя. Нынешние мои ощущения описать совсем просто, достаточно только перебирать несколько нот в стиле эмбиент в одной двух тональностях. И вы знаете, мне это больше нравится, как ни странно. Двенадцати аккордовые блюзы уже не для меня. Нот не должно быть много. Так говорил Роберт Фрипп.
Что-то я отвлекся. Через несколько дней появилась Аурика, я редко замечал её приход и уход, она обладала какой-то неуловимой грацией, проскользнуть тенью на кухню, чуть прибраться, расставить продукты и исчезнуть без лишних слов приветствий, прощаний или пустопорожних разговоров. Это вполне меня устраивало, за это я ей платил чуть больше обычного, а она иногда устраивала генеральную уборку, но всегда заранее предупреждала запиской на столе. Эти часы я проводил с подзорной трубой на балконе, наблюдая за неторопливой жизнью леска перед домом.
Сегодня после ухода Аурики я, шаркая с балкона на кухню, запнулся обо что-то упругое. Под ногой знакомо вякнуло. Я нашарил выключатель, и увидел на полу кукла. Лямка, придерживающая штанишки сползла. Он лежал на спине нелепо подогнув ножки и ручки, словно пытаясь защитить свой оголённый резиновый животик. От моего пинка голова его ударилась об косяк, и он смотрел на меня обиженно надув в досаде губки. Я не понимал, как он очутился в моей квартире, вероятно Аурика решила прибрать его для своего ребёнка, да так и забыла второпях у входа. Я подошёл к нему и кряхтя, поднял с пола. От кукла исходил тяжелый запах лазарета и старого лежалого тряпья. Откуда он взялся? Из сумасшедшего дома или инфекционной детской больницы? Подхватив кукла подмышку, я поплелся на кухню, абсолютно не представляя, зачем это делаю. Куда проще было бы выставить игрушку снова за дверь. Детям её давать было антигигиенично. Аурике можно было бы выделить некоторую сумму, а этого уродца выкинуть на помойку, но что-то не дало мне это сделать.
Помню, в детстве у нас во дворе родила кошка. Я часто прикармливал её и котят, наливая у подвального оконца молоко в блюдце, или оставлял на газете кусочки вареной колбасы стащенной с обеденного стола. Однажды умная кошка перетаскала всех котят к нам под дверь. Разумно решив, что так мне носить еду для них будет гораздо ближе. Как она нашла нас в сорока с лишнем квартирном доме загадка, но факт, что в один прекрасный день котята весело копошились на нашем коврике у дверей, но в руки не давались, шипели, как гадючата. Один из них прокусил матери палец. Прошил, как швейной иголкой. Отец только крякнул и пошел доставать эмалированное ведро из туалета.
-Можно я оставлю хотя бы одного? – взмолился я.
-Одного? – недобро ухмыльнулся отец, с грохотом поставив ведро в ванную и включая холодную воду,- Одного , пожалуй, можно. Только если кто-либо из них сам переступит порог этого дома и не обоссытся от страха. Время пошло.
Спорить с отцом было бесполезно. Я хорошо помню, как я подманивал котят колбасой, но они лишь испуганно жались к стенке не переставая шипеть, и лишь один безмятежно спал. Было слышно, как в ванной шумно набиралась вода. Я скомкал бумажку. От шороха соня поднял голову, и навострил пушистые ушки. Я катнул бумажку вдоль порога. Котёнок опасливо подошел к двери и с любопытством заглянул вовнутрь, потом оглянулся на своих братишек, те продолжали вжиматься в стенку. По бульканью ведро уже было почти полным. Я катнул бумажку вглубь коридора, котёнок последний раз посмотрел на своих предостерегающе ворчащих братьев, и смело прыгнул в тёмный коридор, мгновенно догнав шуршащий комок, стал драть его задними лапами. В этот момент из ванной вышел отец с ведром, и расплескивая воду, направился на лестничную клетку, хлопнув дверью.
