Ты не любишь свою работу, как это и принято. Ты, приходя к девяти, не знаешь, чем себя занять в своём затрапезном офисе, чтобы в пять пойти домой. Ты ждёшь пятницу, чтобы наебениться со своими друзьями-страдальцами, которые занимались тем же и всю неделю ждали пятницу. Радость от пятницы так высока, что, сидя на рабочем месте вконтактике в этот день, ты непременно высрешь в ленту посвящённую этому событию картинощку. Кстати, в пятницу такими картинощками будет засрана вся твоя лента, ведь друзья испытывают ту же радость, что и ты. Кроме пятницы, можно ждать отпуск, чтобы поехать в Хургаду или Анталию либо, если ты небыдло, в какой-нибудь Таиланд или Испанию, например. Если ты тюнингованное небыдло, можно ещё поехать на Гоа, чтобы дунуть и приобщиться к духовности. Если ты живёшь в ебенях, то можно в отпуске отправиться в Геленджик или в Петербург, в зависимости самоидентификации с тем или иным интеллектуальным классом.
Само слово «работа» несёт в себе одни только негативные коннотации. Под работой обычно подразумевается крайне скучное проведение времени пять дней в неделю, сопряжённое с кучей сомнительных действий, осмысленность которых тоже сомнительна. Ты не любишь работу, потому что скорее всего работаешь не по специальности. Когда ты поступал в вуз, ты и не собирался работать по специальности, потому что к твоей специальности либо прилагается маленькая зарплата, либо ты просто пошёл ради хоть какого-то диплома. У тебя нет профессиональных интересов, да и какие могут быть профессиональные интересы у выпускника обычной школы? Ты мог любить книги, но пятидесятилетняя тётка в пиджаке стиля «директор советского гастронома» заставляла тебя писать сочинения про символизм синих занавесок в третьей главе, а самым важным в задании было наличие не менее пяти страниц текста и красивый почерк. Да, важны только количество страниц и почерк. Тебе могла нравиться химия, но шестидесятилетняя тётка в наряде стиля «секретарь горкома» заставляла решать по двадцать однотипных цепочек ОВР (и чтобы почерк был понятным). Школа отбила всякий интерес, зато ты приобрёл важные навыки — теперь ты можешь долго выполнять бессмысленные действия и не испытывать в этой связи моральных страданий. Отбитая рефлексия очень помогает переживать своё рабство.
Впрочем, тебе может действительно что-то нравиться, у тебя может быть хобби, причём, такое, на котором при определённых обстоятельствах можно неплохо подняться. Но мамка с батей не дали тебе пойти по этой дороге, сказав, что это — не работа. Конечно, им лучше знать, что такое работа, ведь они просидели по тридцать лет в конторах, испытывая к ним искреннюю ненависть. А ещё они помнят, как хуярили по распределению три года в рабочем посёлке за Полярным кругом. Они знают, что работа — это страдание, а без страдания — нет работы, и с радостью приобщили тебя к этим святым тайнам, как только ты получил свои честные 187 баллов за три предмета.
К двадцати двум ты уже знаешь, что работа — это вынужденная необходимость и неприятная обязанность, без которой нельзя жить, что-то вроде необходимости мыть посуду или выносить мусор. Поэтому ты добровольно соглашаешься насиловать себя за двадцатку-тридцатку в месяц, более того, ты можешь даже воспринимать это как норму. Ты не сменишь работу, потому что ты даже не знаешь, что так можно. Конечно, ты наверное, согласишься заменить одно насилие другим, если за него будут давать сороковку, но на смену самого принципа ты не пойдёшь никогда. Тебе ведь этого не надо, а вот у тебя уже и форд фокус в кредит, а вот и однушка в ипотеку где-то на выезде, микрорайон «Солнечный» или «Молодёжный», такие в любом городе есть. Всё как у людей. Когда ты состаришься, подумай, что ты мог бы рассказать своим внукам?