Ему было 34 года, ей – 18. Толстой в первую же брачную ночь – ещё ДО всего – заставил юную супругу прочесть те страницы его дневника, где подробно были описаны его бурные оргии с девками, в которых он принимал участие с полковыми друзьями, и попойки, в которых в пору его молодости недостатка не было. И даже о крестьянке Аксинье, которая помогала барину снять томление плоти короткими летними ночами, чуть ли не на сеновале.
Мотив у графа был глубоко нравственный: он не хотел, чтобы между ним и его супругой оставались какие-либо тайны и недоговоренности.
Толстой наверняка чувствовал себя героем, – как же, он будет отныне чист, как младенец, снимет тяжкий груз со своей души. А о том, что эти тонны пошлости и разврата могут сломать пылкую, возвышенную душу девушки, он не задумался ни на секунду...
Вы представляете состояние восемнадцатилетней невинной девушки, воспитанной на идеалах возвышенных чувств, имевшей самое поверхностное понятие о физической стороне любви, когда она вынужденно впитывала в себя все эти грязные подробности?.. Бедная Сонечка!...Первая брачная ночь – по косвенным свидетельствам – превратилось в истинное мучение для обоих.
Сонечку, я так понимаю, просто заклинило – она дрожала и плакала от унижения, ножки свело судорогой. А Лев Николаевич, привыкший к проникновениям более легким и быстрым, видимо, периодически терял потенцию.Уже под утро произошло то, что и должно было произойти. Видимо, тогда же появилась и очередная запись в его дневнике.В ней в качестве оценки первой брачной ночи стояли два коротких, как выстрел, слова: «Не то!»