Отец потом сказал мне. «Многим людям стоит поучиться у этого котёнка. Из него выйдет толк». А я тогда понял, что если кто-то слабее тебя, пусть и в силу необъяснимых причин оказался рядом, ты не можешь ему не помочь, или хотя бы попытаться. Родителей давно нет, а я всё припоминаю этот случай.
Теперь вы понимаете, почему я оставил кукла? Но для начала его нужно было отмыть, а синий комбинезончик постирать. Сначала я хотел это сделать в мойке на кухне средством для мытья посуды, пемолюксом и железной теркой, но потом подумал, что лучше возьму пластмассовый таз, наберу туда теплой воды с шампунем и вымою кукла, как и полагается малышу - в ванночке. Не знаю, почему я так решил, ведь я был единственным ребёнком в семье. Своими детьми тоже не обзавелся, слава Богу. Я снял с пупса плюшевый комбинезончик, без него он выглядел совсем беззащитно. Тушка у кукла была гладкая и упругая на ощупь. Телесного розового цвета. Швов не было видно. Заметно, что качественная игрушка. В нескольких местах я обнаружил прокусанные отверстия, похожие на следы от собачьих зубов. Клок волос был оплавлен, а вякалка в его внутренностях звучала с некой заикающейся простуженной хрипотцой. Видимо кукол успел побывать игрушкой во всех ипостасях жестокости этой жизни. Я принялся мыть его своей мочалкой, мурлыкая какой-то странный, незамысловатый мотивчик, сходу сложившийся в моей голове. Особую проблему доставили пальчики. Они были в какой-то мазуте, и долго не могли оттереться. Я сначала подумал очистить их растворителем, но потом решил, что могу повредить нежную кожу кукла и долго тёр ручки и ножки щёткой для одежды с хозяйственным мылом, пока грязь не сошла. После стирки комбинезончик оказался бирюзовым, а волосы кукла зазолотились апельсиновым цветом. Я укутал его в полотенце, включил все конфорки плиты, и посадил перед собой на стол. Казалось, он смотрел с благодарностью, ресницы чуть подрагивали, наверное, от потоков теплого воздуха разносимого горелкой из-под чайника. Внезапно, за окном громыхнуло, в окно ударился поток ветра, да так что звякнули стекла. Через минуту на город, как из ушата вывалился ливень, и небеса, прогнувшись, содрогнулись от ударов грома. Неожиданно отключилось электричество. В свете молний я, покопавшись в столе, нашел свечку, поставил её в чайное блюдце между нами и зажёг.
Я посмотрел на кукла, и мне показалось, что он действительно внимательно слушал. Пляшущие отсветы свечи преобразили его лицо. Сделали более серьёзным и взрослым. Мне казалось, что он был весь во внимании. Глаза его смотрели на меня не мигая и в них, на самом деле искрился неподдельный интерес. И было что-то невероятное в этот момент на моей кухне типовой однушки на высоте девятого этажа. Воздух был наэлектризован, сильно пахло озоном, за окнами бушевала стихия и, казалось нужно совсем чуть-чуть для чего-то очень важного и волшебного.
Магический квадрат голубоватого горящего газа желтое пламя свечи на столе, всполохи грозы за окном, человек и кукла напротив друг друга, ментальный симбиоз живого и неживого это выглядело мистически. И это было концептуально!
-Ну чтож, чувак, - сказал я, наливая чай под очередное грохотание. Это сказочно, черт возьми, как говаривал старина Сид Бэррет. Настало время вечерних историй. Наверняка у тебя есть своя, но сегодня я начинаю. Ладно?
