- Вот скажи, Сычёв, что твой сын делал в закрытой лаборатории?
Даниил Сычёв сидел на стуле согнувшись и нервно стискивал кулаки. Было видно, что ему очень и очень неудобно, что он совсем не хочет разговаривать с начальником.
- Иван, мне нечего сказать в своё оправдание. Я понимаю, что мальчику нечего было делать не только в лаборатории, но и вообще у меня на работе. Но…
- Данил, — Иван Буров смягчил тон, — это ясно. Всё, давай к делу. Что-то нужно предпринимать, ты же понимаешь!
Сычёв согласно кивнул и немного выпрямился, положив ладони на колени.
- Нужно забрать из сорок четвёртого тот прибор. Это прежде всего. Дальше проще уже, там логически всё строится без последствий.
Буров крепко потёр шею ладонью и сморщился.
- Вот какого рожна, во имя всего святого, а? Данил, ты можешь объяснить, зачем твой Лёва вообще вмешался? Ты с ним говорил об этом?
- Нет. Сегодня поговорю, Вань. Да и выяснить надо, не влез ли он ещё куда. В лаборатории не только темпоральная установка работала, там куча оборудования же.
Иван Буров, директор института изучения темпоральных проблем стиснул зубы и засопел.
- Ладно, иди домой. На работу пока не спеши — надо мне утрясти вопросы с этим ЧП. Тебе под горячую руку лучше не попадаться.
Лёва Сычёв, двенадцатилетний паренёк, сидел на скамейке в саду возле бабушкиного дома и тупо втыкал в незамысловатую игру. Уходить из дома ему было запрещено, мало того — отец поставил на него маячок, за сигналами с которого внимательно следил домашний процессор бабушкиного жилья. А с этим не поспоришь! Стоит удалиться от дома и «домовой» сдаст с потрохами старшим. Игра ему давно надоела, а объяснять друзьям, почему не может с ними никуда пойти, Лёве не хотелось. Вот и приходилось механически тыкать пальцами в дисплей, чтоб хоть как-то скоротать время до возвращения бабушки с работы. Или отца.
Солнце клонилось к закату, когда наконец-то пришла бабуля. Называть так её в глаза не следовало, конечно, но Лёве она приходилась именно бабушкой. Сама же женщина настаивала, чтобы внук звал её по имени.
- Привет, Лена, — подал голос мальчик, обрадованный появлением хоть одной живой души, — я есть хочу. Давай поужинаем?
Елена Сычёва строго посмотрела на внука и отрицательно покрутила указательным пальцем.
- Лев, тебе следовало в обед поесть, а не выдумывать. И вообще, сегодня папа будет, поэтому ужин откладывается до его прихода.
Лёва только вздохнул, выключил миником и следом за Леной вошёл в дом. Мало того, что бабушка была права на счёт обеда, так ещё и отец придёт… Как бы до головомойки дело не дошло! На прошлой неделе отец взял его с собой на работу и он, забредя в лабораторию с темпоральной установкой, набедокурил.
~ * ~
Егор никогда не любил возить пассажиров, но с появлением в его жизни Киры, пришлось менять привычки. И не только привычки — пришлось и место жительства сменить, и место работы. Учился Егор заочно; пока жил с родителями, работал с парнями в мастерской, где они больше занимались тюнингом собственных мотоциклов, чем ремонтом чужих. На аренду небольшого склада с крохотной каморкой, где прежде сидела кладовщица, они скидывались кто сколько мог, сумма требовалась небольшая: помещение принадлежало хорошему другу отца Валерки Южевского.
Теперь, после переезда в посёлок, Егору приходилось напрягаться уже всерьёз, поскольку дом, оставшийся от прабабки и два года использовавшийся как дача, требовал вмешательства умелых рук и денежных вливаний. Кира, которой удалось устроиться с узбекским дипломом медучилища в поликлинику медсестрой, зарабатывала минимум, зато по дому хлопотала профессионально: она родилась и выросла в маленьком белорусском городке под Минском и для неё жизнь в своём доме была нормой.
Постепенно их с Кирой жизнь налаживалась. Девушка трудно привыкала к реалиям двадцать первого века и в самых трудных ситуациях спасалась тем, что начинала изображать из себя узбечку из аула. Бормотала при этом по-еврейски, да кто б её мог в том уличить? Егор ездил на работу на СТО, в пригород Новосибирска, там его вначале приняли с прохладцей, но постепенно парень втянулся, коллеги-слесаря и начальство оценили его трудолюбие и вдумчивость. Вскоре у Егора появился и постоянный клиент, никому другому не доверяющий обслуживание своего автомобиля, и этот факт поднял его авторитет над уровнем пола. Да и клиент, глава администрации посёлка, где обитала молодая чета Сычёвых, был важным. И для Егора, и для СТО.
