Кольке намылил ухи пьяный сосед снизу. Подозвал: мол, иди-ка сюда, малец, дело есть. Дождался пока Колька подойдет, ухватил его за голову двумя руками и резко взмылил уши, после чего дал пинка и, довольно гыгыкнув, сказал: “У-у, гадёныш. Вырос, выблядок. Куда побёг, гнида малолетняя? Я тя не отпускал, стоять бля!”.
Колька со всех ног ломанулся прочь. Уши сильно жгло и на глаза наворачивались злые слёзы. Хотелось разреветься. Но не потому, что было больно, а скорее, от обиды, что эта пьяная сволочь может что-то ему сделать, а он в ответ – ничего.
Мать у Кольки работала торгашкой на рынке, и в свете новых постперестроечных веяний стала ездить “челночить” по Турциям и Польшам. Отец был хлипким алкогликом и давным-давно уже жил с новой семьей и взрослым сыном от второй жены в другом городе. Колька видел его всего раз или два в жизни, когда тот приезжал в командировку и, изрядно приняв на грудь, приходил смотреть на сына.
Созерцание рано ссутулившегося, всем своим видом излучающего какую-то внутреннюю забитость слюнявого человечка не вызывало в нём никаких чувств, кроме лёгкого омерзения.
Он не сильно, но твердо отстранился от родного папаши, когда тот попытался пьяно “почеломкать” сына в щёки и молчал весь вечер, пока отец пил на кухне с новым мамкиным хахалем.
Колька забежал в подъезд и отдышался. С соседом решительно надо было чего-то делать, тем более это был уже не первый случай, когда тот, напившись, над ним измывался.
Жаловаться было особо некому. Мать укатила в очередной “челночный” круиз, её ухажер был приходящий и делами недопасынка не интересовался. Родной дядя, мамин брат, барабанил срок на зоне и возвращаться в родные пенаты пока не спешил.
В общем, один дома целую неделю.
Кто из нас не мечтал в детстве оказаться без родительской опеки и побыть хозяином самому себе хотя бы несколько дней? Казалось бы, живи да радуйся. Но радости почему-то не было.
Колька зашёл домой и позвонил своему лучшему другу Серёге. Позвонил просто так - пожаловаться на жизнь.
Серёга жил в трёх кварталах от Колькиного дома и считался по всем понятиям “пацаном с другого района”. Однако, обладая весьма дипломатичным характером, умудрялся везде слыть “своим парнем”. Они познакомились и сошлись на почве радиолюбительства в кружке при местном дворце пионеров.
Серёга быстро врубился в ситуацию, сказал “не ссать”, и что он сейчас придёт. И в самом деле, не прошло и пятнадцати минут, как уже он прибыл с почти готовым планом действий.
Обсуждение деталей закончилось вечером, когда Кольке домой позвонила Серёгина мать и сказала что пора бы закругляться.
Владимир Петрович, 34-летний тренер хоккейной команды завода «Старт», встречал суровый субботний выходной утренним похмельем. В башке чего-то ритмично постукивало и на общем фоне тяжелого самочувствия отдавалось гулкими ударами где-то внизу желудка, вызывая настойчивое желание немедленно встать и пойти проблеваться. Вован открыл глаза и обозрел окружающую его действительность. Она была омерзительна. С трудом сглотнув назад содержимое рвущегося на волю желудка, он попытался приподняться с дивана и снова прислушался к себе.
Стук в башке не прекращался. Он только слегка отдалился, и теперь стало ясно, что стучит вовсе не внутри его черепа. Ритмичное постукивание, то усиливаясь, то затихая, доносилось со стороны окна.
- Кто может долбить в окно на седьмом этаже? – тупо подумал Вован. – Наверное, галки или эти… как их… вороны. Небось, опять старая дура с девятого кормила птиц и просыпала хлебные крошки ему на подоконник.
Он поднялся и подошел к окну. За ним одиноко висел грязный ботинок, привязанный на веревке и, лениво постукивая по стеклу, явно просился в гости.
- Блять! – подумал Вовик, - Узнаю, кто это сделал – убью! Не иначе, этот малолетний ублюдок из квартиры этажом выше…
Он распахнул окно и попытался поймать ботинок, но не тут–то было. Бутс лихо отлетел от его рук, набрал разгон и попытался ударить Володю по лбу.
- Аааа!!! – ну всё, пиздец! – заорал ещё не протрезвевший до конца Вован и посмотрел вверх, дабы определить, кто же посмел устроить ему с утра такую подлянку.
