Весна в этом году выдалась жутко холодная, скользкая, ворчливая и злая, как тысяча разгневанных следами от обуви на керамическом полу уборщиц. От такой весны не хотелось ни пить, ни есть, ни танцевать. Бери грелку и жуй сухари под одеялом. До самого лета.
Но весна есть весна. Здесь тебе и свидания, и любовь, и новые встречи. Никакие капризы погоды не способны променять на грелку и сухари невероятное чувство в груди. И я, несмотря на хмурую мартовскую погоду, несмотря на жуткий насморк, кашель и чих, решил отправиться на свидание. Для этого дела лета ждать не нужно. Это я могу в любом состоянии.
А свидание у меня, значит, у театра юного зрителя назначено. Такое необычное и оригинальное место. Стою я у театра юного зрителя и жду свою писаную красавицу, а она что-то всё не является и не является. Марафет, наверное, наводит. Зеркало дразнит. А я стою, в общем, у театра, мерзну, кашляю и чихаю. А девушка, так, ничего себе. Я с ней на сайте знакомств познакомился. Сразу дружить договорились, а там, чем черт не шутит, и до свадьбы недалеко. Может даже ближайшим летом.
"И чего, – пишу я, – такие молодые и красивые девушки на сайте знакомств делают. Вы, – пишу, – удивительная. На фото – прямо модель. Давно мечтал с моделью познакомится. Модели – мой профиль".
С этими мыслями и воспоминаниями стою возле ТЮЗа. Только не греют они меня. Знобить меня что-то стало. Чувствую – весь трясусь, как лист осиновый и насморк, насморк, насморк. В глазах зайчики. Ноги подкашиваются. Зубы отбивают чечетку.
Пишу, значит, ей СМС: "ты где?".
"Жди меня, – пишет, – Скоро буду. Замоталась по работе".
Чего на улице зря стоять, подожду в театре. Хотя бы погреюсь и трястись перестану. Захожу в ТЮЗ. Чихаю, кашляю. Сажусь на стульчик. Хорошо, тепло, и даже дрема на меня находит. А стульчик очень кстати пришелся. Как раз для меня, и рядом с батареей.
Вдруг внезапно вздрагиваю от грубого женского рыканья:
– Это чего тут такое развалилось на моем стуле?
Открываю правый глаз. Вижу перед собой хмурую женщину лет 50 не дюжей комплекции с мясистыми грудями, черными густыми бровями и широко выпученными глазами зеленого цвета.
Я в смятении что-то бормочу. У меня может температура. Может у меня дезориентация в пространстве и полная потеря координат:
– А я это… того… ну… э…
– Ждёте кого-то? – строго спрашивает она и чешет нос.
– Да, – ответил я, и наконец мой затуманенный мозг вышел из сумрака и ринулся в атаку:
– А вы кто будете?
– Гардеробщица Ноздрева Валентина Ивановна.
– Ясно. Очень приятно, – равнодушно отвечаю я, посильнее кутаюсь в свой тулуп и пытаюсь закрыть правый глаз.
Мне уже все равно и на свидание, и на девушку, и на гардеробщицу. Только бы сидеть в тепле и дремать. Что такое? Не получается закрыть у меня глаз, а все потому, что на лице гардеробщицы отражается растерянность и недоумение, достойные лучших театров мира.
– А чего это вы тут расселись? – ещё шире выпучивает она на меня свою глазки-пятаки.
От такого вопроса я просто опешил и не знал, что ответить гражданке. Я попытался выдавить из себя улыбку (Станиславский бы не оценил), и окинул гардеробщицу взглядом снизу-вверх и сверху-вниз:
– Сижу, жду. Чихаю, – говорю я, и, действительно, издаю-таки громкий чих.
– У нас сидеть и чихать строго запрещено! У нас дети здесь ходят, а тут приходят разные, сидят и чихают. Инфекция!
– Я вас попросил бы мне не грубить. А чихать нигде не запрещено. Сами вы – Бруцелла.
– Чего я?..
– Бруцелла, – повторяю я, – бруцеллез вас разрази.
– Ну, всё. Зову охрану. Будете чихать на улице. Я не позволю себя называть Бруцеллой, – реагирует она в самых оскорбленных чувствах и убегает.
Я посильнее вцепился в стул. Надо же, чихать не разрешают. Где такое видано.
Приводит гардеробщица охранника и говорит:
– Вот, смотри, Петрович. Сидит тут, чихает. Инфекцию разносит. А наружность – бандитская. Того и гляди сопрет что-нибудь.
Мы с охранником окинули холл театра быстрым взглядом, убедившись, что кроме стула и самой гардеробщицы красть здесь нечего.
Я ещё сильнее вцепился в стул:
– Никуда, никуда я не уйду! Я буду сидеть здесь и чихать! Я здесь помру, но с этого места не сойду! Я имею право сидеть на стуле, и я буду на нем сидеть. Это мои конституционные права. И мне чихать на вас всех. Я буду сидеть! Там холодно и мерзко! У меня насморк, вы понимаете? Вы люди или где? Чего пристали, а? Всё. Буду сидеть, чихать и дремать. Отвалите.
– Да, пусть сидит Ивановна. Чего ты в самом деле, – решил войти в мое положение охранник, за что получил в свой адрес "смачную" порцию отборной брани, ругани и угроз.
И он сдался:
– Ну, ладно парень. Давай. Ну, ты ж понимаешь. Мне не жалко, ну, ты ж видишь. Давай, давай…
Я затряс головой:
– Нет, нет и нет. Я жду девушку. Она скоро будет. Сейчас я её наберу.
Я достал сотовый телефон, набрал номер своей красавицы и… вдруг до меня со стороны гардероба донеслась веселая трель.
– Ходят тут всякие, чихают, – пробормотала гардеробщица и ринулась на свое рабочее место.
– Але, дорогой? – услышал я уже жутко-знакомый мне голос Ноздревой Валентины Ивановны.
– Ээээээ… – промычал я в трубку и в следующий миг что есть мочи сорвался со своего стула. И бежал я так, как не бегал никогда, по лужам, канавам и на красный свет.
А дома мою простуду, как рукой сняло. Вот оно настоящее лекарство!
© : Алик Герд