~ * ~
Отец пришёл вскоре после бабушки. Сычёвы поужинали, причём за столом царило молчание — Лёва чувствовал недовольство отца, а Даниил явно и неоднозначно, всем видом своим показывал, что разговор будет чуть позже, не за ужином. А Лена просто посматривала на сына и внука и хранила молчание. Она тоже уже поняла, зачем Даниил пришёл. Допив чай, Сычёв-старший аккуратно поставил чашку в блюдце, поблагодарил мать за ужин и посмотрел на Лёву, начавшего уже ёрзать в ожидании очередного выговора.
- Сынок, надо серьёзно поговорить. Ругаться я не собираюсь, можешь не напрягаться.
Лена приподняла бровь, но ничего не сказала и принялась убирать со стола.
- Пап, мне жаль, что так вышло, правда, — начал было Лёва, но отец остановил его жестом руки.
- Мама, вернись к нам, пожалуйста.
Хозяйка, несколько удивлённая, вернулась и заняла своё место за столом.
- Если моё присутствие…
- Так надо, мама. — Даниил положил ладонь на её пальцы и слегка пожал их. — Разговор действительно важный. Нам в институте нужно восстановить цепь событий, а ты единственная, кто их действительно помнит. Папа, к сожалению, нам уже ничем помочь не может.
- Хорошо, Даня, я постараюсь.
Сычёв-старший кивнул и, вздохнув, начал свой монолог.
- Наш Лёва, по моему недосмотру, получил доступ к темпоральному устройству и с какой-то целью вмешался в события тысяча девятьсот сорок четвёртого года. В результате чего там образовалась временная петля, причём персона, вокруг которой временной поток закольцевался — наш предок, Семён Васильевич Кострицкий. Не думаю, что это совпадение, скорее всего Лев решил облегчить его участь и его мелкое изменение реальности тысяча девятьсот сорок четвёртого года вызвало нестабильность этого луча. Сынок, — Даниил повернулся к мальчику, — что именно и в какой момент ты изменил? Я не спрашиваю зачем, но мне нужно знать что и когда.
Мальчик задумался, неопределённо пошевелил пальцами, словно бы вспоминая, что и как делал ими, потом заговорил.
- Там это… В сорок четвёртом, Кострицкий был ранен, ему ногу ам… ан… отрезали. Вот. Это я из семейного архива знаю, ба… Лена не при чём! Я подумал — это же так давно было. Если я ему помогу спастись от ранения, ничего не изменится же? Вот. Как работает темпоральная установка, я знал и раньше, ты сам рассказывал. Я не смог туда переместиться, настроил аудиоканал и подсказал, чтоб он спрятался в сарае…
Даниил кивнул и жестом остановил сына.
- Мама, ты помнишь, как там дальше история шла, после ампутации ноги Кострицкому? Я на работе проверю, сравню со сложившимся после сарая лучом.
Лена потёрла пальцами лоб и вздохнула.
- Насколько я помню, в общих чертах, конечно… Его списали вчистую, он вернулся домой, женился ещё до окончания войны. В сорок пятом уже родился мальчик у них. Зимой. Ничего особенного, обычная жизнь… Умер в семьдесят восьмом или семьдесят девятом, не помню точно. Его внук уехал в Новосибирск, там учился, женился, прожил всю жизнь. Но это уже независимо от прошлого, там связи уже никакой, как я понимаю.
Даниил снова кивнул.
- Хорошо, посмотрим.
- Папа, а что случилось? С Кострицким? Что из того, что я его в сарай отправил?
- Он погиб.
Лена и Лёва вскинули взгляды на Даниила и замерли с приоткрытыми ртами.
~ * ~
- Егор, а когда мы на море поедем? Ты давно обещал уже, а мы всё не едем…
- А вот завтра и поедем. Ты сможешь в больничке отпроситься?
Кира кивнула и улыбнулась.
Она биологически старше Егора на два года, да и психологически куда как взрослее: три года на фронте, тяжёлое ранение, выработавшаяся привычка принимать решения моментально — казалось бы, ей впору относиться к парню, как к ребёнку. Но Егор, несмотря на жуткую безалаберность, молодость и какую-то совершенно неприемлемую инфантильность в вопросах повседневного быта, был для Киры авторитетом. Тут имело место и то, что парень был аборигеном этого мира будущего, в котором сама она почти ничего не понимала, и то, что Егор был, с её точки зрения, бесстрашен и смел до дерзости. И, что самое главное, девушка была воспитана по традициям, обычным для её времени и даже годы фронта не изменили её отношения к мужчинам. Кира уважала Егора. И любила.