Я бывший гитарист. У нас была самая лучшая группа на свете. Талантливые и образованные музыканты. В нашей стране среди вакханалии божественных мужчин, от которых непременно хотят сына, и «luxury» кукол, которым всё мало, нам особо нечего было делать. Поэтому, мы мало выступали у себя на родине. За границей нас много раз пытались растащить по сторонним проектам всякие студийные деятели, готовые платить нам большие деньги за сессии. Но мы знали себе цену и цену нашей музыке. Только совместно у нас выходило что-то стоящее, как у Битлз. И вот однажды мы решили, что можем сделать не просто очередной сборник хороших песен, а целый концептуальный альбом. Вроде Пинк Флойд, понимаешь? «Иисус Христос Суперзвезда», «Картинки с выставки» Мусоргского, «Voices» Вангелиса, что-то такое. Нечто большее, совсем другое, чего от нас совсем не ждут, благодаря чему мы всегда сможем потом сказать себе и другим «Да! Мы это сделали, и это было, офигительно круто!» Уже давно никому в мире не нужны были концептуальные альбомы. А тут мы со своей глобальной идеей, которая вряд ли заинтересует поколение «лайкнутых». Наши западные продюсеры лишь качали головой, и крутили пальцем у виска. А это должно быть грандиозное шоу. На уровне Гэбриела или U2. Мы так все вместе задумали. У нас не было кучи денег, но была куча классных идей и масса энтузиазма. Тут или пан или пропал. Короче. Мы сделали это. Мы нашли деньги на театрализованное шоу, арендовали потрясный свет, набрали второй состав музыкантов и вокалистов, всё было высший класс. Мы дали первые концерты. И что тут началось… Критики сходили с ума. О нас писали во всех журналах, нас рвали по эфирам. Нас сравнивали… Да с кем только не сравнивали. Западные монстры рока были в растерянности и уважительно жали нам руки. А наши местные попсовики - затейники искали с нами знакомства, чтобы поплакаться в рубашку, что, мол, они тоже мечтали о похожем, но быт и бабки погубили в них творцов. Во всём виноваты «крутые дробышы», и всё такое. Мы только смеялись над этими лживыми, обрюзгшими неудачниками. Это была вершина нашего творчества. Выше нас были только звёзды, дальше только нирвана. И тут произошел тот случай, который занёс нас туда, куда не каждый отваживался даже заглянуть и после которого не было смысла продолжать делать что-то ещё.
Неожиданно, мне показалось как кукол, до того внимательно слушавший мой рассказ, поменялся в лице. На кухне почувствовалось напряжение. Я прислушался. Между перекатами грома слышался какой-то посторонний звук на лоджии. Пламя свечи затрепетало, и на лице кукла проявилась тревога, передёрнутая страхом. За окном не переставая, ветер в бешенстве терзал ливень, и это могло быть куском проволоки, который скрипел по сливу, но кукол считал, что там кто-то был. Звук повторился снова и он не вписывался в этот мощный хаус. Я поднялся и открыл лоджию проверить, в чем дело, понимая, что там никого не могло быть, но звук был чужим. Вместе с потоком воды в лицо, в ноги мне кинулось что-то мокрое и большое, ворча проскочило в щель, юркнуло за холодильник и там затихло. Я еле успел отскочить. Дверь лоджии словно пнули ботинком и свечка погасла. Подсветив мобильным телефоном, я заглянул за холодильник. Там сидело нечто мохнатое и урчало, но не воинственно, а миролюбиво. Это был здоровый котяра. Но каким образом он попал ко мне на балкон? Пришел по карнизу от соседей? Через чердачное окошко спикировал прямо мне на балкон? Зачем? Как? Я не боюсь странных событий и не верю в потусторонние силы, как уже говорил, но в этот момент у меня, как-то неприятно засосало под ложечкой. А тут как по заказу дождь оборвался, вечернее небо начало светлеть, со стороны леса показались лучи заходящего солнца. Еще в стороне где-то громыхало, но это уже было похоже на звук далекого поезда увозящего прошлое или привозящего новое настоящее? Я не понимал. Но я взял обернутого простыней кукла на руки. Он был такой по-домашнему тёплый, что я испытал необыкновенное чувство умиротворенности и спокойствия, какого не испытывал очень давно. Возможно, никогда не испытывал. Мне больше не хотелось рассказывать свою историю, тем более, дальше в ней не было ничего хорошего.