Верёвка уходила куда-то на крышу дома.
И, когда задранная физиономия хоккеиста в поисках сермяжной правды высунулась из окна, из-за парапета крыши в свою очередь неторопливо вылезла большая жестяная банка на длинной палке и опрокинула прямо ему в морду примерно два литра мочи с поправкой на ветер.
Такой беспредел терпеть было нельзя. Вован утёр обоссаную харю и, выбежав на лестничную клетку, - как был, полуодетый, ломанулся на крышу.
Но там никого уже не было. Только сиротливо висела привязанная за общественную телеантенну верёвка с ботинком, да валялась прибитая к черенку лопаты пустая жестянка из-под мочи.
- Ну, точно, выходки этого недоноска, – подумал Вован и стал спускаться вниз. Проходя через восьмой этаж, он остановился у соседской двери и, дав по ней пинка, заорал: - Открывай, гадёныш, а то плохо будет! Открывай, мразь!
Но ответа не последовало. Пиннув на всякий случай ещё пару раз по двери, он спустился к себе и увидел, что дверь в его квартиру закрыта, а замочная скважина плотно забита обломанными спичками.
- Да что же это творится, японамать! Поймаю сучонка – убью на месте.
Стучать к соседям и просить о помощи как-то не хотелось. Но иного выхода, похоже, не было. Открывшая в ответ на настойчивые звонки соседка брезгливо его оглядела, понюхала воздух и сказала:
- Ну вот, допился. Сколько раз тебе говорить, чтоб завязывал! А теперь ещё и обоссался. И не стыдно тебе, морда бесстыжая, с самого-то утра к людям ломиться? Хорошо, что хоть матушка твоя, покойница, тебя не видит. Что припёрся-то?
Вован как мог сбивчиво обрисовал ситуацию и попросил позвать мужа, дабы тот помог с инструментом.
- И что ты на пацана клепаешь? – продолжила соседка, – Он ещё вчера вечером оставил мне ключи и сказал, что уезжает на неделю к бабке. Мать, мол, если приедет пораньше, то ты, тётя Люба, ей ключи-то и отдашь…
Проебавшись с замком около часа, уже порядком обсохший и протрезвевший Вован наконец-то попал домой.
Дальнейший день прошел без приключений.
А ночью зазвонил телефон. Он не просто зазвонил, а бешено заорал диким визгом, словно раненый подсвинок. Вован вскочил с кровати и бросился к аппарату. Он на ощупь выдернул горячую вилку из телефонной розетки. Воняло сгоревшей пластмассой и, включив свет, Вован увидел, что телефонный аппарат слегка дымится, а провода, ведущие к вилке, оплавились.
- Блять, блять, блять! – подумал Вовик, - Завтра же пойду на телефонную станцию и разберусь, что это там за зехер такой творится, что телефоны у людей по ночам горят. Дойду до руководства, но просто так это дело не оставлю.
И лёг спать.
Но не тут-то было. Через час в дверь раздался настойчивый звонок. Звонок зудел и не прекращался.
Вован распахнул дверь и резко отпрянул обратно в квартиру.
Дверная обивка и косяк, обильно политые чем-то серебристым, ярко пылали. В коридоре стоял резкий запах бензино-ацетоновой смеси и ещё какой-то химической гадости. От кнопки звонка остался только вяло стекающий по косяку обмылок. Контакты, судя по всему, замкнуло намертво, и звонок заливался резким противным дребезгом.
На то, чтобы потушить пожар, ушло минут десять. От вылитых порций воды огонь поначалу только свирепел и начинал пожирать дверную обивку еще более интенсивно.
Звонок пришлось отключать изнутри квартиры, перерубив топором провода. Пробки выбило, и квартира погрузилась во тьму.
В ту ночь Вован больше не спал. Он сидел около двери и прислушивался к происходящему в коридоре. Так ничего и не высидев, он забылся тяжёлым сном уже на рассвете.
Но всё ещё только начиналось…
Ходить на телефонную станцию не имело смысла. И так было ясно, что кто-то ведёт против Вована целенаправленные боевые действия. Оставалось только выяснить кто, и тогда врагам бы никто не позавидовал.
Так: сопляк сверху уехал к бабке. Очкастый чмырь с первого этажа просто бы зассал связываться.