На берегу Обского водохранилища они долго выбирали безлюдное место. Наконец, устроившись, Кира с Егором разделись и хорошенько искупались, наплававшись едва не до посинения. Егор, родившийся и выросший возле рукотворного моря, с малолетства привык к этому занятию, а Кира, никогда в жизни не видавшая таких водоёмов, просто влюбилась в отдых на природе.
Они лежали на солнцепёке и наслаждались покоем. Егор легко поглаживал кончиками пальцев живот девушки.
- Кира, а это ранение, оно давно было?
- В сорок третьем. Сам посчитай.
- Хм… Около года? Нет, — он ненадолго задумался, — ещё здесь год, почти два года назад, так?
Кира, стыдившаяся шрамов, отодвинула его руку и перевернулась на живот.
- Егорушка, ну зачем ты спрашиваешь?
- Прости. Я понимаю, что тебе не хочется вспоминать войну. Просто… Можно же сделать операцию, сейчас медицина — сама знаешь.
Кира с серьёзным выражением посмотрела в глаза мужа и спросила:
- Ты хочешь, чтобы я родила?
- Да, — ответил тот, не задумавшись ни на миг, — я очень этого хочу, Кира. В нашем с тобой гнезде должны пищать маленькие сыченята.
Девушка слегка погрустнела и, поджав губы, отвернулась. Горячая волна нежности и любви поднялась внутри неё, но Кира была реалисткой, она понимала, что всё не так легко.
- Это же непросто, Егор. И гарантии нет, что всё получится как надо.
- Ой… не сложнее, чем узбекский паспорт, поди. Кир, я серьёзно — как же Сычёвым быть, если ты рожать не будешь? Нашей фамилии сотни лет, неужели на мне закончится?
Кира снова повернулась к мужу и посмотрела на него с лёгкой, доброй усмешкой.
- Ты забыл, что у нас всё наоборот? В этом мы с тобой в равном положении, если на то пошло!
- Вот и давай попробуем исправить положение! — Егор приподнялся на локте и мягко придавил пальцем нос жены. — Родим сына и дочку, чтобы ни твой род, ни мой не прерывались.
Он запустил пальцы в чёрные, прямые волосы Киры и осторожно протянул их, словно гребень, расправляя влажные пряди. Она улыбнулась и чуть сморщила носик.
~ * ~
В институте темпоральных исследований, в секторе новой истории, царило нездоровое оживление. Сотрудник, отправленный в тысяча девятьсот сорок четвёртый год (личное вмешательство — редчайшая мера), за прибором, оброненным в госпитале гостем из года две тысячи шестнадцатого, погиб. Валерий Михайлов, хронолог и опытный темпоронавт, во время наступления частей Красной Армии пробрался в нужное помещение, подобрал мультифункциональное устройство и даже успел прийти на место, откуда планировалась его эвакуация. И именно там, за несколько секунд до отправки в своё время, его скосило шальной пулей. Никто не стрелял именно в Валерия! Просто плотность огня с фашистских позиций была очень высокой... Михайлова приняли в институте ещё тёплым, но безвозвратно мёртвым. И то, что прибор из будущего не попал в руки людей в прошлом, не было утешением. Вообще не было.
Медики, констатировавшие смерть от пулевого ранения в голову, выразили сочувствие коллегам погибшего и удалились, обсуждая на ходу ситуацию.
- Вот скажи, казалось бы — институт, наука, далеко не группа риска. А тут раз — и пуля в голову!
Молодой медик, вчерашний студент, едва не плакал: он впервые видел труп человека, умершего не от естественных причин, а уж современник с огнестрельным в голову и вовсе шокировал. Старший коллега взял его за руку выше локтя и со вздохом ответил:
- Это, друг мой, не просто наука. Темпоронавты — та ещё работёнка! Они, порой, такие инфекции притаскивают, что никто и не знает, как с ними бороться! Два года назад сотрудник НИИТемПа умер от лихорадки Эбола, как ни бились наши инфекционисты — не спасли!
А в лаборатории, возле остывшего тела, сидела Настя Михайлова и вертела в руках проклятущий айфон. И не было вдове никакого дела до этой дурацкой игрушки, она плакала и пыталась понять: почему, каким образом детская шалость привела к таким чудовищным последствиям?
