Снег в Ленинграде исчезает обычно в начале апреля. Асфальт становится сухим, ветер поднимает время от времени тучи песка, оставшегося с зимы.
Снегоуборочные машины уже стоят в парках без дела, песком улицы не посыпают, но и поливать водой по утрам еще не начали. на заре перестройки в это время появлялись несметные полчища мотоциклистов, называвших себя «рокерами».
Бывало, они перемещались по городу группами в двести-триста мотоциклов, сопровождаемые грохотом моторов и характерной вонью сгоревшего масла и бензина.
Примерно в это же время года или чуть раньше студенты медицинских училищ проходят преддипломную практику на «скорой помощи», то есть в течение месяца трудятся в составе выездных бригад, усваивая необходимые навыки. как правило, те, кто практиковался на данной подстанции, работать потом устраиваются сюда же.
С Асей Хлебниковой так и произошло. она стала нашей сотрудницей, а вслед за ней появились три ее однокурсника - один краше другого. двое из них регулярно курили анашу и эпизодически нюхали клей «момент», а третий, наоборот, демонстративно избегал спиртного, не курил и не употреблял калечащих психику веществ. разговаривал скрипучим голосом, и мысли свои оформлял в слова вычурно, с оттенком снисходительного скептицизма к любому обсуждаемому предмету. у меня этот тип ассоциировался со Смердяковым и, казалось, страдал эпилепсией и ночным недержанием мочи. в последствии он и один из вышеупомянутых токсикоманов стали полноправными членами нашей большой и дружной семьи; третий же приобрел героиновую зависимость и вынужден был уволиться.
Ася оказалась веселой и раскрепощенной девушкой, беспечной, и, в то же время, активно ждущей любви, то есть не просто любви, а хорошего парня с родителями и перспективой. не считая нескольких мимолетных увлечений на почве легкого алкоголя, за время работы на «скорой помощи» у аси было два широкомасштабных романа.
Первым ее возлюбленным стал Жора Киселёв, смуглый красавец, врач-интерн из города сочи, беззаботный сын обеспеченных родителей. Жора закончил военно-медицинскую академию и, уезжая к месту службы, а служить он ехал в один из черноморских военных санаториев, асю с собой брать не стал. какое-то время она была безутешна, подурнела и даже пользовалась сочувствием зрелых сотрудниц. но время шло, появились на нашей подстанции новые выпускники ВМА, и среди них – Юра Белугин, крепенький паренек из Брянска, всегда тщательно подстриженный и вымытый. он-то и завладел сердцем Аси Хлебниковой.
Один из завистников называл его за глаза «выхолощенным пидором», но, несмотря на это, юра вскоре переехал жить к своей возлюбленной, а она успокоилась и снова похорошела. кроме склонности к чистоте и порядку, Юра Белугин имел любящих и небедных родителей в Брянске, перспективу карьерного роста и даже небольшой автомобиль.
Мы с Асей трудились на разных машинах и поэтому совпадали крайне редко, например, если мой фельдшер или ее врач заболевали. работать с ней было спокойно и приятно.
Одно из таких совпадений произошло в конце мая, в тот день, когда все школьники отмечают «последний звонок», то есть окончание учебного года. Солнце было по-весеннему нежным, ласкало и радовало, а не выжигало последние остатки милосердия, как это иногда случается в июле. Нашей бригаде предстояло выполнить серьезную задачу – съездить на птичий рынок и приобрести там котенка, который смог бы заменить погибшего недавно Кузю. Покойный остался в светлой памяти исключительным животным с массой разнообразных достоинств. О его недостатках ничего известно не было, а может, они просто отсутствовали.
Юность Кузи прошла на подстанции скорой помощи, здесь же он из мальчика превратился в мужа, и поэтому нет ничего удивительного в том, что он не боялся машин. Котяра переходил улицу, почти не глядя по сторонам, и несколько раз даже становился виновником небольших дорожно-транспортных происшествий. его неоднократно предупреждали, но однажды он все-таки не уберегся. похоронили мы нашего любимца во дворике под кустами сирени. многие девушки плакали.