-Давай не будем мешать мистеру Коту, а лучше положим ему что-нибудь пожрать и нальем молока. Пусть бедолага придёт в себя, хотя на труса он не похож, - сказал я куклу, - а сами пойдём спать с открытым окном. Нет ничего лучшего, чем поспать после дождя.
Кукол согласно махнул ресницами и покорно закрыл глаза. В пустой комнате я соорудил что-то вроде гнезда из подушек в своём единственном кресле и уложил туда пупса. Сзади раздался аккуратный треск паркета. Я оглянулся. В комнату вошел мистер – Кот. Это был действительно здоровый лохматый зверь. Бесстрашным взглядом желтых глаз он уставился на меня не мигая, словно проверяя на прочность, кто кого переглядит, потом принялся демонстративно облизываться. Затем бесцеремонно прыгнул на кресло, зевнул, показав мне свои впечатляющие клыки, и свернулся там клубком вместе с куклом. Я ничуть этому не удивился, только решил, что надо бы купить ему антиблошиный ошейник. Вымыть себя эта зверюга все - равно не даст. Мне подумалось, что только несколько дней назад у меня не было никого, и я выкинул все воспоминания о прошлом, а теперь появилось двое новых друзей. Жизнь повернулась в другую сторону? Я не хотел об этом размышлять и анализировать, слишком хорошо всё начиналось, поэтому просто нырнул под одеяло, закутавшись с головой, как в детстве, и мгновенно уснул.
Разбудило меня какое-то цоканье или царапанье вперемежку с равномерным стуком. Было раннее утро. Из окна тянуло прохладой и слышалось деловитое цвирканье ласточек. Я посмотрел на кресло,- кота с куклом там не было. Приподнявшись повыше на подушках, я увидел на полу громадную серо- черную ворону. Она по хозяйски прижала кукла когтистой лапой к полу и методично-деловито тюкала черным клювом ему в глаз. Кукол лежал в беспомощности с распростертыми в разные стороны ножками и ручками, на лице его был ужас. От каждого удара в нём что-то жалобно вякало. Я онемел от отчаяния. Дернулся за костылями, но они были слишком далеко. Ворона заметила это движение и несколько раз громко и победно каркнула. Умная птица понимала, что мы с куклом одинаково беспомощны в этот момент. Затем она ухватила кукла за волосы и поволокла в сторону окна. Белая простынка дорожкой трепетала на полу.
Я был в растерянности, когда за спиной услышал утробное рычание, затем протяжный холодящий душу вой и серая молния метнулась к птице. В углу будто взорвался большой шар из перьев и шерсти, комната наполнилась хриплым карканьем и воплями. Я забился в угол. Через минуту всё было кончено. На постель, медленно кружа, опускались серые перышки. Мистер Кот урча перегрызал вороне горло, она в агонии еще дергала и скребла по паркету крючковатыми лапами, но постепенно затихала. Вдруг из последних сил она рванулась, подпрыгнула и грязным комом вывалилась в открытое окно. Удивительно, но смерть дала ей шанс. Почему? Внизу под подоконником в крови валялся живой и невредимый кукол. Мистер Кот недовольно урчал и бил хвостом по полу, негодуя, что упустил добычу.
Послышался звук открываемого замка. Это пришла Аурика. Не было смысла скрывать произошедшее. Я рассказал ей, как все было. Это был единственный у нас с ней такой продолжительныйразговор. Аурика внешне была спокойна, но я чувствовал, как она напряжена и растеряна. Мистер Кот не захотел оставаться в свидетелях, поэтому подошёл к двери и мяргнул, чтоб его выпустили. Я не стал его удерживать. Я был уверен, он вернётся. Он это обещал, когда оглянулся на лестнице. Аурика прибралась в комнате, затем аккуратно вымыла кукла в ванной. Долго разглядывала его. А я впервые исподтишка любовался ею, будто увидел в первый раз.
