Мой родной городок расположен почти в самом центре сибирской тайги, только чуть левее, и в стороне. Если вы когда-нибудь заблудитесь в центре тайги, просто поверните налево и потом идите все прямо и прямо — и выйдете точно на центральную улицу городка, я это гарантирую. Вы легко узнаете эту улицу, там стоит статуя Ильича, выкрашенная бирюзовой краской.
А напротив Ильича, чуть вправо — краеведческий музей. Всякий, кто приезжает в городок, знает, что спасения от него нет: аборигены обязательно завлекут гостя под каким-нибудь благовидным предлогом в этот музей и натыкают носом в подлинные бивни мамонта. Бивней мамонта под моим родным городком целые залежи, собаке кость зарыть некуда.
Я как-то летом ездил отдыхать на родину. Чтобы было не скучно, взял с собой сестру Дашу. Даша очень особенная сестра, она прежде не бывала в моем родном городке. В детстве она решила родиться и вырасти в Томске, поэтому никогда не видела бивней мамонта в таких количествах, чтобы они успели ей наскучить. Когда я предложил сходить в краеведческий музей и полюбоваться на бивни, она сразу согласилась.
Вы только не подумайте, будто кроме бивней во всем музее ничего больше нет. Если бы это было так, он назывался бы музеем бивней. В нашем музее полным-полно чучел разных зверей и птиц, которые населяли наш край до того, как их убили, чтобы сделать чучела для музея. Я стал водить Дашу по музею и показывать ей, как он устроен внутри.
— Это полярная сова, — говорил я. — Это бобер, а это чучело лисицы, оно охотится на чучело мыши.
Я бывал в нашем музее десятки раз и знаю там каждую мышь в лицо. Лису я помню с самого детства, у нее на морде выражение «Христом богом молю, заберите меня отсюда». Чучело мыши лежит у ее ног с выражением покорности судьбе, мышь знала, на что шла, когда выходила из норки. Норка, кстати, тут же, неподалеку, в снегу, сделанном из ваты. Понятия не имею, зачем мышь выбралась наружу из такой теплой норы.
Даше очень нравится дикая природа, особенно совы. Совы приводят ее в восторг. Живые совы питаются мышами. Даша не особенно любит, когда в ее присутствии кто-то ест мышей, поэтому неживые совы Даше нравятся даже больше. Она вошла в зал музея, где под потолком были развешаны совы, моментально пришла в восторг и завопила:
— Совы, совы, смотри, сколько сов! Вот оно — СОВершенство!
Ее внимание привлек карликовый сычик, она внимательно рассмотрела его, потом заглянула в свою сумочку, потом — в карман моей куртки. Карман показался ей подходящим, и она сказала мне:
— Похить эту сову для меня! Я сейчас буду всех отвлекать, а ты прячь в карман!
Женщины очень часто под привлекательной внешностью таят в себе преступные склонности. Я знавал одну девушку, она всегда порывалась стащить что-нибудь, когда приходила в новое место. Она делала это без злого умысла, ей просто импонировала сама мысль о сувенирах. На память она не полагалась, предпочитала оставлять себе какие-то вещественные напоминания о том, где она была и что ей удалось там стянуть. Если вы шли с ней на пляж, все было еще неплохо, был шанс, что она унесет оттуда красивый камушек или чужое полотенце — в общем, никакого ущерба не причиняла. Но привести ее к кому-нибудь в гости почти наверняка бывало ужасной идеей, хозяева успевали заподозрить неладное прежде, чем все напивались.
Однажды я летел с ней вместе в самолете, и клянусь вам, в конце полета, когда мы уже спускались вниз по трапу, я заметил, что у самолета нет крыльев. Они были, пока мы летели, почти наверняка были. Уверен, что эта девушка приложила здесь свою руку, хотя она и не признается в этом. Впрочем, может, я просто посмотрел не в ту сторону, спускаясь с трапа.
Так вот, я хочу сказать, Даша не такая, у нее нет клептомании, она просто очень любит сов.
— Не могу с собой СОВладать, — говорит Даша. — Это же совы!
К счастью, мне удалось отвлечь ее чучелом медведя. Неподалеку от сов в музее стоит бурый медведь, с лица он похож на заносчивого барина, отдающего указания приказчику. Одну лапу он даже протягивает вперед, для поцелуя.
— Однажды я встретил медведя, — сказал я Даше. — В детстве.
Она захотела знать, чье детство я имею в виду — свое или медведя, и я пояснил, что мы оба были моложе, но медведь уже тогда был существенно крупнее, наверняка уже закончил школу.
— Он вышел из самой чащи и наступил мне на ухо, — сказал я. — Сначала на левое, а потом, когда извинялся, и на правое. Затем станцевал на моих ушах польку и ушел в лес. С тех пор у меня такой безобразно плохой слух, я совершенно не умею петь. Я много раз пытался петь на людях, и каждый раз мне говорили, что, будь я Сальери, мне не пришлось бы даже травить Моцарта — достаточно было бы просто спеть ему.
А все дело в ушах. Мой младший брат по профессии звукорежиссер, он однажды по дружбе осмотрел мои уши, много смеялся. После встречи с медведем мои уши растут под неправильным углом, с такими ушами сложно воспринимать музыку всерьез. У меня сложилась уникальная ситуация, играть на скрипке я теоретически могу, а слушать ее не умею. Надо мной смеются даже медведи.
Медведь Даше тоже понравился, если бы он поместился в ее сумочке, думаю, она бы его стащила. На пути домой Даша все строила планы, как бы ей проникнуть ночью в музей и вынести оттуда парочку сов и медведя в придачу.
— Ты не первая фанатка медведей в этом музее, — сказал я ей. — Наверняка он приколочен гвоздями к полу.
Она не сдавалась, тогда я пообещал ей, что однажды напишу рассказ, в котором будет много сов, медведь и сама Даша. Тогда она немного успокоилась и кажется, отказалась от преступных намерений.
Теперь вы знаете, как я спас экспозицию родного музея, и если когда-нибудь вы заблудитесь в центре тайги, и выйдете прямо на центральную улицу нашего городка — обязательно загляните в музей. Там отличная коллекция бивней мамонтов, да и сов осталось еще прилично. Не говоря уже о медведе.
Вам в любом случае придется туда зайти, аборигены все равно вас заставят. Смиритесь. От нашего краеведческого музея спасения нет.