А директора института одолевали мысли куда как более грустные! Гибель сотрудника — трагедия, бесспорно, но аппаратура, отслеживающая темпоральные изменения, сходила с ума, показывая схлопывающиеся лучи и скручивающиеся воронки в узлах вероятностей. Безо всякого вмешательства со стороны учёных, временные континуумы настраивались, исходя из изменений, запущенных невинной, на первый взгляд, подсказкой Лёвы Сычёва.
Закольцованное время вокруг сарая с лейтенантом Кострицким было разорвано вмешательством его правнука, Егора Сычёва. Казалось бы — всё встало на свои места, но не погибшая при спасении раненного в ногу Кострицкого, Кира Гуревич осталась жива и это помешало её ближайшей подруге, Варваре Поповой, выйти замуж ещё на фронте, в тысяча девятьсот сорок пятом. События, в принципе, развивались вполне нормально: Варя после войны всё-таки вышла замуж за Сидора Свешникова и её правнук, тот самый Егор, своевременно появился на свет, чтобы через восемнадцать лет спасти собственного прадеда по матери.
Но! В тысяча девятьсот сорок шестом муж Киры не встретил в Праге другую девушку, регулировщицу Екатерину Слобода. Она не родила дочь, та в тысяча девятьсот шестьдесят пятом не родила мать ещё одной девочки, что дало сбой уже в две тысячи семнадцатом году: Егор Сычёв не встретил девушку, ради которой оставил своё опасное увлечение и погиб, сбитый автомобилем, водитель которого читал СМС во время движения. А смерть Егора оборвала уже совершенно новый луч, что теперь, в текущий момент, грозило такими темпоральными возмущениями, что становилось страшно!
В две тысячи шестнадцатом цепь событий восстановилась самостоятельно: Егора Сычёва вновь закинуло в тысяча девятьсот сорок четвёртый, он вытащил оттуда Гуревич (которая всё равно должна была там погибнуть) и параллельно влюбился в Киру, что уберегло от гибели в ДТП. Худо было то, что оставленный им в госпитале, в тысяча девятьсот сорок четвёртом, айфон мог вообще взорвать весь вероятностный узел, что грозило схлопыванием громадного пласта событий! И вот теперь, когда этот трижды проклятый айфон был изъят из госпиталя ценой жизни Валеры Михайлова, когда, казалось бы, должно было бы всё успокоиться…
~ * ~
Кира лежала на кушетке в кабинете УЗИ, в больнице, где работала с того дня, как они с Егором устроились на жительство в этом посёлке. Валерия Борисовна водила сканером по её животу, обильно смазанному гелем и разглядывала изображение на мониторе. Кира привыкла ко многому, очень многому в этом новом, порой совершенно безумном мире, но то, что можно вот так запросто, даже без рентгена, заглянуть человеку вовнутрь…
- Повернись-ка набок, Кира, — врач отняла сканер и поправила очки, — посмотрим, что у тебя со вторым яичником.
Девушка послушно перевернулась и подогнула колено, чтоб не падать. Валерия Борисовна собрала с её живота гель и намазала нужное место.
- Кира, ты вот мне скажи: как тебя угораздило? Если я хоть что-то понимаю, то вот тут из тебя вышло инородное тело. Нет, я не удивляюсь топорной операции, что взять с узбекских врачей нынешних… Да. Яичник почти не пострадал, но рубцовая ткань там жуткая.
Кира закрыла глаза, мучительно соображая, что сказать. Чтобы оттянуть время, ответила вопросом на вопрос:
- Валерия Борисовна, так операцию нужно делать или уже не поможет?
- Вытирай живот, — врач подала ей простынку, — вставай. Я, Кира, не хирург и не гинеколог. Не могу я сказать — поможет тебе операция или нет. Могу сказать только, что чисто теоретически ты можешь забеременеть. Если восстановить просвет трубы. Или просто взять яйцеклетку и, после внешнего оплодотворения, подсадить тебе в матку. Тут я не знаю, что правильнее! Ясно вот что: одного яичника у тебя нет, второй повреждён. С маткой получше, но уверенно сказать, что беременность пройдёт нормально, я не могу. — Врач посмотрела на Киру и сняла очки. — Сычёва, я б спросила, кто в тебя стрелял, но тут не пуля, это же видно! От пульки тут пара ямочек была, а не вот эти дыры.
- Валерия Борисовна, у нас там беспорядки были же… Волнения межнациональные. Пожары, всё такое.
- И? В тебя гранату кинули, что ли?
- Нет. Просто… газовый баллон взорвался! От него осколок и попал.
