- Сколько вам лет?
- 27.
- Сколько? – растерянно повторяет следователь, поднимая глаза от записей. Перед служителем закона на стуле восседает крупный, широкоплечий мужчина, с серебром седины в черных, кудрявых волосах. Лицо избороздили морщины, мешки под глазами, как у почечника.
- 27. – угрюмо настаивает мужчина, выглядящий на все 50.
- Преступность молодеет! – иронично вздыхает за плечом следователя коллега, добродушный и толстоватый мент. – Всего 27, а уже двойное убийство, расчлененка, поджег…
Лицо задержанного медленно наливается краской. Мечется тяжелый, затравленный взгляд. И вдруг:
- Не я это! Слышите? – рявкнул, будто вытошнил эти слова, мужик. – Не я!!! Это она… хозяйка дома… мужики! Богом клянусь…
Это была не первая истерика. Поэтому следователь лишь саркастично закивал головой.
- Да, да, конечно. Бабулька - божий одуванчик, под 80 годков, замочила двух молодых людей, выпотрошила их и подожгла свой собственный дом. Конечно, чего только в жизни не бывает. Мы проверим эту версию, не беспокойтесь… - и безнадежно кивнул охране. – Уведите в камеру…
* * *
Месяц тому назад, в уединенном углу любимого бара, за кружками пива сидели двое друзей. Еще со школьной парты окружающие забавлялись не похожестью неразлучных приятелей. Анатолий – статный здоровяк, балагур, плечи – косая сажень, буйно кудрявые волосы. Максим – серьезный, деловой – очки в тонкой оправе на остром носу, рыжие волосы, цвета беличьего меха, аккуратным хвостиком стянуты на затылке – этакий обаятельный офисный крысеныш.
- Ездил я за город, одному барыге сигнализацию ставить. – увлеченно рассказывал Толян. – На обратном пути вижу – стоит у дороги Она! Постарше меня будет, не спорю. Но видел бы ты… - Анатолий очертил руками, по-видимому, что-то вроде двух арбузов. – В общем, тетка в теле… Остановился. У нее колесо спустило, помог, как надо. Зазнакомились. Созвонились. Потом к себе пригласила. За ужином выпили… Ну, и понеслось.
Макс слушал внимательно, не отрывая взгляда от искристой поверхности постепенно выдыхающегося пива.
- То есть с Юлькой у тебя теперь - все?
Толян отчаянно сморщился. Друг имел привычку одной меткой фразой испоганить весь настрой.
- Да ты подумай, бро. Горячая женщина, мечта поэта… - не к месту процитировал Анатолий, поэтикой никогда не страдавший. – Плюс свой особнячок, элитное авто… Да, конечно, не это главное!… А… кхм… как там ее… ну… любовь у нас, что ли.
- А Юльке когда скажешь? – безжалостно резюмировал рыжий, скептически дернув уголком губ.
Толян запусти пятерню в волосы и засопел с досады:
- Ну… на днях.
* * *
- Я знаю, не слепая. – Юля новость о разрыве поначалу восприняла спокойно. - У Толика много дружков, есть и не такие честные, как ты, давно разболтали. И что в особняке загородном живет, и что старше его, жиголо поганого, лет так на десять…
С Толиком и Максом девушка дружила давно.
- Лучше бы и оставались друзьями. – холодно и ровно высказывалась Юля. – Знала ведь, с кем дело имею. Ничего… Не я первая, не я последняя.
Женщинам в некоторых ситуациях ласка противопоказана. Стоило Максу понимающе потрепать подругу по руке, как стылая Юлькина стойкость разморозилась и потекла горючими слезами.
- Максимкаааа! – взвыла девушка, утыкаясь рыжему в плечо. – Обидно!... Ей-богу, вот не вытерплю, поеду и все-все этой суке в лицо скажу…
* * *
Если про любовь Толик и покривил душой, то, по крайней мере, увлекся новой пассией не на шутку. Марина была красивой, ухоженной блондинкой, выглядевшей куда моложе своих лет. Уж что-то, а ночи с ней молодого любовника очень даже устраивали. Все, что Толян раньше называл «горячим» в сравнение не шло.