-У меня когда-то был такой. Не такой потрепанный, конечно, и не косой на один глаз.
Я впервые заметил, как Аурика улыбалась, и это было восхитительно.
-Этот тоже не косой, - сказал я.
-Смотри. Видимо ворона хотела выклевать ему глаза, поэтому он сейчас слегка косит. Но в этом даже есть какой-то шарм.
Я взял кукла в руки и посмотрел на него. Что-то до боли знакомое появилось в его лице, то что я еще заметил в первый раз, но не смог сформулировать или признаться самому себе.
-Дай-ка мне свои очки,- попросил я Аурику.
-Держи, - несколько не удивилась она.
Я натянул их на кукла и ахнул.
-Димка! Блин, Димон! Ты же живой!
Аурика покосилась на меня и серьезно произнесла.
-Ты знаешь. Тебе нужно подлечиться. По-моему, у тебя возникли некоторые проблемы. Это я сейчас, как врач говорю.
Было заметно, как она волновалась, что совсем не было на неё похоже.
-Да, нет у меня никаких проблем! Я прекрасно себя чувствую! У меня есть целый мир. Только мой и ничей больше! Я так давно хотел этого, ты не представляешь! – вскричал я. Этот кукол как две капли воды похож на моего друга детства, с которым мы вместе музыку делали. Он погиб потом. Но он был самым лучшим! А сейчас он воскрес, только в другой ипостаси. Понимаешь? А еще у меня есть мистический Мистер Кот. И, наверное, ты…. Лучшая женщина во Вселенной - смутился я.
Поддавшись внезапным эмоциям, я обнял Аурику, и она не отринула меня, а наоборот доверчиво прижалась ко мне, но почему-то вздрагивала.
-Я всё понимаю. Ты ненормальный, но ты очень хороший человек. Прости. Я сейчас, пожалуй, пойду. Хотя и не надо, наверное. Я не знаю. Я не могу так.
Голос её дрожал. Неожиданно Аурика обвила меня руками, жарко поцеловала в губы, затем резко бросилась в дверь, на ходу накидывая свой плащик, пряча глаза и всхлипывая. Я не понимал, что происходит, но боялся остановить её, почему то.
Перетащив табуретку на балкон, я обвязал кукла шарфом и посадил его в кормушку для птиц, чтобы он смотрел на мерцающее между сосен озерцо. Был прекрасный летний день, и я решил сегодня закончить свою историю, чтобы окончательно развязаться со своим прошлым. Это имело определённый смысл для меня.
Понимаешь. Это было самое классное время, и талант Димки раскрылся со всем с другой стороны. Он стал кем-то вроде театрального режиссера. Его всегда восхищал Роджер Вотерс. Димка постоянно придумывал что-то новое. Его пёрло неимоверно на разные выдумки, и все они проходили на ура. На какой-то момент он стал бешеным локомотивом для всей команды. У него была куча энергии и безумных планов. Представляешь, он где-то вычитал, что Джако Пасториус- великий басист из Weather Report сыпал себе под ноги тальк, чтобы ноги скользили по сцене, как по льду. Лунная походка это же изобретение не Майкла Джексона. Димка крутился волчок на этом тальке, как только голова не отваливалась, и выдавал абсолютно бесподобные вещи на инструменте. Он всех обвесил экшн- камерами, те которые используют экстремалы, чтобы заснять свои трюки. И все это транслировалось по разным экранам. У меня было соло в заключительной песне, когда я падал как бы со скалы вниз, привязанный на резиновых