Врач посмотрела на Киру, надела очки и снова посмотрела сквозь линзы. Помотала головой и махнула рукой.
- Что попало. Не хочешь правду говорить, так и скажи, зачем врёшь-то? Ладно, не моё дело.
Кира закусила губу и едва не расплакалась. Она никогда не умела врать. И вообще считала, что враньё — нечто совершенно недопустимое для комсомолки. Но как она могла сказать правду?!
- Лера Борисовна…
- Ой, отстань! Ничего не говори, мне всё равно! А хирург у вас там — обезьяна безрукая. Узбек небось?
Кира кивнула и слёзы потекли по её щекам — знала бы эта квочка, каково было их военврачу в сорок третьем! Там было не до художественной вышивки, там десятки операций в сутки, часто под обстрелом, бомбёжками... Обидно было Кире слышать такие слова, но того горше — соглашаться, кивать, предавая и клевеща на этого почти святого человека, которому сотни людей жизнью обязаны.
- Да не реви, Кир. Надо твои снимки с УЗИ хорошему хирургу показать! А если что, так денег взять, кредит там в банке или взаймы у кого. В Москве платно вам что угодно сделают: хоть операцию, хоть искусственное оплодотворение, хоть мать, прости господи, суррогатную найдут. Главное, чтоб денег хватило!
Вечером, когда вернувшийся с работы Егор поужинал и устроился посидеть за компьютером, Кира подошла к нему и, покусав ласково за ухо, попросила:
- Егорушка, посмотри там, где поблизости хирург хороший есть. И сколько стоить операция будет.
Муж повернулся к ней, поцеловал в щёчку и спросил:
- У себя на работе не спрашивала?
Кира обошла стул, села мужу на колени верхом, лицом к лицу и принялась рассказывать.
- Хирург у нас, Егорушка, не хирург, а одно название. Раньше про таких говорили — только чирьи вскрывать способен. Женский доктор меня ещё раз посмотрела и попросила УЗИ сделать. Лера Борисовна… — Кира непроизвольно всхлипнула, — она всё посмотрела, говорит, что надо снимки показать хорошему хирургу. Потому что без операции я не смогу, не получится ничего.
Егор прижал к себе жену, уткнулся лицом в грудь и принялся дышать, словно бегун на марафоне — глубоко и часто. Его горячее дыхание накапливалось под Кириным халатом, она засмеялась и, отодвинув попу на самые колени, уткнулась носом в мужнино плечо, возле шеи.
- Вот что, еврейка! Поди-ка ты на кухню и приготовь своему гою чаю погорячее, да покрепче. А твой Сыч пока поищет, где операции по женской части делают поблизости. Угу?
- Угу! — Кира откинулась назад, поддерживаемая Егором и с хитрецой посмотрела ему в лицо. — А что, еврейка — это плохо? Ты юдофоб у меня?
Егор притянул жену вплотную, обнял и крепко прижал её к себе.
- Ты у меня самая прекрасная еврейка на белом свете. И я люблю тебя так, как никто и никогда никого не любил. И что б там не говорили другие — наплюй и не слушай. Это они нам завидуют!
- А я знаю, Егорка. Я чувствую. Теперь отпусти свою еврейку на кухню, а сам поищи доктора, ладно? А то у нас не только сыченяток, но и чаю не будет даже.
Егор рассмеялся, немножко ещё потискал жену в объятиях и, отпустив её, принялся искать нужную информацию в интернете. Он успел просмотреть несколько вкладок, когда Кира принесла ему кружку с чаем — крепким, горячим. Сделав осторожный глоток, Егор притянул к себе жену и уткнулся ей в живот лицом. Как же любил он её тепло и живую упругость!
- Нашёл что-нибудь?
- Да! — Егор живо поднял к жене лицо. — В Академгородке есть очень хороший хирург-гинеколог, Елена Ивановна Сычёва. Старенькая бабушка, сталинской закалки. Давно на пенсии, но оперирует до сих пор, за самых безнадёжных берётся.
- Сычёва?!
- Ну да. Однофамилец, что такого-то? Не редкая фамилия, не Гуревич, чай…
Кира забрала у мужа кружку, немножко отпила и поставила на стол, рядом с ноутбуком.
- А я только про одного своего однофамильца знаю. Он с каким-то армянином самолёты строил…
Егор рассмеялся и принялся тискать жену, обняв за талию. Кира шуточно отбивалась и смешно попискивала.