Можете себе представить, какая ответственность легла на наши с Асей плечи. Водитель Никита Алешин долго ныл и жаловался на плохие дороги и пробки, отказываясь ехать на рынок, но его удалось-таки уговорить. И вот, когда мы уже почти подъехали к литейному мосту и остановились на светофоре, пассажиры трамвая, вставшего рядом, пришли вдруг в какое-то неистовство, стали бегать по салону и припадать к окнам, маша нам руками. Даже сквозь стекла были слышны их громкие крики: «скорая! скорая!»
- Ребята, вы посмотрите, каким мы пользуемся успехом! – воскликнула Ася, удивленно глядя на происходящее.
- Я думаю, дело не в этом, - бесстрастно ответил Никита. он работал на «скорой» уже пятнадцать лет, и его сомнения могли быть вполне обоснованными.
- Скорее всего, там прижмурился кто-нибудь, - добавил он.
Я ничего не успел сказать. двери трамвая открылись, и мы увидели какого-то оборванца, бьющегося в судорожном припадке.
- Ах ты, сволочь! – гневно сказала Ася.
- Говорил я вам, не стоит на рынок ехать! – злорадно и торжествующе ответил ей Никита.
- Ладно, пошли, - я вылез из кабины, вытащил чемодан и вслед за Асей обреченно поспешил к больному.
Пока моя помощница набирала реланиум в шприц, я задрал рукав и сжал плечо нашего пациента. ася без труда попала иглой в надувшуюся синюю вену. когда судороги прекратились, она сказала морщась:
- Ну и вонючий же!
- Не забывайте, что вы у скорбного одра! – произнес я, возвысив голос.
Она ничего не ответила, пряча пустую ампулу и закрывая чемодан. окружающие посмотрели на меня с недоверием.
Подобными припадками, чаще всего, страдают асоциальные личности, регулярно злоупотребляющие суррогатами алкоголя, перенесшие неоднократные черепно-мозговые травмы и, естественно, не получающие никакого лечения в межприступный период. Истинных эпилептиков среди таких больных мало, но для экстренной диагностики и медицинской помощи это почти не имеет значения. Большой судорожный припадок всегда выглядит эффектно, особенно, если удается посмотреть с самого начала. на несколько секунд больной замирает, взгляд его останавливается.
Затем неестественно выворачивается шея, раздается пронзительный нечеловеческий вопль, который, если раз услышал, запомнишь навсегда. Несчастный падает, иногда очень сильно ударяясь головой, и начинает интенсивно трястись, одновременно выгибаясь дугой. При этом он может даже откусить себе кончик языка, изо рта его идет розовая пена. Через какое-то время судороги прекращаются самопроизвольно, но лучше купировать их медикаментозно, и как можно раньше, так как больной может умереть от остановки дыхания или кровообращения.
Человек в состоянии судорожного припадка производит грандиозное и тягостное впечатление на окружающих, повергая их в смятение и ужас. Как правило, находится герой, который в фильмах про настоящих парней видел, «как это бывает». он начинает совать в рот страждущего какой-нибудь твердый предмет, пытаясь разжать его челюсти. обычно это приводит к травматической экстракции нескольких зубов. рекордное количество, которое мне приходилось видеть – девять: четыре верхних резца, остальные снизу. мы опоздали тогда буквально чуть-чуть. проходивший мимо супермен пытался спасти ближнего при помощи мельхиоровой ложки. приехав, мы увидели пострадавшую с окровавленным ртом и стоящего рядом с ней, крепкого телосложения, хорошо одетого мужчину лет сорока с чайной ложкой в руке. вокруг них собрались сочувствующие с восхищенными лицами. я взял тогда у него из рук эту ложку, поднял ее над головой, чтобы всем было видно, и громко сказал:
- Это не наш метод, товарищи!
Короче, поездка на рынок не состоялась. о том, чтобы упрашивать Алешина второй раз, не могло быть и речи. судороги – один из частых поводов вызова «скорой помощи», требующих госпитализации. когда мы привезли нашего пациента в больницу и начали выгружать из машины, санитар, куривший на крыльце приемного покоя, заорал:
- Опять этого урода притащили!
