Всегражданский мужской день я перестал отмечать бессознательно. Наверное, до сих пор никак не пройдут последствия моей рестораторской жизни.
Мы с женой одно время владели рестораном-клубом. Заведение было дико концептуальным: в средневековом стиле, официанты в монашеских балахонах, витражи, факела, гобелены, кубки и всё такое. Располагался он в цоколе жилого дома.
Жили мы тогда интересно и насыщено - почти как тарантиновский Джанго до своего освобождения. Выползали на свет раз в неделю и щурились подобно вурдалакам.
Гости нашего бизнес-дитя радовали своей регулярностью и предсказуемостью. Как у нас праздник – они к нам пить, есть и веселиться. А праздник у нас был круглосуточно и ежедневно.
Но были еще и календарные даты. Их всегда отмечали с двойным размахом.
Как-то на 23 февраля в нашем заведении царило очередное праздничное марево. На кухне, как в аду, булькало, жарилось и шкворчало. Распаренные повара едва различались в клубах ароматного тумана. Бармен со стороны был похож на осьминога в режиме ускоренной перемотки.
Официанты напоминали небольшие товарные поезда. Милопопые гоу-гоу уже не выбегали покурить, игриво виляя гордостью, а бесперебойно бились под оглушительную бумцу-бумцу. Короче, обычная рабочая атмосфера.
В разгар праздника в зале появился необычный человек – молодой, трезвый, и серьезный, как сухофрукт. Сразу было понятно, что он пришел не праздновать, а скандальничать. Предупредив его неудовольствие, я подошел, поздравил с 23-им и предложил бахнуть со мной стаканчик за счет заведения. Человек напрягся. Было видно, что ему очень хочется бесплатного стаканчика, но очень надо поскандальничать. А сделать это одновременно, он, видимо, был не готов.
Короче, человек сообщил, что он жилец. И не какой-то там среднестатистический, а очень даже предметный - из квартиры над нашим рестораном. И как опытный жилец, он официально мне пытается докричаться, что у нас в ресторане всё очень громко, а поэтому у него дома тоже всё не тихо. И вообще, у него маленький ребенок. И жена. Но самое главное - теща с ночевой приехала. А она, жопа старая, из всей громкой музыки только Окуждаву любит. Поэтому они с женой его сюда и прислали с ультиматумом. В общем, такое вот у парня горе.
Начинал он яростно и гневно, а заканчивал чуть не плача от жалости к себе. Я пообещал не дать парню сгинуть от руки злодейской жопотёщи. А пока я всё урегулирую, бедолаге предлагается выпить таки стаканчик «за нас мужиков» и обождать результатов за барной стойкой.
Это была ошибка. Страшная ошибка.
После стаканчика человек утёр окроплённые слезой мордасы, икнул, и, оглядевшись, стал несмело подмигивать шалым гоу-гоу. Дальше – больше. Пока я решал децибельные и звукоизолирующие вопросы, человек быстро поднакидался, окреп духом и пошел в отрыв…
Это был колоритный кошмар. Человек щипал гоу-гоу даже за самые некрасивые места, целовал и лизал в щеки весь персонал, включая посудомойку Джамилю и дедушку-гардеробщика. Требовал сделать музыку на полную громкость. На недоуменный вопрос о страдающих родственниках выкрикивал слово "Анасрать!".
Кидаясь акулой за столики гостей, он шумно братался, орал тосты и по-гусарски требовал налить шампанское в отобранный у какой-то женщины зимний сапог.
В очередной подход к бару человек заказал тёщу. Попросил, чтобы она горела и обязательно пускала весёлые пузырьки. Стремительно и неуловимо перемещаясь по всему заведению, он возникал то там, то тут, а на любой вопрос персонала выпучивал глаза и говорил свистящим шепотом: «Молчи, дурак, денег дам!».
Те, кто действительно был дурак, замолкал. Но денег он им не давал и продолжал свои хаотично-алкогольные перемещения.
…Изловили мы его на рассвете, в квартале от ресторана, одетым в монашеский балахон нашего официанта и поздравляющим побледневшую уличную бабульку с праздником.
© 1_redactor