Созвонившись с врачом, Сычёвы решили ехать на «Ямахе»: без пересадок быстрее намного. Егор внимательно осмотрел жену, поправил на ней черепаху, слегка подтянул ремешок шлема, убрал шнурки берцев внутрь ботинок. Лишь после этого он закрыл ворота и спрятал ключ в карман с молнией. Супруги оседлали мотоцикл и Егор неспешно поехал по посёлку, внимательно всматриваясь в боковые проезды: лето, дети бегают, на великах гоняют… Мотор глухо бухтел в глушители, мотоцикл вздрагивал, словно в нетерпении, словно бы дожидаясь, когда пилот откроет заслонки и начнётся настоящее движение.
Выйдя на федералку, Егор плавно набрал скорость и вскоре ввинтил свой дрэгстер в пригород Новосибирска, где снова сбросил скорость — один, до женитьбы, и не подумал бы, теперь же всё в жизни изменилось, появилась ответственность. Мегаполис, впрочем, миновали без задержек, потому что в пробках Егор никогда не стоял и не собирался делать этого впредь: он аккуратно вёл мотоцикл между стоящих машин и, если проезда не было, сбрасывал скорость до минимума, продвигался с выключенным сцеплением, перебирая ногами по асфальту. Кира сидела сзади, обняв Егора, стараясь не стеснять его движений, она уже накатала в качестве пассажира несколько месяцев и имела представление о происходящем.
На Большевистской они вздохнули с облегчением: Егор занял среднюю полосу и шёл со скоростью потока. До Академгородка доехали без происшествий, у поворота с Бердского шоссе на Университетский проспект набралось несколько автомобилей и Егор остановил «Ямаху» в крайней левой полосе, позади маршрутки. Им оставалось лишь въехать в Академгородок, свернуть на улицу Пирогова и там, в больничном городке, отыскать Елену Ивановну.
~ * ~
Никита торопился. Его подуставшая «Тойота» то и дело шныряла из полосы в полосу, обгоняя машины. Возле клиники Мешалкина снова зазвонил телефон и Никита, руля одной рукой, принялся объяснять клиентке, что уже подъезжает и сейчас разговаривать неудобно. Кинув телефон на пассажирское сиденье, он вырулил в крайнюю левую полосу и прижал педаль акселератора. Он собирался свернуть на светофоре влево, на Строителей, но там стояла целая вереница машин и Никита резко ушёл в крайнюю правую полосу, откуда можно было только сворачивать направо, на Шлюзы. Зато там машин не было и к светофору он подъехал первым. Дождавшись зелёного, он резко стартовал, пересёк перекрёсток и со «взлётки» вклинился в поток с правой стороны, вынудив притормозить грузовик. На сигналы возмущённых водителей Никита не обратил внимания: от клиентки пришло СМС. Клиентка была не то чтоб очень важной, но денег заработать — никому не мешает, верно же? Поэтому Никита, руля левой рукой и в пол-глаза глядя на дорогу, схватил телефон и начал нажимать на кнопки, чтобы прочитать, что ему там написали. «Тойота» проскочила мост над железной дорогой, Никита принял влево, чтобы свернуть на Университетский и залип в телефоне.
~ * ~
«ГАЗель» наконец-то чуть поползла к повороту. Егор включил первую и двинул за ней, дивясь на густой белый выхлоп маршрутки. То, что произошло через миг, его шокировало: микроавтобус замер. Не остановился, не снизил скорость, а именно замер! Егор судорожно прижал рукоятки сцепления и переднего тормоза, заставив «Ямаху» клюнуть и остановится. Парень инстинктивно покрутил головой и едва не упал вместе с мотоциклом — всё вокруг него замерло, заволакиваемое жутко знакомым белым туманом!
- Да ёба! — только и смог сказать Егор и обернулся. Кира за его спиной замерла, словно манекен, лишь мотор «Ямахи» гулко бухтел в мёртвой тишине, охватившей округу. И позади них, в полуметре, не дальше, стояла не новая «Тойота», водитель её держал в руке телефон и не смотрел вперёд! — Да мать твою, что ж это такое?! — Егор повернул голову к маршрутке и плавно тронулся, объезжая её. Так, в остановившемся мире, разрезая мотоциклом туман, он пересёк встречную полосу шоссе и выехал на Университетский.
И тут же мир ожил! За спиной послышался короткий визг резины по асфальту и громкий удар оповестил Егора о столкновении «Тойоты» с кормой маршрутки. Он рефлекторно принял вправо, к обочине и сбросил газ, но позади недовольно просигналил какой-то автомобиль и Егор решил не останавливаться. Он лишь глянул в зеркало, убедился, что больше никому не мешает и снова выехал на проезжую часть проспекта. И заодно отметил, что Кира крутит головой, пытаясь понять, что произошло на перекрёстке.
