Иду это я однажды по парку Культуры, который он же и Отдыха, а в крайней аллее стоит мусорная урна, и из неё, из урны, то есть, торчит самая что ни на есть голая волосатая нога, как будто так и надо.
Ну, народ, конечно. Любопытствуют граждане, кучкуются окрест, отношение своё к происходящему выражают.
Я, вообще-то шёл на предмет слегка подышать, однако, завидя скопление, не мог не присоединиться.
Подхожу и, примкнув, наблюдаю.
В самом деле: нога. Торчит, зараза, да ещё и не просто торчит, а нахально так, но главное - живая она! В смысле - вращает стопой и чешется о край урны.
А урна такая, знаете, чугунная вроде и на оси, чтоб опорожнять сподручней, так что меж подставкой и собственно урной - зазор, сама ёмкость мелкая, и человек там ну никак не поместится.
Тем не менее!
Публика, естественно, волнуется. Слова всякие говорит. Междометия.
А эта - торчит, и хоть бы ей хны!
Один тут активист подкатился, было, к голени лозунг вязать, так нога его сильно в лоб ударила. Ногой, между прочим, ударила. Пнула, дрянь такая!
Активист, отлетя, ткнулся башкой в пузо рабочему дядьке, тот взвыл про клятых жидов, и - пошёл весёлый митинг!
А я стоял около, комплексуя по поводу того, что круг мой узок, и что страшно от народа я далёк.
Мда…
В процессе дальнейшего развития событий имело быть явление стража порядка, оснащённого подобным фаллосу каучуковым демократизатором, коим оный страж и привёл массы к консенсусу.
В среде личного состава потерь не случилось.
Народ сник.
Вдруг нога конвульсивно задрыгалась, поддёргивая урну, принялась выделывать различные жесты явно издевательского свойства и провокационного характера.
Народ воспрял.
- Вот падла! - вежливо заметил некто кашлатый.
- Точно, - согласились соотечественники. - Падла и есть.
- Торчит, понимаешь…
- И волосатая.
- Нет, скорее - деструктивная. Народ разобщает.
- Да пусть ей! - (это в шляпе, очкарик, гниль прослоечная). - Забавно даже…
- Захлопнись, - сказали шляпе. - Демократ вшивый. Забавно ему… Страну, суки, развалили, рубль похерили, а она - торчать будет?
- И волосатая ведь! Детишки ж ходют…
- Ой, батюшки, - запричитала какая-то задняя бабка, - ребёночка в урне нашли! Сам синий, и на грудке волосья.
- На языке у тебя волосья, дура старая… То мафия кур небритых от налоговой сховала.
- Травят народ говном всяким.
- У-у, торгашшши, так их перетак…
Народ напрягся.
Обозначилась конкретная цель - "так называемая нога".
Страж сел в БТР и, сняв фаллос с предохранителя, с места с песней строевым двинулся употреблять власть.
Нога насторожилась.
- Мгм, - вякнул страж, сунув глаз в урну. - Так. Ну-ну…
Пискнул вызов уоки-токи.
Страж внял цвиркающей скороговорке, задумчиво почесал губой под носом лица, потом сказал:
- Ага.
И ушёл, сволочь!
И стало весьма тихо.
А нога, гуняво изогнувшись, свернула пальцы в шиш. Вопреки, так сказать, анатомии.
Публика опешила.
- Гражданы! - завибрировал слёзной гландой ткнутый в пузо рабочий дядька. - Господа, товарищи и братцы! Что же это делается на белом свете: ноги с урн растут…
- Торчат, - подправил кто-то.
- Тем более! Сегодня - нога, завтра - рука, а послезавтра - что?..
- Главно - волосатая, стерва!
- Надо пол определить: мужская она или женская.
- А на кой?
- Ну, всё-таки…
- Нет, её, пожалуй, выдернуть надо. Вырвать с корнем.
- А за что?
- На всякий случай. Шибко уж непонятная. Чья? зачем? почему? - Бахрейн её знает! Непорядок.
- Махвия заместо курей - детишков небритых на рынке торгует, ироды, Христа на них нет...
- Ишь, ступнёй-то крутит…
Смурнело.
С тополей сочились желчью гроздья гнева.
Нога же, чуя неладное, притихла, перестала хамить пяткой и только внимательно поворачивала стопу на реплики, словно зачарованная дудкой змея, а уже как волна вскипала ярость благородная, пенилась слюной и матом, из пены росли, хищнея, хваткие руки, рожи, рыла, ах падла! и - вхруст хрящи, мослы враздрызг, и плоть зубами рвя, и ражий рыжий жлоб, прицельно присев, мозжил колено арматуриной, но когда кипение достигло апогея, и ягоды истоптаны в точиле были, и желчь потекла аж до узд конских, и вонюче задымил подпаленный мусор, - освобождённая от кожи нога вымахнула отчаянный кульбит, перевернулась урной вверх и, разметав плебс, длинным чавкающим скоком устремилась вдоль по улице Центральной, крича хриплые проклятия и круша прохожие троллейбусы.
Народ, довольный, запел гимн.
А я пошёл прочь, радуясь о том, в какое замечательное время живу.
