Я всегда старался держаться подальше от людей. Такой у меня характер, наверное. Мать говорила, чудо, что волчонок, вроде меня, жену умудрился сыскать. Ничего необычного, я считаю – просто любовь, теперь я готов говорить об этом открыто. Разве согласилась бы Наташа поселиться со мной в доме возле леса, вдали от других деревенских, если б меня не любила?
Она родила мне Ирину. Мой маленький светловолосый ангел. Она так и не успела вырасти во взрослую женщину. Голодная зима заставила волка искать пищи среди людей. Восьмилетняя девочка, возвращавшаяся со школы, полагаю, пришлась ему по вкусу.
Осмелевших лесных людоедов принято убивать. Как можно скорее. Мужики снарядили отряд и отправились на поиски зверя. Удивились, когда я отказался принять участие в охоте. Откуда им было знать, что искать уже не кого?
Я освободил погреб для нового жилища этой твари. Как он выл первые месяцы! В очередной раз я подумал о том, что отдалённость от людей была очень кстати. Наташа так не думала. Она ни о чём не думала. Я привозил ей водку из магазина. Она вливала в себя прозрачную жидкость и отправлялась к погребу. Чаще всего звучало слово урод – матом Наташа не ругалась даже в самые тяжёлые моменты жизни. Она смотрела на убийцу своей дочери, кричала, ругалась, грозилась, швыряла камни. Там обычно и засыпала, а я относил её в кровать.
Я, напротив, бал ласков с Уродом. Не жалел для него еды. Кормил по несколько раз на дню. После нескольких месяцев позволил себе спуститься вниз. Я не боялся, когда Урод легонько тяпнул меня за руку. Укус обессиленной твари не смертелен, поверьте.
Наташа скоро умерла. Всё было, как и каждый вечер последних месяцев, но в этот раз она не проснулась. После похорон никто из деревенских, и раньше не балующих наш дом вниманием, меня не навещал. Оно и к лучшему, думал я.
С Уродом мы сдружились. Сначала он смирился со своей участью, потом пообвыкся. Позволял кормить себя с руки и даже гладить. Словно домашний пёс, скулил, когда я закрывал погреб перед уходом. Год длился неторопливо.
Однажды ночью я вывел Урода на улицу. Он не запрыгал от радости, что была бы ожидаема. Я надел на него ошейник, который, судя по всему, не понадобился. Урод шёл рядом, пока я уводил его в лес, и не пытался рыпнуться.
Мы добрались до места, где я когда-то нашёл то, что осталось от Иришки. Я опустился на синеватый хрустящий снег, рядом положил ружьё. Урод затих, и настал момент истины. Я смотрел в его тоскливые глаза и вспоминал своих девочек. Слёзы потекли по щекам. Урод подошёл ко мне близко-близко. Его морда оказалась на уровне с моим лицом, но я не испугался ни на миг. Я не стал бы сопротивляться, если бы Урод решил перегрызть мне глотку. Возможно, я даже был бы ему благодарен за это.
Из волчьей пасти показался язык, и Урод стёр им с моего лица солоноватые ручейки. Я погладил его по загривку в ответ. Урод опустил морду мне на колени. Не печалься, словно говорил он, не грусти.
И я понял, что пора.
Когда я поднялся, Урод завихлял вокруг моих ног.
Когда я навёл на него ружьё, Урод остановился на месте.
Когда раздался выстрел, Урод даже не дёрнулся.