На стоянке, возле больничного городка, Егор застегнул траверсу штатным замком и принялся стаскивать перчатки с подрагивающих рук. Шлем он снимать не решался, боялся, что жена по его лицу поймёт, что произошло нечто из ряда вон. А Кира, меж тем, стянув перчатки и шлем, что-то встревоженно пыталась ему сказать. Управившись с перчатками, Егор снял шлем и натянуто улыбнулся ей.
- Егор, там столкнулись, да?
- Похоже! Я хотел посмотреть, но это же на шоссе, а мы-то уже отъехали.
- Надо было остановиться, Егор, вдруг там помощь нужна?
Он кивнул и тут же помотал головой из стороны в сторону.
- Не, Кирусь, там чёртова уйма машин. Народу там толпа, позвонят, помогут, потушат, если загорится. А мы — ну пока бы добежали. И без аптечки… Всё нормально там, Кирусь, не бери в голову! Это не война, солнышко, это наша тупая блядская мирная жизнь.
Кира хлестнула мужа перчатками по заднице и строго произнесла:
- Егор Сычёв! Не смей браниться при мне! Ты не на работе! В МТС своей ругайся, сколько влезет, а при мне — чтоб ни-ни!
Егор с облегчением рассмеялся, обнял жену и поправил:
- Киранька, МТС — это сотовый оператор, а я на СТО работаю, станции технического обслуживания.
~ * ~
Даниил зашёл в свою бывшую детскую, где сейчас спал его сынишка, Лёва. Он прислушался к дыханию мальчика, поправил на нём плед и тихо вышел, прикрыв за собой дверь. Его мать, Елена Сычёва, сидела в гостиной и ждала, когда сын вернётся к разговору, слышать который Лёвушке не следовало. Даниил взял стул, развернул его спинкой вперёд и сел верхом.
- Мама, Лёва уснул. Я…
Повисло молчание. Минуту спустя Елена вопросительно посмотрела сыну в глаза, но тот опустил взгляд.
- Так что ты мне хотел сказать, Даниил?
Тот тихо кашлянул и, не поднимая глаз, начал сбивчиво объяснять:
- Мама, весь наш сегодняшний узел темпоральных вероятностей под угрозой схлопывания. И так вышло, что в этом… всё вокруг нас замешано… там…
- Это из-за Лёвиной проказы?
- Да. Не только. Сложно объяснить!
Хозяйка сцепила пальцы замком и положила ногу на ногу.
- Попробуй уж как-то! Раз начал.
Даниил мельком взглянул на мать и тут же опустил глаза.
- Словом, так вышло, что наш дед… Папин отец! Он… не родился. Прадед Егор женился на Кире, которую перенёс из сорок четвёртого. А у неё ранение! Она бесплодна.
Лена всплеснула руками.
- Даня! Неужели в двадцать первом веке ей не сделают операцию?! Каким бы там ни было ранение…
- Мама, я не знаю! Дед Степан и его сестра, бабушка Галя — не родились! Егор не погиб в дорожной аварии, но он женился не на той девушке! Кира спасла его от гибели, но у них нет детей! Они обращались к медикам, но там возникли проблемы финансового плана… Что-то такое, не знаю точно.
Женщина сжала зубы и нахмурилась.
- Так что, Данечка, ни папы твоего, ни тебя, ни Лёвушки… Никого не будет?
- Хуже. В этом континууме время схлопнется и не будет вообще ничего. Слишком мал временной промежуток между тем событийным пластом и сегодняшним днём. Саморегуляция не произойдёт. От две тысячи семнадцатого пойдёт совершенно другая история.
Лена протянула руку и положила её сыну на колено.
- Данечка, сынок, но что-то же можно сделать? Ты же начал этот разговор не для того, чтобы расстроить меня до смерти?
Он сжал материны пальцы и кивнул.
- Мама, ты сможешь прооперировать Киру в условиях двадцать первого века?
Она хотела что-то сказать, но осеклась, задумалась…
- Допустим. Продолжай.
- Единственный выход в нашей ситуации — хронодесант. Но… мама, ты же не темпоронавт! — Даниил говорил с таким отчаянием в голосе, что казалось, заплачет. — И на поиск другого хирурга со специализацией по женским проблемам просто нет времени.
Елена отняла руку и потёрла сдавленные пальцы.