А вообще, если призадуматься, недоброжелателей у Вована хватало. Кто-то мог припомнить ему разбитый фейс, кто-то громкую музыку по ночам, кто-то хамство, кто-то выходки его дружков и шлюх, периодически обитавших в его квартире. В общем, круг подозреваемых был достаточно широк.
Поэтому, не найдя лучшего выхода, Вован решил для начала внимательно понаблюдать за окружающей обстановкой.
На работе он отзвонился начальству, сказав, что приболел и его не будет пару дней. Там отнеслись с пониманием, и Вован приступил к наблюдению.
Он околачивался по двору, прислушивался к разговорам старух на лавке, зависал в подъезде, несколько раз поднимался на крышу, но всё было тщетно. Про него или забыли, или враг попался не менее хитрый и изворотливый, чем сам Вован.
Делать скидку на слабость явно не стоило. Ночное происшествие его в этом убедило. Однако, под конец дня, когда народ повалил с работы и во двор заглянула шумная компания с родного завода, отмечавшая очередную получку, он не устоял и вместе со всеми принял «по чуть-чуть».
Паренёк, разливавший водку, был Вовану не знаком.
- Да это стажер, – сказал известный заводской пиздабол, но ценный фрезеровщик Левонтий Палыч, - Недавно из шараги. Вот, взял в ученики.
- Так, молодой, держи червонец и пиздуй по-быстрому в шинок за поллитрой. Народу много, а выпить нечего, – приказал Палыч.
Парень исчез, а Вован всё вглядывался в осенние сумерки, надеясь там что-нибудь углядеть.
- Чего ты такой загадочный? – спросил Палыч, – Я тут слышал, что хоккеист-то наш, надёжа всего завода, приболел? А? Кто, как грится, мало курит - мало пьёт, тот здоровеньким помрёт. Колись, Вовка, вижу что что-то случилось, а про насморк свой не пизди. Нету у тебя никакого насморка.
Что ответить Палычу, Вован не знал, так как рассказывать про то, что его облили мочой и подожгли дверь, явно не стоило. Поэтому он промычал что-то невнятное по поводу домашних дел, лихорадочно придумывая чего бы такого ещё наврать любопытному балагуру, но в этот момент, к счастью, принесли водку.
Все, кто помнит времена, когда спиртное можно было купить только по талонам, разумеется, помнят и буйным цветом процветавшее шинкарство. Торговали всем, чем ни попадя. От классической разбавленной водяры до экзотических коктейлей из смеси денатурата, тормозухи и очищенного клея БФ.
На этот раз продукт представлял из себя почти правильную водку. Почти – это потому, что ушлый народ при первом же взгляде на способ наклейки водочной этикетки опознал «самопал», разливаемый в одном из многочисленных подпольных цехов родного города.
- Ну, вроде, пить можно, – понюхав продукт, изрёк Палыч и разлил содержимое по пластиковым стаканам.
Выпили.
К счастью, тема Вовановой болезни сама собой сошла на нет, и беседа перешла в стандартное русло: завод, бабы, начальство и выпивка. Вован покинул захорошевшую компанию гегемонов и уныло побрёл к себе домой. Происшедшие с ним неурядицы сильно отравляли жизнь и, даже после принятого стакана, утраченный прошлой ночью оптимизм обратно так и не вернулся.
Открыв дверь, он почувствовал сильный сквозняк, как будто все окна в квартире были распахнуты. Вован включил свет и с грустной покорностью воззрился на выбитые стёкла.
Стреляли из винтовки-“воздушки”. Это он определил сразу, найдя несколько сплющенных пулек в проеме между оконными рамами. Кто стрелял – по-прежнему оставалось загадкой.
Внезапно Вован почувствовал, что в животе у него происходит что-то странное. Кишки как будто взбесились, а желудок вдруг резко сжался в одну точку. Почувствовав, что ещё чуть-чуть, и он обделается прямо здесь, Вован побежал в туалет.
Сиденье на горшке не приносило желаемого облегчения. Через каждые полминуты, как его отпускало, всё начиналась по-новой, и он опять и опять седлал унитаз.
В один из этих ответственных моментов, входная дверь квартиры издала громкий скрип и, перекосившись, с хрустом вылетела в коридор.
Принцип оказался прост. Кто-то привязал стальной трос к дверной ручке Вовановой квартиры, на другой конец зацепил фомку и закинул её в грузовой лифт, нажав кнопку доставки груза на первый этаж. Защита от отсутствия пассажиров в кабине лифта почему-то не сработала.