Выбежавшие на крик медсестра и врач тоже выразились в этом духе, а потом жалобно поведали, что этот пациент уже побывал у них сегодня утром, напачкал в мужской смотровой и сбежал без документов.
- Что делали? Реланиум? Давайте его в клетку, пусть отдыхает, - распорядился врач.
Почти в каждой больнице в приемном покое есть изолятор для определенной категории пациентов. Это лица, находящиеся в состоянии сильного алкогольного опьянения без тяжелой сопутствующей патологии, больные с острым психозом, дожидающиеся приезда психиатрической бригады и, наконец, бомжи после судорог. Изолятор, чаще всего, это ниша, забранная железной решеткой от пола до потолка, с дверью, закрывающейся на замок. именно в такую клетку и был помещен наш горемыка.
На станцию мы ехали, молча слушая нытье Тани Булановой по радио.
- О! – сказала Ася так неожиданно и громко, что мы с Никитой вздрогнули, - заедем на Чайковского, я там в одном дворе в прошлую смену видела целое стадо котят, штук двадцать, не меньше, наверное, из нескольких выводков.
Действительно, котят вместе с родителями оказалось не меньше двадцати. Это был маленький дворик и, очевидно, кошек здесь любили. тем не менее, поймать полудикого котенка оказалось не так-то просто. Ася загоняла, я ловил. Когда мне, наконец, удалось схватить приглянувшегося нам подростка, он истошно заверещал, прокусил мне палец, описал мои форменные брюки, вырвался и убежал. Ася взглянула на меня с презрением и жалостью. Вдруг у нее в кармане заговорила рация:
- Вы где ездите, доктор? Ответьте диспетчеру.
Я ответил.
- Хорошо. Поедем к ребенку, без сознания, Чайковского, 27.
- Это же стоматологическая поликлиника для взрослых, что там ребенок-то делает? – удивился я.
- Понятия не имею, езжайте, потом поделитесь впечатлениями.
- Ладно, уже едем.
Мы бросили последние хищные взгляды на затаившихся животных и пошли к машине.
В холле поликлиники нашим взорам предстала следующая картина. Посредине стоял топчан, какие обычно бывают расставлены в коридорах лечебных учреждений для ожидающих своей очереди больных. на этом топчане в томящейся позе раскинулся крупный мальчик лет тринадцати. Его неудержимо рвало. Пол вокруг него был заблеван в радиусе примерно полутора метров. более широким кругом стояло несколько молодых женщин в белых халатах, с любопытством наблюдавших за этим мальчиком.
- Ничего себе, обстановочка, - сказал я, подходя к страдальцу и поворачивая его на бок, - ребенок вот-вот захлебнется, а вы и пальцем не шевелите! Что, доктора, рвотных масс никогда не видели?
- Видели, видели, не умничайте, - ответила врач, постарше остальных, - он живет здесь недалеко, мамашу по телефону уже вызвали, бежит.
- Ее нам больше всего сейчас не хватает. Расскажите-ка, что случилось, пока ее нет.
Тут уж загалдели все хором. Выяснилось, что мальчика, уже почти невменяемого, привели двое его товарищей и сразу же убежали.
- Ася, сегодня случайно не «последний звонок»? – спросил я. - Последний, только спиртным от него не пахнет.
- Да, я тоже обратил внимание. Появилась мама в сопровождении какого-то мужчины, показавшегося мне нетрезвым. Незнакомец оказался главным врачом поликлиники. действительно, он был слегка навеселе. Бедная женщина заметалась, запричитала, стала сбивчиво объяснять, какой ее сын талантливый и хороший. Подвыпивший главврач же начал размахивать руками, отдавая какие-то нелепые приказания своим сотрудницам, а заодно и нам с Асей. Надо сказать, что все это время я держал ребенка головой вбок и заодно бегло осмотрел его, а Ася успела померить ему артериальное давление. он же, видимо, выражая признательность, наблевал мне на ботинок.
- Товарищ, успокойтесь, - сказал я негромко разбушевавшемуся администратору, - распорядитесь, чтобы принести три литра воды и тазик. Мы быстренько промыли желудок и укололи глюкозу с церукалом. в том, что это отравление, я уже не сомневался, очевидных повреждений и данных на черепно-мозговую травму не было, и мы повезли пацана в детскую токсикологию на окраине города. он, между тем, успокоился и даже, казалось, заснул.
