«Дай-ка я тебя искупаю», - сказал профессор Павел Сергеевич студентке Поле. Он привел ее к себе в номер, дело было на конференции, аспиранты и студенты тоже были, и одна девочка так беззаветно смотрела на него из первого ряда, что он сначала позвал ее выпить кофе, потом погулять по темнеющему городу, потом поужинать, а ресторан был как раз в гостинице, ну а там она сама пошла не к выходу, а к лифту.
«Я хочу тебя искупать», - промурлыкал Павел Сергеевич, снимая с худеньких плеч Поли тонкий свитер, расстегивая ее лифчик и подталкивая к двери ванной, отворяя воду, налаживая душ и искоса глядя в зеркало, как она, присев на краешек унитаза, стаскивает с себя узкие, в облипочку, джинсы. Павел Сергеевич специально затеял это купание, чтобы себя немного раскочегарить, как он произнес в уме – потому что он за целый день устал, в ресторане объелся, выпил два бокала сухого вина, и вообще был немолод.
А Поля была неприлично молода, лет двадцати. Павел Сергеевич мылил ее гостиничным шампунем, скользил по ней пальцами, буравил душем все места, а она жмурилась и подставлялась. По ходу дела он сам почти разделся, остался только в белых трусах с какой-то модной маркой, но насчет раскочегариться дело шло небыстро, и поэтому он слегка промокнул Полю махровой простынкой, отвел в комнату, положил на широченную кровать и принялся везде расцеловывать и причинять ей всякие утонченные ласки. В дело пошли даже бутылочки из минибара – круглые, плоские, квадратные и треугольные, и ей это очень нравилось. Но наконец все встало на свои места, и он начал ею, как это говорится, обладать.
О, это было прекрасно, она наслаждалась изо всех сил, и давала наслаждаться ему, выгибалась дугой, мостиком, прямо-таки летала в постели, да, да, он вдруг увидел, что между ней и ним – она была сверху – два вершка воздуха и никакого касания, она висела над ним, сотрясаясь от страсти, и капли сладкого пота летели ему в губы с ее груди – но вот она упала на него, скатилась налево и легла рядом, переводя дыхание.
- У меня никогда не было такого секса, - сказала она через полминуты. – Можно я буду на «ты»?
Он кивнул и хотел добавить: «и не будет!» - но потом решил, что это пошлое самохвальство, и только вздохнул в ответ.
Но она сама сказала:
- У меня ни с кем не будет такого секса, как с тобой.
- Ну, что ты… - улыбнулся Павел Сергеевич. – Конечно, будет. Будет у тебя любимый человек, и не один, наверное, а потом у тебя будет молодой прекрасный муж, и секс у тебя будет ой-ой-ой, страшное дело, куда уж нам, старикам. Вспомнишь про меня и посмеешься.
- Нет, - упрямо и отчасти даже зло сказала она. – У меня такого секса, как с тобой, ни с кем не будет.
- И что поэтому? – встревожился Павел Сергеевич.
- Поэтому я хочу за тебя замуж.
- Господи! Я женат.
- Разведешься, - сказала она.
- Лихо, - засмеялся он. – А зачем тебе?
Она встала, взяла мобильник из кармана его брюк, и стала искать в списке номеров. «Ага, - бормотала она. – Андреев, Антонов, Арзамасцев, Артемьев, нет… Ага! Вот! Дом. Дом капслоками. Оно…»
- Дом капслоками, оно? – спросила она. – Как жену зовут? Ну, неважно, – и она нажала клавишу. – Я ей все объясню.
Павел Сергеевич вскочил, вырвал у Поли телефон, кинул его в угол комнаты.
- Пустое, - сказала Поля. – Я запомнила номер, я все равно сделаю, как решила.
- Но зачем?! – воскликнул Павел Сергеевич.
- Для секса, - и она голая прижалась к нему; он был тоже голый, но оттолкнул ее.
- Ну допустим, - сказал он, снова улегшись на кровать. – Допустим, ты рассоришь меня с женой. Допустим, мы с ней разойдемся. Допустим, я на тебе женюсь. Но мне пятьдесят шесть, а тебе сколько? Двадцать? Что будет дальше? Когда я стану совсем старый?
- Девятнадцать, - сказала она. – Дальше? Дальше, если я тебя полюблю, то буду лелеять твою старость до самой смерти, дай бог тебе прожить сто лет. А если не полюблю – брошу, когда секс кончится. И ты вернешься к своей жене. Видишь, я тебе все честно сказала.
- Вон отсюда, - сказал Павел Сергеевич. – Одевайся, и вон!
- Напрасно-с, - сказала Поля. – Была бы честь предложена.
Она взяла с кресла одежду. Натянула чулки, застегнула пояс вокруг талии, прикрепила чулки подвязками, надела панталоны до середины бедра, зашнуровала ботиночки, потом надела корсаж, застегнула все крючки, влезла в узкую длинную юбку, надела белую блузку, повязала бархатный шнурок под воротник, потом – жакет и шляпку с цветами.
Павел Сергеевич глядел на нее, открыв рот.
С улицы через раскрытое окно пахнуло сеном, прелым листом и навозом; раздалось лошадиное ржание.
- Павлуша, - сказала она, махнув рукой в перчатке. – Пора запрягать!
- Так точно, Полина Трофимовна! – сказал Павлуша, вскочил с кровати, прыгнул в порты, ловко замотал онучи, надел лапти, косоворотку, накинул сверху суконный кафтан и побежал к двери. – Сию минуточку-с!
Он прожил у нее в имении два года. Потом однажды вскочил в товарный вагон только что открытой Московско-Казанской чугунки, и вернулся домой.
Жене сказал, что его держали в СИЗО и не давали позвонить домой. Жена поверила, потому что у нее уже был другой человек, тоже профессор и даже завкафедрой.
Тогда Павел Сергеевич написал воспоминания о своей жизни в русском пореформенном поместье. Чистый нон-фикшн. Но ему не поверили, хотя там было много драгоценных точнейших деталей. Ну, подумаешь, читал Терпигорева-Атаву, Энгельгардта и вообще всех этих народников…