Может быть потому, что она не работала по жизни. А может, потому, что на полу лифта валялось несколько мешков с цементом, в которых окончательно усравшийся к тому времени Вован признал своё собственное имущество, хранившееся в гараже неподалёку от дома.
Инспекция гаражного содержимого также не сулила ничего хорошего. Это он понял сразу, когда выйдя из подъезда, наткнулся на стаю довольных бомжей, обжиравшихся на халяву консервированными помидорами, огурцами и тушенкой, которые запасливый Вован хранил как раз в подвале своего гаража.
Как оказалось, какая-то добрая душа принесла несколько сумок с продовольствием, оставила их у подъезда и быстро испарилась в неизвестном направлении.
Разогнав бомжей подальше от халявы и перетаскав сумки наверх, Вован попросил соседей присмотреть за квартирой и направился в гараж.
Замки на гараже оказались нетронутыми, но часть задней стены, выходящей на узкий проём между первой и второй линией гаражного комплекса, оказалась аккуратно разобранной. Кто-то выскреб цемент в кладке между кирпичами и аккуратно, вытаскивая по одному кирпичику, проделал здоровенную дыру.
По размерам отверстия определить хотя бы приблизительно рост и возраст подозреваемых, было проблематично. В такой проём запросто мог влезть даже здоровый мужик типа Вована.
– Блять! Говорили же мне – не экономь на цементе! – подумал Вован, но, как говорится, поздно было пить боржоми.
К счастью, машиной он не успел обзавестись. Поэтому причиненный хозяйству ущерб был, скорее, морально-психологическим, не считая вырванной двери.
Ночь прошла спокойно.
Наутро, Вован достал денежную заначку и сходил в контору, устанавливающую новомодные железные двери, оставив свою квартиру под присмотром соседей.
Поторговавшись для порядка и заплатив сколько положено с учетом срочности заказа, Вован со спокойной душой отправился домой ждать приезда мастеров.
Дверь поставили, замки врезали и, получив к вечеру два комплекта новеньких ключей, Вован почувствовал себя относительно защищенным . Железо, как известно, не горит, а уродов-вредителей он ещё поймает… На этой оптимистичной ноте он заснул.
Ему снилось что-то приятное, когда грудь наполняется свежим воздухом, всё в мире просто и ясно, а сам он находится где-то далеко на горных вершинах, абсолютно отстранившись от всех и вся, и воспринимая суть мироздания.
Будильник прозвенел вовремя, напомнив, что отгул по болезни закончен и снова пора на работу. Вован умылся, почистил зубы, оделся и, подивившись, почему в квартире пахнет озоном, взялся за стальную ручку двери.
БАЦ! Сдавленные лёгкие не успели выдавить крик. Словно страшный удар невидимого молота отбросил его вглубь квартиры.
Все мышцы в теле свело, а перед глазами Вована вперемешку с яркими пятнами пронеслись наиболее яркие эпизоды его никчёмной и пустой жизни.
Вот он бьет кого-то из собутыльников по лицу, вот он выпил и ему теперь хорошо, вот он стоит в воротах на него несётся точно такой же как он, Вован из команды противников и пытается забить гол, вот он выгоняет пьяную проститутку и на прощанье бьёт её кулаком в лицо, так как ему нечем ей заплатить. Вот он работает на заводе и видит, как с похмелья балагуру Палычу отрезает палец. Вот он пришел из армии и созвал своих друзей на попойку. А много ли их было-то, тех друзей? Кто в тюрьме, кто погиб, кто окончательно сторчался...
Паника. Тело не слушается, телефона нет. Он в полном параличе лежит на полу и чувствует, что по штанам струится что-то тёплое и жидкое. Мокрая лужа неторопливо натекает, сзади в штанах тоже холодно и липко, но он ничего не может с этим поделать.
И тогда он закричал. Он звал того единственного человека, который искренне его любил не за что-то, а просто так, просто потому что он был на этом свете.
Он лежал и орал: “МАМА!”.
- Слышь, Серёга, может зря мы его так? Десять киловольт с трансформатора от неоновой рекламы – штука серьёзная, сказал Колян. Теперь мужик из-за нас в больнице валяется. Говорят, в тяжёлом состоянии.
- Знаешь, Коль. Не парься, - ответил Сергей, - все эти сказки про левую и правую щёку придуманы для слабаков. Я думаю, если тебя ударили – всегда бей в ответ. Желательно, ножом. И кстати, не забудь – ты ещё обещал Михе-стажеру набор польских жвачек за пурген в стакане с водкой.
