Дверь скрипнула и медленно открылась. Солдат, поудобнее перехватив автомат, и положив палец на спусковой крючок, сделал шаг в темноту. Внутри домик казался еще меньше, чем снаружи. В углу на столе уже догорала свеча, пульсирующими всполохами освещая небольшое пространство вокруг.
— Чего надо?
Тихий и спокойный голос из другого угла комнаты, заставил вздрогнуть автоматчика и повернуть на звук ствол своего оружия. Его глаза уже привыкли к темноте, но все же ему пришлось напрячь зрение, чтобы увидеть сидящего на тахте невысокого старика.
— Я говорю — чего надо? — повторил старик.
Солдат, неразборчиво пробурчав что-то под нос и зачем-то заглянув за дверь, вышел из дома, стараясь не поворачиваться к старику спиной. Через минуту дверь снова скрипнула и внутрь вошли уже два человека. Один из них, судя по форме, был офицером. Второй постоянно поглядывал на него, пытаясь предугадать любое желание офицера и выполнить его еще до того, как он произнесет его вслух.
Старик молча наблюдал за незванными гостями из-под густых бровей, сверкая отражавшимся в глазах огоньком свечи. Офицер подошел к столу и, брезгливо поморщившись, присел на табурет, уставившись на старика.
— Ну и чего? — буркнул дед.
— Вас зовут дед Матвей? — с диким акцентом спросил прислужник и, как оказалось, переводчик офицера, который так и остался стоять посередине комнаты.
— Для тебя — Матвей Савельевич, — так же недружелюбно отозвался старик.
— Вы живете здесь один?
— И что?
— Вы не ответили на вопрос.
— Ну один, и что?
— Почему ваш дом стоит не в деревне, а отдельно?
— А тебе какое дело, где мой дом стоит?
Переводчик быстро перекинулся парой фраз с офицером на немецком и снова повернулся к старику.
— Я попрошу вас отвечать на наши вопросы как можно честнее. Это может повлиять на вашу дальнейшую судьбу.
— А ты кто такой, чтобы я тебе отвечал?
— С вами разговаривает офицер непобедимой армии Третьего Рейха! Поэтому…
— А я думал, что со мной его лизоблюд разговаривает, а он сидит и молчит. А оно вон как, оказывается…
Переводчик скрипнул зубами, но все-таки сохранил свое видимое спокойствие.
— У нас есть данные о том, что вы связаны с отрядом партизан, орудующих в этом районе. Если эти сведения подтвердятся, то вы будете повешены на главной площади вашей деревни. Если у вас вообще есть площадь, — переводчик мерзко ухмыльнулся.
— С какими еще партизанами? Что ты несешь, полудурок?
Снаружи раздался какой-то шум. Старик резким движением одернул занавеску и выглянул в окно. Беспокойство в глазах старика не осталось незамеченным для обоих незванных гостей.
— Вы кого-то ждете? — спросил переводчик.
— Никого я не жду. Еще какие вопросы?
— Вопрос всего один — вы согласны сотрудничать с нами? Мы знаем, что вы священник, поэтому вы должны быть против насилия, верно?
— И что с того?
— И то, что ваш долг — это сделать так, чтобы в этой войне пострадало как можно меньше мирных людей. Разве это не так? Разве вы хотите, чтобы из-за кучки бандитов, бегающих по лесам, пострадало много жителей вашей деревни? И вы в том числе, кстати.
Старик задумался.
— Все очень просто, — продолжил переводчик, — вы просто сообщите нам всю информацию о партизанах из вашего поселения и мы уйдем. Мы пойдем дальше, а все жители останутся целыми и невредимыми. К тому же, мы оставим вам еды. Я вижу, у вас с этим большая беда, — заметил переводчик, кивнув в сторону небольшого кусочка хлеба, лежавшего на тарелке.
— Я уже давно не священник, — задумчиво произнес старик, — тем более, что у нас это сейчас, как бы так сказать… Не в почете.
— Это не столь важно. Уверен, что все черты, присущие этой… профессии, так и остались с вами. В первую очередь, это милосердие и самопожертвование. А это значит, что вы просто обязаны помочь своим односельчанам.
— Мне нужно подумать, — старик снова покосился на окно, но, как-будто что-то вспомнив, снова заговорил, — хотя нет, не нужно мне думать.
— Очень хорошо, — улыбнулся переводчик, — нам нужны фамилии и номера домов, где жили партизаны, а также члены их семей. А также место, где находится их лагерь.
— Лагерь? — старик вздохнул, — да здесь недалеко. От моего дома идете к опушке леса, там между двух сосенок будет тропинка. Идете по ней версты две, мимо ручья, там еще два дерева поваленных лежит. Вот от этих деревьев сворачиваете налево, еще версту проходите и увидите там избушку на курьих ножках. Постучитесь, назовете пароль: «Гитлер капут». Вам откроют, зайдете, там бабка будет сидеть с деревянной ногой. Вот у нее и спросите, где партизаны. Только громче кричите, ухо у нее тоже деревянное.
Переводчик, все это время переводивший слова старика офицеру, замолчал.
— Ах ты ж русская сволочь! — прошипел он сквозь зубы, — значит так, да? Ну что ж, ты сам решил свою судьбу.
— Вы тоже ее сами решили, — глухим голосом ответил дед, — вы ее решили еще тогда, когда только подумали о том, как придти сюда с оружием. Я не знаю, сколько еще продолжится эта война, но вы даже не понимаете, с какими силами вы связались. Вы этого даже не представляете. И никогда не поймете, потому что когда вы будете гнить в нашей земле, у вас не будет на это ни времени, ни сил. Была бы моя воля, я бы сейчас вас обоих тут укокошил и будь, что будет. Да вот нет у меня такой возможности. Пошли вон отсюда!
Старик замолчал и закрыл глаза. Переводчик не стал переводить всю речь, а лишь сказал офицеру пару фраз. Тот еще раз поморщился, встал и, одним движением руки скинув со стола свечу, вышел из дома.
— Сейчас ты будешь умирать. Очень медленно и очень мучительно, — бросил переводчик на прощанье и, выйдя из дома, захлопнул за собой дверь.
Старик остался один. Он слышал, как дверь подпирали чем-то снаружи, слышал, как зажурчала, стекая по бревнам, какая-то жидкость, слышал отрывистые команды на непонятном ему языке, но он даже не пошевелился.
— Матвей, только не сейчас, — еле слышно повторял он, поглядывая в окно, — чуть позже, не сейчас.
***
Священник Матвей Савельевич возвращался домой из леса, куда он ходил, чтобы отнести партизанам немного еды. Война — дело молодых, сам же он был уже слишком стар для этого. Поэтому помогал им чем мог. Еще издалека, в сгущающихся сумерках, он увидел, что с его домом что-то случилось. Он прекрасно понимал, что произошло, но все же, близоруко щурясь, он упорно шел к себе домой. Лишь вплотную подойдя к обугленным остаткам дома, он сел на землю и горько вздохнул.
Так началась вторая, хоть и недолгая жизнь священника Матвея. И так завершилась жизнь одного безымянного Домового, который пожертвовал ею ради спасения человека, который так до конца своей жизни и утверждал, что его не существует, и ради спасения их общего, большого дома, имя которому — Родина.
© ЧеширКо