Это была не Юлечка, с которой приходилось «по нежнее». Толик любил Марину грубо и дерзко, теряя от страсти голову. Подминал под себя гибкую, по животному рычащую самочку, чтобы упоенно впихивать в нее свое естество. Зрелая и опытная женщина поощряла все его фантазии. От заката до рассвета любовники не скучали.
- Ни с кем так не было! – то ли хвастался, то ли жаловался потом ловелас. – Я после ночи с Маришей, даже до сигареты дотянуться не могу, вот чес-слово. Падаю на подушку, выжатый, как лимон, еле-еле потом будильник слышу…
«Оно и видно». – злорадствовали некоторые завистники, наблюдая днем, как сонный Анатолий лунатиком бродит по офису. – «Заездила баба».
* * *
Юля пропала через две недели после расставания с Анатолием, когда все думали, что самый сложный период уже позади. Шли вторые сутки ее отсутствия, а по закону, милиция принималась за розыск только на третьи. Мать обзвонила всех друзей и подруг. Никто ничего толком не мог сказать. И только Максиму вдруг показалось, что он знает, куда могла направиться Юлька. Интуицию свою рыжий решил проверить сам.
Свернув с шоссе, Максим припарковал авто у ворот особняка Марины. Калитка была не заперта. Еще шагая по заснеженной дорожке к дому, Макс понял, что не ошибся. Под кустом у бордюра, втоптанная в снег, лежала одинокая оранжевая тряпичная перчатка, украшенная сверху чем-то наподобие беличьего пушка. Юлька как-то пошутила, что это, мол, из его, Максимкиных волос сделано.
Дверь открыла опрятненькая старушка – пуховый кружевной платочек на плечах, белые волосы аккуратно уложены в узел, утыканный розовыми шпильками. Классический вариант «доброй бабушки». Только крупная родинка над верхней губой портила образ.
- Здравствуйте. – вежливо поприветствовал Макс. – Мне бы с Мариной Сергеевной поговорить.
- Ааа! Проходите, проходите! – радушно засуетилась бабулька, втаскивая рыжего в прихожую. – Маришечка, внученька моя, в город за покупками поехала. Скоро уже приедет, ты уж посиди, подожди ее… А я покуда чайку заварю. С малинкою!
Пока бабуля, что-то лепеча, гремела на кухне чашками, Макс добросовестно ждал минут пять. Затем нервы взяли свое, стал потихоньку прохаживаться вдоль гостиной, размышляя, а не спросить ли старушку о владелице перчатки сейчас, не дожидаясь Марины? И не хватит ли бабку инфаркт от тревожных расспросов?
Вдруг, при взгляде в висящее на стене зеркало, рыжему почудилось, что в соседней комнате за его спиной сама по себе открывается настежь дверца шкафа. Он обернулся. Ничего подобного. Большой старинный шкаф там был, но стоял запертым. Макс на всякий случай тряхнул головой, зажмурил и открыл глаза… Створка шкафа слегка приоткрылась.
Вариант о кошке, закрывающей за собой двери шкафа, выглядел как-то неубедительно.
Макс оглянулся на кухню – бабуля и не думала заканчивать с приготовлением чаепития. Тогда, стараясь ступать тише, он вошел в комнату. Протянул руку к дверце и только тут разглядел смотрящий на него из щели испуганный карий глаз.
- Юлька, ты что тут делаешь?!
Рыжий рванул за ручку, распахивая дверцу, но тут же дернулся, как от удара током и, заткнув ладонью рот, попятился от шкафа. Юлькина голова с распахнутыми глазами смотрела на него с верхней полки. Отвисшую на бок челюсть девушки, казалось, перекосило в беззвучном крике.
- Твою ж мать!... – смертельно бледнея, прошептал Макс, но тут в бок парню с маху воткнулся острый и тонкий разделочный нож.