- Я поеду с вами, - сказала несчастная мать таким тоном, что я молча пропустил ее в салон, указав место рядом с носилками.
Ася села в кабину. Шаловливый главврач попытался подсадить ее, схватив за аппетитные выпуклости ниже талии. она развернулась и звучно треснула его папкой с медицинской документацией по плешивой розовой голове. Сластолюбец почтительно отскочил.
Машина быстро ехала по Бухарестской, мальчик по-прежнему спал. Постепенно он начал зеленеть, дыхание его стало редким и поверхностным. Я потрогал запястье – пульса не было, открыл окошко, соединяющее салон с кабиной, и тихо сказал:
- Никита, останавливай. Ася, в карету, живо.
Мама почуяла неладное, но говорить ничего не стала, только следила внимательно за нашими действиями. А мы делали все, что полагается делать в таких случаях. Постепенно мальчик порозовел, появилось давление и пульс, дыхание стало глубже.
«Да, нехорошо было бы у мамы на глазах», - подумал я тогда. Страшно мне стало позже, когда я в одиночестве писал историю болезни, сидя ночью в нашей столовой на станции. Мы предупредили по рации, что везем тяжелого ребенка, и нас встретили прямо во дворе. Ася осталась в приемном покое заполнять направление, а я, вместе с токсикологом и медсестрами, покатил больного в реанимацию, по дороге обрисовывая врачу ситуацию.
- Хорошо, - сказал он.
Доктор этот был значительно старше меня, и за его короткой репликой слышалось: «молодец, сынок! поздравляю! не ожидал». Одна из сестер, тоже удивленная компетентностью обычной «скорой», прощебетала мне на прощание:
- Чай, кофе, потанцевать?
- Ловлю на слове, - значительно сказал я и пошел в приемный покой.
Ася беседовала о чем-то с мамой нашего пациента, а рядом стоял приличного вида мужчина.
«быстро, однако!» – подумал я, подходя к ним. женщина торжественно взяла меня за руку и произнесла:
- Володя, эти люди спасли нашего мальчика!
Я пожал плечами: «спасли, мол, чего уж там!»
Володя протянул мне свою честную руку. В глазах его блеснули скупые мужские слезы.
- Спасибо за сына, - сказал он и сжал мне ладонь так, что я чуть не вскрикнул. затем отпустил меня, достал свой внушительный бумажник и, вытащив оттуда две купюры по пятьсот рублей, аккуратно запихнул их мне в карман.
- И еще раз спасибо, доктор! – взволнованно прошептала счастливая мать.
«Не за что», - чуть было не ответил я, но сумел удержаться.
- Вот так папашка, целый штуцер отмаксал! – восторженно сказала Ася, когда мы вышли из больницы.
- Не думал, что ты знаешь такие слова.
- Знаю еще и не такие. Мальчик-то ведь и впрямь помереть собирался?
- Черт его знает, не хочу сейчас это обсуждать, поехали домой.
Любой из наших скажет, что на «скорой» существуют странные закономерности. Никто не сомневается в том, что парные случаи – это не просто совпадение. Что хорошо, если день начинается с покойника, желательно мужчины и «до прибытия». Что есть «прушные» и «непрушные» бригады и отдельно взятые сотрудники (в смысле – кому прет, а кому нет, или, говоря по-человечески, везет). Если дорогу «скорой» перебегает черная кошка, водитель останавливает автомобиль и стоит до тех пор, пока его кто-нибудь не обгонит, даже если дело происходит ночью на пустынной улице.
Подобная мнительность не так уж безосновательна. действительно, с персоналом скорой помощи случается больше загадочных и непостижимых событий, чем с кем-либо. у некоторых, если не сказать у многих, развивается способность предвидеть (не предсказывать, а именно предвидеть) события, которые вскоре должны произойти. Об этом феномене стоило бы рассказать особо, но, может быть, в другой раз.