стропах, которые Димон подсмотрел у банджинг –джамперов. Это те смельчаки, которые прыгают с мостов, типа нашей тарзанки. Музыка с грохотом обрывалась, и я прыгал на этих подтяжках вниз с гитарой, но затем внизу в ущелье зажигался прожектор, резинки отстегивались и, меня поднимали под самую крышу на специальных тросах. А я в это время играл, наверное, самый проникновенный соляк с альбома. Это символизировало торжество жизни над смертью. Возрождение и перерождение. Задумка тоже была Димона и выглядело всё очень эффектно. Но в тот раз, что-то пошло не так. Я начал играть заключительную вещь и вдруг заметил, что ко мне по колонкам пробирается Димон увешенный камерами больше чем обычно. Я посмотрел по экранам, там было сплошное эпилептическое сумасшествие, а на фоне этого множество рук и ног карабкалось к какой-то недостижимой вершине. Я сначала не понял в чем дело, но когда он подошел своей танцующей походкой ближе увидел абсолютно бешеное перекошенное лицо с пеной на губах. Я не узнавал своего друга, и очень сильно испугался, а Димон насыпал вокруг меня талька и стал исполнять свой дьявольский танец, кружась вокруг меня, и камеры повторяли это безумство на экранах. Я пробовал проорать ему, чтоб он убирался, но времени было мало, и вдруг он сорвал с меня радиопередатчик от гитары, и прыгнул вниз вместо меня. Все произошло мгновенно, я чудом успел схватить его за ремень от его баса. Нас бросило вниз. Публика притихла. Резинки не были рассчитаны на двух человек, тем более было слишком узко. Нас сильно несколько раз ударило об колонки и декорации, ремень порвался, а Дима полетел вниз спиной, чтобы через мгновенье удариться с глухим звуком об бетонный пол. Затем у меня оборвалась одна из резинок, меня опять несколько раз долбануло об острые углы, и я обрушился на него. Раздался хруст костей его или моих. Я не чувствовал. Он еще дышал. Но дышал хрипло. Мы смотрели друг другу в глаза. Близко-близко. Губы его прошептали: «Прости, друг, но я хотел, чтобы всё было по-настоящему. Теперь ты тоже понимаешь. Прости», и он улыбнулся своей беззащитной улыбкой. Вдруг в этой зловещей тишине заиграло фонограммой моё соло. Но это было не моё соло. Димон переработал его и переиграл на своей басухе, так, что мурашки бежали по коже, и мне вдруг не захотелось жить. В этот момент зажегся яркий свет, тросы стали тянуть меня наверх. Моя гитара, зацепившаяся где-то вверху, мой любимый белый телекастер, сорвался, упал тяжелой дэкой мне на левую руку, раздробил кисть и пальцы. Я поднимался весь в крови, переломанный, искореженный, под этот реквием, вместо жизнеутверждающего гимна. И это всё снимали димины камеры снизу. Я помню, я плакал, наверное, первый раз в жизни по-настоящему и не мог остановиться. Потому что это был настоящий «конец», даже у Моррисона не могло получиться лучше. Толпа ревела от восторга, глядя на происходящее на экранах. Она все еще считала, что это часть шоу. Потом выяснилось, что якобы Димка давно сидел на какой-то наркоте, а у меня нужная группа крови, но это уже не имело никакого значения. Всё что можно я переломал именно тогда. И тело и душу. Такая вот история.