* * *
Очнулся Максим лежа голой спиной на чем-то холодном. Бок горел, левая рука перетянута жгутом. Похоже, ему что-то вкололи. Попробовал шевельнуться – в запястья врезались шипы колючей проволоки. На хромированный медицинский столик в виде распятия сверху падал тусклый свет, слепивший глаза с расширенными зрачками. Затуманенное сознание с трудом фокусировалось на ощущениях, но Макс все же понял, что кто-то гладит его по голове. Цепкие пальцы вплетаются в волосы, стаскивая перетягивающую хвостик резинку.
Склонившаяся над парнем белобрысая женщина средних лет улыбнулась, сияя глазами с какой-то дурной поволокой.
- Ну, так о чем ты хотел поговорить?
- Т..т-ты… Юльку…уби… - с трудом ворочая языком, прохрипел Макс.
Марина ласково отвела с лица рыжего сбившиеся прядки волос, наклоняясь, поцеловала в шею. Макс прикрыл глаза от отвращения и стиснул зубы – полненькие с виду губки блондинки при прикосновении показались мокрыми и по-старчески дряблыми. Язык, как слизень, прошелся от яремной впадинки до подбородка, невольно заставляя запрокинуть голову.
Затем рыжий ощутил холодное прикосновение стали к своему животу. Влажная ладонь ловко заткнула жертве рот, сталь скользнула вдоль нижнего ребра, придушенный стон захлебнулся в хлынувшей горлом крови.
От болевого шока Макс даже не кричал, только тело его судорожно подергивалось, когда когтистые пальцы разрывали плоть, выдергивая внутренности наружу, когда существо, погружая лицо в дымящуюся рану, лакало кровь. Последним, что рыжий почувствовал в этой жизни, было то, как рука мучительницы, продираясь сквозь диафрагму, дотягивается до сердца и стискивает его в когтях.
* * *
- Марифа, ну ты у меня профто кулинарная волфебница. – нахваливал Анатолий, дожевывая горячий пирог с печенкой.
- Для тебя старалась, милый. - лукаво улыбнулась "волфебница", продефилировав мимо в белоснежном коротком халатике. - Я в душ. И к тебе.
Потяжелевший после ужина Толян валко прошагал по гостиной, измыслив было посмотреть телевизор в ожидании своей кралечки, но внезапно остановился возле зеркала. Увиденное ему очень не понравилось. С зеркальной поверхности на него смотрел обрюзгший мужчина, лет пятидесяти, с землистым цветом лица и посеребренными висками.
Это еще что за хрень?... Анатолий ощупал собственное лицо, даже веко себе оттянул - то же самое проделал и его зеркальный двойник. Неприятно содрогнувшись, мужчина щелкнул включателем. Гостиную залил ровный свет. Нет, слава богу, обмануло чертово стекло... Снова в отражении прежний Толян - цветущий мужик в самом рассвете сил. Но нервы мерзкая галлюцинация все же подковырнула. Толя решил выйти покурить на крылечко.
Морозец приятно бодрил, пока в воздух, по загородному свежий, не вплелась странная вонь. Анатолий все-таки докурил сигаретку, а затем донюхался до источника неприятного запаха. Смердела чуть приоткрытая дверь подвала. Несло не протекшей канализацией, не подохшей в погребе крысой. Толяну вспомнился теплый, парной запах крови, струившийся от свеже разделанной тушки добытой на охоте косули. Дичины, что ли, любушка его прикупила? Хотел было уйти, да любопытство заставило спуститься на пару ступеней. Тут Анатолий запнулся о стоящий посреди лестницы ящик и, бодро матерясь, закувыркался вниз.
Приземление оказалось не самым мягким, но Толя был рад и тому, что кости остались целы. Кряхтя, поднялся мужик на ноги, да так и замер с раскрытым ртом. Подвальчик был большой, сыроватый и темный. По периметру стен мостились деревянные полки. Посреди подвала, под тусклой лампочкой, стояло нечто, вроде хирургического столика, накрытого черным куском брезента. Из под брезента выглядывала бледная кисть человеческой руки.