Так вот, наша совокупность с Асей и Алёшиным тоже имела определенный мистический заряд. Каждый раз, когда мы работали вместе, у нас случались вызовы, сопровождаемые, по выражению нашего коллеги доктора Андреева, «веселой беготней» (например, случай в стоматологической поликлинике). Вообще, далеко не каждое дежурство и, уж тем более, не каждый вызов бывает интересным и героическим. В большинстве случаев приходится иметь дело с несчастными одинокими людьми, как-то: упавшими в общественном месте старушками, завшивевшими истощенными бомжами, захворавшими нарушителями правопорядка, томящимися в отделениях милиции и изоляторах временного содержания.
И так может продолжаться из смены в смену, месяцами. Вдруг «чик!», что-то переключилось, вызывают на работу, сажают к Алешину с Асей, и начинается «веселая беготня». Или еще лучше, работаю с абсолютно прозаическими водителем и фельдшером. Отвезли очередного маргинала с поносом в больницу Боткина. Понуро едем на станцию, принюхиваясь друг к другу. Слышу в эфире Асин голос: «прошу врачебную бригаду в помощь, у меня мужчина, семьдесят, клиническая смерть!» сегодня она одна, у доктора Старицыной заболел ребенок. Машина с одним фельдшером обычно работает «по транспорту», то есть перевозит больных, нуждающихся в сопровождении медицинского персонала, например, из травмпункта в стационар.
Но случается и им принимать участие в боевых действиях, когда больше некому. Вот и в этот раз Асю остановили добрые люди, тронутые нелегкой судьбой безвестного дедушки, потерявшего сознание в сберегательной кассе.
Диспетчер отвечает Асе:
- Поняла тебя, сейчас.
Затем называет номер нашей машины и, убедившись, что мы ее услышали, говорит:
- Все ясно? она там-то и там-то, давайте скорее.
Приезжаем. дедушка, судя по всему, уже воскрес, но еще вялый. Разгоряченная Ася пытается засунуть ему в глотку воздуховод, а он его выплевывает. Замершие очевидцы смотрят, раскрыв рты.
- Ася, перестань душить дедушку! – говорю я ей на ухо. Она с неохотой вытаскивает воздуховод и начинает объяснять, что произошло.
Называется подобное состояние – транзиторная ишемическая атака или преходящее нарушение мозгового кровообращения. Это означает, что на короткое время головной мозг оказывается в условиях выраженного кислородного голодания, иначе говоря, гипоксии. Склеротичные старожилы «скорой помощи» называют это цереброспазмом. Правильный термин – ангиоцереброспазм, то есть внезапное сужение сосудов головного мозга. «Цереброспазм» можно дословно перевести, как «внезапное сокращение мозга». Есть несколько причин, которые приводят к развитию этого состояния, но вряд ли стоит здесь подробно на них останавливаться.
При транзиторной ишемической атаке пациент, как правило, теряет сознание и может даже производить впечатление умершего. Ася, видимо, на это и купилась. Я успокоил ее, и мы общими усилиями погрузили дедушку в нашу машину, после чего он был доставлен в неврологическое отделение. Один известный профессор, и не только он, называет подобных пациентов «старичок-мозговичок». Если же это не больной, а больная, то о ней говорят «старушка-нарушка», в смысле, что нарушилась, т.е. у нее имеет место нарушение мозгового кровообращения.
Ася проработала у нас четыре или пять лет. В ее жизни появился Юра Белугин со своим карьерным ростом, она поступила в университет на заочное отделение и нашла себе другую работу – более спокойную и более оплачиваемую – в ветеринарной фирме «три медвежонка». несколько раз мы случайно встречались в метро и на улице (она работает недалеко от нашего дома). я вспоминаю о ней с большой теплотой.
Незадолго до того, как она уволилась, у нас в очередной раз совпали дежурства. Было это зимой, стояли ужасные морозы, и нам приходилось, возвращаясь на станцию, каждый раз вытаскивать из машины почти все наше оборудование, чтобы оно не вышло из строя под воздействием температур, близких к абсолютному нулю. День прошел спокойно, и вечером большинство бригад отдыхало. Мы с Асей пили чай в столовой, Алешин смотрел телевизор в конференц-зале. В коридоре доктор Рабинович разговаривал по телефону с одним из своих пациентов. Я уловил одну из его фраз: «сильный позыв на вялую уринацию – есть повод подумать об аденоме предстательной железы!»