И вот мы молчали, словно старые добрые друзья, которые знают друг друга десятки лет и неожиданно встретились снова, чтобы никогда больше не расставаться. Дул легкий ветерок. Мы долго сидели и смотрели, как утки пробуют ставить подросших утят на крыло. Вчерашние лужи почти высохли, в них резвились воробьи, и жизнь повернулась другим ракурсом. Завтра придёт Аурика, и я скажу ей, наверное, самые важные слова в своей жизни. А затем, к нам на огонёк заглянет мистер Кот. Я прикрыл глаза в блаженстве. Всё только начиналось. Неожиданно, какая-то тень промелькнула от края сознания и мерзко каркнув, просвистела мимо балкона, задев черным крылом кукла. Вряд ли это была та же ворона. Я же не сумасшедший и не верю в сверхъестественность. Но кукол медленно покачнулся и, не удержавшись, стал падать вниз с девятого этажа, ударяясь о ветви вяза. Я закричал… Я кричал очень громко, но меня никто не слышал или делали вид, что им нечем мне помочь. Я бросился за костылями, и превозмогая боль, выскочил на лестницу. Лифт ехал, как в преисподнюю, медленно стуча на стыках и поскрипывая с каким-то противным механическим скрежетом, как и те тросы. Наконец он остановился. Я выполз во двор, бросил костыли и стал на коленях искать в траве кукла. Рядом раздалось призывное мурканье. Это был Мистер Кот! Я пополз на этот звук и увидел, что мистический мистер Кот сидит около разбитого кукла и внимательно смотрит на меня, будто бы говоря «Я нашел его, теперь тебе его снова нужно спасать». Я взял отломанные руки и голову в свои ладони. Очки каким-то чудом удержались на Димкином лице, глаза были закрыты, и мне снова казалось, что он улыбается. Пальцы мои тряслись. Нельзя было терять ни минуты. Срочно наверх. Где-то Аурика оставляла капельницу и штатив…
Около квартиры на девятом этаже скучал участковый. Время от времени он стучал кулаком в дверь, и скурил уже, наверное, пачку сигарет. Но на стук никто не отвечал. Из лифта с чемоданчиком и с мешками из магазина вышла Аурика и направилась к двери.
-Вы бы стряхивали пепел в пепельницу, молодой человек, - походя, заметила она ему,- Тем более, хозяин квартиры чужим не открывает. Звонок не работает.
-Это я заметил. А вы кто собственно ему будете?- спросил он в ответ, протягивая удостоверение.
-Никто,- голос Аурики дрогнул, она покраснела, - Сиделка из отдела опеки. А что? - она спрятала чемоданчик за пакеты с продуктами.
-Да, дело в том, что всю ночь из этой квартиры раздаются странные звуки. Будто ребёнок плачет, но как-то непонятно. Вот надо бы проверить. Сигнал то был. А тут какой-то странный тип живёт. Инвалид вроде. Так соседи говорят. На улицу не выходит, только на балконе иногда наблюдает в подзорную трубу. Может маньяк? Я беседовал с участковым врачом. Она посоветовала дверь выбить, вообще-то, и вызвать психушку.
-Эта насоветует, - Аурику передернуло от отвращения,- у неё свой шкурный интерес к одиноким людям.
- Ничего он не маньяк, - продолжила она, - ему вполне хватает своего мира, а ваш ему подавно не нужен. И вообще, по сравнению с ним, это вы все инвалиды.
-И что же тогда он за нашим миром то в трубу наблюдает? Что разглядеть хочет? – ухмыльнулся участковый, косясь на чемоданчик в руках у вдруг побледневшей Аурики.
-Не волнуйтесь, он не ваш и не их, а свой собственный мир наблюдает. Пойдёмте. Я открою. Сами всё увидите.
В пустой комнате на кровати вытянулся человек. На сгибе локтя был вставлен катетер. Рядом стоял штатив для переливания крови и кресло. На кресле полулежа, притулился у спинки игрушечный пупс бордового, почти коричневого цвета, тоже с катетером в маленькой пластмассовой ручке. И пупс, и человек - оба были обнажены, у обоих были открыты глаза. Взгляд был устремлён куда-то сквозь пространство, вдаль. Кровь подтеками застыла на коже кресла, образуя замысловатый узор. На груди человека обнимая его пушистыми лапами, распластался громадных размеров кот, словно пытаясь согреть уже давно остывшее тело. Увидев людей, он спрыгнул на пол, понюхал запекшееся бурое пятно у ножек кресла, и уселся посередине комнаты бесстрастным изваянием. С гулким стуком упала на паркет холодная рука. Аурика вскрикнула, участковый нервно перекрестился. Кот подошёл к побелевшей ладони, лизнул её, и жалобно мяукнул, после посмотрел на людей, словно укоряя их, в чём-то. Затем аккуратно вышел в открытую дверь, даже не скрипнув паркетом. Аурика с секунду раздумывала. «Кс-ксс-кс, мистер Кот, кс-ксс-кс!»
© Урюк
