А этот случай передаю со слов непосредственного участника - капитана ВВС (фамилию не упомню, то ли Имятин, то ли Инятин). Летом 1978 года я лежал в госпитале г.Камышин (с растяжением) и моим соседом по палате был упомянутый капитан. Он лежал на предмет ВЛК и возможного списания. История такова:
Предстоял обычный полет по маршруту с выходом на цель в заданное время. Он вырулил (дело было на _Су-7Б_) на полосу и начал разбег. Когда оторвалось HК, внезапно (как всегда) потух форсаж. Длина полосы не позволяла продолжать взлет и он начал тормозить. Выпустил щитки, парашют, который вырвало с «мясом» из-за довольно большой скорости.
Одним словом он принял все меры для прекращения взлета и видя, что полоса кончается, а скорость еще достаточно велика, простил всем свои долги и обратил взоры к Господу. Аэродромные службы тем временем были начеку и оценив situation непечатными выражениями, подняли сразу обе АТУ.
Слабая надежда, промелькнувшая было перед капитанским взором при виде туго натянутого поперек стального троса с сеткой, погасла сразу после того, как тяжеленный истребитель-бомбардировщик не задерживаясь проехал дальше. Слабый гитарный звон лопнувшего троса прозвучал для него погребальным звоном. Зная, что сразу за полосой начинаются пахотные угодья какой-то артели, капитан был готов к капотированию со всеми вытекающими из этого последствиями. Hо путь самолету преградила вторая АТУ.
Сработанный мастерами канатно-тросового дела стальной жгут на сей раз не лопается, но вырывается из гнезда барабана и захлестом через крыло обматывается вокруг основной стойки шасси. Как детская скакалка. Подчиняясь законам инерции самолет продолжает поступательное движение и, удерживаемый удавкой, одновременно поднимет нос. Длилось это безобразие доли секунды, но капитану показалось несколько минут.
Венцом события явилось падение ероплана «на спину» и разрушением остекления фонаря. Hамертво пристегнутый в кресле капитан (на удивление) не пострадал. Видно душа его уже была где-то на полпути к Создателю. Однако нужно выбираться. С невероятным трудом ему удалось отстегнуться и даже принять нормальное вертикальное положение в тесной кабинке. Сидя по турецки на твердой земле, в осколках фонаря, он опасливо посматривал на кресло и молил (в который раз) бога, чтоб не бабахнула катапульта. Бог видимо и сам понимал, что это будет уже перебор, поэтому придумал новую пытку.
Освободившись от кислородной системы, капитан вдруг унюхал слабый запах горелой изоляции и по мере течения времени запах становился все интенсивнее. Скоро появился и дымок. «Жареный барашек» - горестно подумал о себе офицер ВВС и тут слуха его коснулась знакомая человеческая речь с привычными и до боли родными махновско-матросскими оборотами. Прибыла спасательная служба. Они деловито и не спеша ходили вокруг, прикидывали как подводить крепления под перевернутый остов Сушки. «Похоронили уже!» - мысленно ужаснулся капитан и пустил вопль.
Жажда жизни проснулась с удесятеренной силой и пока оживившиеся от его клича спасатели подводили трос под капот, поднимали нос самолета, он голыми руками успел вырыть в асфальтовой твердости земле окопчик глубиной с полметра. И как только между кабиной и землей образовался просвет, капитан по-пластунски шмыгнул наружу и отмахал еще пару десятков метров в густой траве, причем сделано это было так быстро, что спасатели не успели среагировать и машинально бросились к кабине, дабы вытащить «тяжелораненного» по их мнению летчика.
Случайно свидетелем ЛП оказался ихний командир дивизии, который в числе первых примчался на «газике» к месту аварии. Собственноручно отряхивая пыль с капитанского комбинезона, комдив спросил «что ж теперь с тобой делать, капитан?», на что капитан, окончательно уверовавший в Бога, рухнул пред полковником на колени и умоляюще сложил на груди руки «хочу на безфорсажную машину».
Уже здесь в госпитале, капитан небрежно пояснил «спасатели могли и не торопиться, еще пара минут и я прорыл бы ход до самого Киева (он родом оттуда), пусть бы они меня поискали» :)
Такие вот случаи бывали. Может капитан и приврал слегка, не знаю, извините за литературную обработку. Он рассказывал в таких выражениях, что покраснел бы пьяный боцман.
©Alex Bardin