- Сынок, я согласна! Как же иначе? Для вас я согласна рискнуть. И для всех, Данечка, для всех тоже, — добавила она поспешно, — ничего страшного! Отправите меня, поживу там немного… Я согласна!
Даниил сморщился, словно от боли.
- Немножко не получится, мама. Мы можем перенести тебя только в две тысячи десятый, не позже. Тебе придётся прождать там семь лет и…
- И? Говори, сынок. Я слушаю. Я… Даниил? Я правильно тебя поняла?
Он только глубоко вздохнул, кивнул и поднял на мать глаза. По лицу его текли слёзы.
~ * ~
Сычёвы вышли из древнего здания музея Новосибирского крематория. Притихший Лёва шагал рядом отцом и смотрел под ноги, Даниил нёс в руках цилиндрическую капсулу из серебристого металла. Они дошли до метро, спустились на перрон и дождались поезда, идущего к Обскому водохранилищу. Состав унёс их, продолжавших хранить молчание, в черноту тоннеля.
На берегу они присели на гранитную скамью, Лёва, едва глянув на многокилометровую водную гладь, прижался к отцу и заплакал.
- Это всё из-за меня, да?
Даниил вздохнул и потрепал волосы на макушке сына.
- Нет, сынок. Не ты первый вмешался в события прошедших веков. Первые исследователи натворили дел куда как пострашнее того, что сделал ты. Те, самые первые темпоронавты, действовали на страх и риск, они не знали о том, что континуум способен к саморегуляции. А когда выяснилось, что даже грубое вмешательство в события прошлого не вызывает эффекта бабочки…
Мальчик вскинул изумлённые глаза на отца и тот осёкся.
- Какой бабочки?
Даниил невольно улыбнулся.
- В тысяча девятьсот пятьдесят втором году один писатель, американский, Рэй Бредбери, написал рассказ, в котором темпоронавт раздавил бабочку во времена динозавров. И когда вернулся, то обнаружил, что мир изменился. Очень сильно изменился. А до него, Эдвард Лоренц, тоже американец, но математик, вывел теорию хаоса, где и применил термин «эффект бабочки» — вроде как бабочка, взмахивающая крыльями в Айове, может вызвать лавину эффектов, которые могут достигнуть высшей точки в дождливый сезон в Индонезии. То есть, трудно предсказать, какие вариации возникнут здесь и сейчас. Ошибки и неопределённость нарастают с течением времени.
- Ой, па…
Даниил потёр лоб, подбирая слова попроще.
- Неважно. Суть эффекта бабочки в том, что если раздавить бабочку вчера — ничего не изменится, а если раздавить бабочку в древности, то мир может развиться совсем иначе, события могут пойти совсем по-другому. Так вот, когда стало ясно, что этот эффект не работает, что континуум регулирует события в не ключевых местах и временах, чтобы последующая история не менялась, исследователи начали вмешиваться в ход истории направо и налево. Пока не выяснилось, что саморегуляция не происходит после определённого временного периода. То есть — нельзя вмешиваться в недавнее прошлое.
Лёва встал, спустился к воде и кинул несколько камешков, стараясь получить «блинчики». Даниил смотрел на сына и думал о том, что Лёва всё ещё ребёнок и что говорить ему, что его необдуманный поступок повлёк смерть нескольких людей — не время. А Лёва, добившись, наконец, нужного эффекта отскакивания камня от воды, вернулся и спросил:
- Папа, а как получилось, что бабушка умерла в две тысячи двадцатом году? Она же тогда ещё не родилась!
- Всё относительно, сынок. Наша бабушка была очень хорошим врачом и её послали в прошлое, чтобы спасти ключевую личность. Если бы она этого не сделала, то в наше время могли произойти всякие неприятности.
- А почему вы её не вернули?
Даниил взял со скамьи капсулу с прахом матери и прочёл гравировку: «Сычёва Елена Ивановна. 1951 — 2020».
- Лёва, так получилось. Мы не могли отправить бабушку в нужное время: она должна была устроиться в больницу, доказать всем, что она высококлассный специалист. На это требовались годы! Мы подготовили ей нужные документы, бумаги, провели с ней сеансы гипнообучения… И отправили в две тысячи десятый год. И только в две тысячи семнадцатом она спасла нужного человека.
- Так а почему её не забрали из две тысячи семнадцатого?
- Поздно было. Слишком маленький временной промежуток.
Они посидели молча. Отец держал в руках урну с прахом и гладил пальцем надпись, сын грустно смотрел на водный простор.
- Па, а что мы будем делать с этим?
- Сейчас мы спустимся к воде и высыплем прах в водохранилище.
