Когда человек узнает, что жить ему осталось совсем немного – он меняется. Кто-то уходит в религию, кто-то в запой. Кто-то спешит творить добрые дела, кто-то наоборот озлобляется и проклинает окружающих, потому что им жить, а его смертный час уже близок. Про таких людей две следующие истории.
На закате девяностых работал я в приемной районной больницы санитаром. Работа интересная, за ночь успеешь насмотреться всякого. И вот в очередное дежурство «скорая» привозит невменяемое тело. Тело традиционно росло на клумбе вблизи местного аналога ночного клуба и принадлежало худощавому парню лет 25-28. Парень, очевидно, утомился после бурных танцев и прилег отдохнуть. Да так неудобно прилег, что любой, выходящий из заведения цеплялся за него ногами. Спотыкались по рассказам очевидцев трое. Потом им надоело спотыкаться, они проверили прочность асфальтового покрытия черепом пострадавшего и снова положили его обратно.
В результате проведенных манипуляций пациент оказался слегка запачкан собственной кровью. На волосистой части головы – ссадины, рассечения и гематомы. Нос сломан.
Охрана заведения испугалась ответственности и вызвала скорую.
В приемной попытались привести пациента в чувство. Обитатель клумбы мычал, слегка сопротивлялся, но в наш мир возвращаться отказывался и в контакт с медперсоналом не вступал.
Что самое странное, в сознание не приходит, а руками окровавленными за медиков хватается, да норовит за открытые части, санитары и сестра все перепачканные. Ну, двигательные рефлексы, бывает. Стали подозревать внутричерепные повреждения, а тут и невропатолог с реаниматологом подоспели.
Опытный невропатолог Григорий Петрович только взглянул на пациента и тут же закричал благим матом:
- А ну, молодежь, убрали руки от него!
Два санитара, медсестра и врач-интерн отпрыгнули от тела.
- Вы чего, Григорий Петрович?
- А вот чего, - невропатолог надевает перчатку и осторожно, двумя пальцами разгибает руку пациента.
Наркоманы тогда были неопытные. В разные интересные места колоться не умели. Поэтому на руках привезенного – характерные «дорожки». А мы по локоть в его кровище, потому что перчаток – три пары на всю смену и те ещё утром кончились!
- Быстро мыться! – командует невропатолог.
И тут пациент, как по волшебству, открывает глаза. На его физиономии появляется наивно-хитрая улыбка, характерная для шизофреников и запущенных клиентов нарколога.
- Что, испугались? А я специально притворялся, чтоб вы в моей кровушке испачкались. Вы теперь такие, как я! И жить вам осталось немного.
И рассмеялся. Счастливо так!
Сказать, что я тогда испугался? Нет. Я запаниковал! Да и не я один, а все отделение. О ВИЧ-инфекции мы помнили слабо, было это как-то далеко от нас и не с нами. А вот о гепатитах мелькнула мысль. Всей бригадой бросились в умывальник, щедро обрабатывая руки перекисью, тщательно осматривая кожу на предмет мелких повреждений, срывая окровавленные халаты.
А этот ублюдок привстал с каталки и ржал над нами.
Пару недель я жил, как под Дамокловым мечом. А потом как-то устал бояться. Даже новость о том, что у нашего пациента нашли ВИЧ и гепатит В, как-то меня не испугала. Мы и так об этом знали.
Пронесло. С тех пор стал тщательнее соблюдать технику безопасности.
А вторая история случилась через несколько лет, когда я был студентом медицинского университета. Главная героиня этой истории, скорее всего уже в лучшем мире, но помню её до сих пор.
На занятиях в инфекционной клинике преподаватель привел нас в одиночную палату, где на казенной металлической койке сидела худая женщина неопределенного возраста. Женщина охотно отвечала на все наши вопросы. Не стесняясь, раздевалась и позволяла себя осмотреть. Её кожа была обильно украшена расплывающимися синими татуировками на уголовную тематику. Татуировки настолько контрастировали с интеллигентным и покладистым поведением пациентки, что мы не удержались от расспросов.
Марина выросла в неблагополучной семье. Отец и брат сменяли друг друга в тюрьме, выходя на волю лишь для того, чтобы погудеть пару недель, залезть в чужую квартиру и отправиться обратно на нары. Мать жила в мире передач, редких свиданий, воровских понятий и беспросветного пьянства. Поэтому у Марины было две дороги. Одна – на панель, вторая – по стопам отца и брата. Панель не привлекала, поэтому Марина выбрала вторую дорогу. С двумя подружками они успели «обчистить» только три квартиры. На четвертой попались с поличным. Хозяин, барыга с местного рынка, подключил квартиру к зарождающейся охранной фирме. Бойцы фирмы и повязали подружек, когда они паковали чужое добро в клетчатые сумки.
Судья принял к сведению малолетство Марины, на заседании пьяная мать без устали рыдала, и на первый раз девушка отделалась условным сроком.
Опыт – дело наживное, поэтому второй раз её поймали только на пятнадцатой квартире. Тут уж пришлось посидеть. И понеслось! Марина выходила на полгода, воровала, попадалась и снова возвращалась в родную тюрьму. Глядя на мать, алкоголя избегала, зато пристрастилась к наркотикам.
А во время третьей «ходки», как снег на голову свалились две новости. На очередном медосмотре врачиха объявила Марине, что она беременна. А когда пришел очередной анализ – оказалось, что он положителен на ВИЧ.
Марина рассказывала, что три дня она просидела в камере, тупо уставясь в стену. О чем тогда думала – не помнит. Но через три дня она встала с нар другим человеком. Стала тише воды, ниже травы. Послушно пила все лекарства, которые её приносила врачиха. Рожала, правда, в тюремной больничке, через кесарево. И потом почти месяц жила в страхе, что дочь тоже будет ВИЧ-инфицированной. Впервые в жизни молилась. Повезло.
Ещё через полгода Марину судья принял во внимание новые обстоятельства и Марину досрочно выпустили. К матери Марина не пошла. Устроилась в стройтрест разнорабочей, ей дали комнату в общежитии, дочь устроили в ясли.
К моменту нашей встречи дочери было уже восемь. Марина сильно сдала, но держалась. К прежней жизни возвращаться не собиралась. Работала штукатурщицей в том же самом тресте. Дотошно исполняла все назначения врачей.
- Хочу дожить до того дня, когда дочь школу закончит, - рассказывала она нам. – Поступит в институт, будущее у неё будет. А там и помирать не страшно.
Очень хочется надеяться, что дожила.