Задумавшись над этим, я вдруг услышал по селектору номер нашей машины и свою фамилию. Алешин громко выругался у телевизора, а мы с Асей, тихо подвывая, стали собирать скарб и выносить его на улицу.
Никита, между тем, завел двигатель и злобно его прогревал.
- Ну, что там? – недовольно спросил он, когда мы забрались в кабину.
- Мужчина, сорок, задыхается, - ответил я виновато.
Никита завопил, что, сколько можно ездить за «неотлогу», да черти бы побрали этих уродов, да «господи, когда ж я сдохну?» и тому подобное.
- Не хнычь, Алешин, - сказала Ася, - мы поделимся с тобой награбленным.
- Вжик, и быстренько обратно, - добавил я.
Он немного успокоился, но, все равно, продолжал ворчать.
Хрипы нашего пациента мы услышали еще на лестнице. дверь квартиры была открыта, больной сидел на обувной полке, уперевшись локтями в колени. рядом с ним волновалась пожилая женщина. Он был одет бедно, но чисто, худощавый, среднего возраста. Выяснилось, что этот бомж – беженец или переселенец откуда-то из средней Азии, живет на лестничной площадке перед чердаком. Он чистоплотен, не бесчинствует и не пьет, жильцы относятся к нему с симпатией и сочувствием. Взволнованная пожилая женщина сообщила также, что Пайзилда Арапаевич (так его звали) ходил сегодня в баню, а минут двадцать назад позвонил к ней в дверь и попросил вызвать врача.
Разговаривал больной с большим трудом, и удалось выяснить только, что да, у него туберкулез, а как давно, где лечился, где сидел, откуда приехал – неясно.
До сих пор не понимаю, почему я позволил ему идти пешком. Наверное, уж больно хорошо он сидел, да и встал довольно энергично. пройдя несколько шагов, Пайзилда Арапаевич вдруг остановился, выгнулся назад и судорожно дернулся раза три или четыре, а затем с размаху упал на спину и больше не шевелился.
- Ася, это фибрилляция, бегом неси дефибриллятор и все остальное.
Ася умчалась, а я, проклиная все на свете, начал реанимацию. Как и положено, через тридцать минут, была констатирована биологическая смерть. Пожилая женщина заволновалась еще сильнее и, узнав, что ее сосед приказал долго жить, шепотом заголосила: «ко мне же брат в гости приехал! у него же сердце больное! надо же милицию вызывать! что же мне теперь делать?!». К счастью, время было позднее, брат нашей соучастницы крепко спал, и нам не удалось разбудить его. Я тихонько выволок труп на лестничную площадку и позвонил в милицию.
- Асенька, приберись тут пока и начинай писать направление, а я схожу за сигаретами.
Автомобиль стоял, припорошенный снегом, как броневик Чапаева на тверском бульваре. Двигатель тихо урчал, Алешин смотрел в кабине переносной телевизор.
- Х*ли вы так долго? – спросил он, не отрываясь от экрана.
- Дай закурить, Никита, - сказал я, игнорируя бестактный вопрос.
- Неужели похоронили? – он протянул мне сигареты. Я вытащил из пачки две штуки и ответил:
- Тридцать восемь лет. Сейчас дождемся милицию и поедем.
- Криминал?
- Нет.
Я прошел через двор, ежась от холода, взглянул на окна. на четвертом этаже был виден силуэт Аси, сидящей на подоконнике.
Когда я миновал площадку третьего этажа, тень на стене, таившаяся где-то в углу, пришла в движение и с тихим шуршанием скользнула в окно. Как будто воздух колыхнулся, и электрический свет потускнел на мгновение. Я посмотрел в темные стекла, оглянулся, но никого не увидел. Очевидно, что это была не моя тень. высотой почти во всю стену, она прошла волной наверх вдоль лестничного марша.
«Ну, вот и отлетела мятежная душа», - подумал я и перекрестился.
Ася ничего не заметила. Она уже собрала все, написала направление и с грустью смотрела на осунувшегося Пайзилду Арапаевича.