- Розыгрыш!… - довольно-таки жалко пролепетал Анатолий, будто против воли тянясь к краю черного покрова. И тут только заметил выбивающиеся из под брезента прядки рыжих волос…
Лицо Максима было внешне совершенно спокойно. Он будто дремал с открытыми глазами, бессмысленно глядящими в потолок. Но на фоне рыжих волос смертельная бледность друга особенно сильно бросалась в глаза.
- Макс?!... – ошеломленно прошептал Толян. – Ты откуда… ты чего… …Макс!!!
Ладонь пронзило трупным холодом. Толян сдернул брезент - и подвал пошел колесом у него перед глазами. И черно-кровавое месиво ниже груди трупа, и деревянные стеллажи, и ножик с досочкой для нарезки на гвоздике у стенки, и сосуд под кровостоком, у ножки стола... Анатолий рухнул на колени, не переваренный ужин хлынул на каменный пол подвала.
- А ты как думал? – небольшие каблучки домашних туфель Марины цокали по лестнице подвала. – Одна ночь – минус один год твоей жизни. Но ты мне понравился, милый.
Все так же на четвереньках, в луже собственной блевотины, Толян повернулся к любовнице. Ушибленное сознание отказывалось соображать. Марина несла под мышкой тот самый ящик, о который он запнулся посреди лестницы. Ящик оказался плетеным коробом для грязного белья. Женщина грохнула его наземь и на одном уровне с глазами Анатолия оказались побелевшие в посмертии, выглядывающие сквозь прутья короба, глаза Юлечки.
Марина меж тем прошла мимо шатающегося в прострации мужчины, подхватила сосуд, в который по кровостоку стекала с хирургического стола кровь и сунула любовнику под нос.
- На вот, выпей – восстановишься. Сколько еще лет должен был твой дружок прожить? Считай, что все их тебе завещал. Пей. Да не будь бабой, ничего тебе не станется, кровь у него чистая. А меня будешь держаться – и вовсе вечно жить будешь. Ну?
Толян встал, качаясь, как с сильного перепоя, но голова внезапно сделалась донельзя ясной. А Марина по-прежнему протягивала ему чашу, улыбалась зазывно алыми губами. В распахнутом вороте халатика красиво вздымалась высокая грудь блондинки. Жить вечно, значит?… Кто же не мечтал жить вечно. Что по сравнению с этим смерть Юленьки? Юленьки, все искусство соблазнения которой сводилось к тому, чтобы ночью тепло подуть в ухо, да прошептать: «Толенька, а Толенька. А я тебя так люблю!»…
Смиряя дрожь в руках, Толик взял у дьяволицы из рук чашу. Кровь Макса, казалось, обожгла ему губы. Кровь друга, который, несмотря на все Толькины закидоны, единственный никогда его не подводил…
Будем жить вечно!
Хрясь – и разбилась чашка о голову Марины.
- Вот тебе, сука!!!
Анатолий пинал и пинал ногами рухнувшее на пол существо, пинал, пока не расслышал, что она не хрипит от боли, а покатывается от хохота. Волосы на голове мужчины от страха встали дыбом, взялись изморозью седины. Толян опрометью бросился из подвала. Захлопнул за собой дверь, подпер поленом. Задыхаясь, гнал себя вскачь, до машины и обратно, с запасной канистрой бензина. Чиркнул спичкой. На автопилоте вышел за калитку и рухнул в снег, огласив тихий зимний вечер тоскливым и безутешным воплем.
* * *
Мужчина, выбравшись из служебной машины, поднимался по дорожке к крыльцу загородного особняка. Прогоревшая дверь подвала чернела распахнутым зевом, снег запорошен золой и обледенел от водяных струй – следы недавнего тушения пожара. Хорошо хоть дом практически весь остался цел.
- Вы лейтенант Васильев? – спросила, отворяя дверь, эффектная белокурая красавица. – Я внучка Марины Сергеевны, хозяйки дома. Бабушка в город за покупками уехала.
Стройные ножки, осиная талия, шикарный бюст – прямо-таки голливудская краса. Только крупная родинка над верхней губой портила образ.
- Вы подождите ее, проходите, не стесняйтесь. – загадочно улыбнулась женщина молодому следователю. - А я пока чайку приготовлю… С малинкой.
© Алик Снегин