Почему я не умиляюсь, когда смотрю, как моют ежиков.
Когда Лизке было года 3,5, прекрасной белой летней ночью уже во всем будуарном великолепии я решила из окна спальни окинуть рачительным взором вверенную моим заботам латифундию. Времени примерно 2.30, светло вполне… Вдохнула полной грудью напоенный жасмином воздух и собралась было отбыть в объятия, так сказать, Морфея, как вдруг увидела неспешно бредущего через газон к парковке ежа. Брел колючий, сам того не понимая, навстречу бесславному концу, поскольку на крыльце возлежали собаки и через секунду этот удалец мог попасть в поле Бриджиного инфракрасного видения, после чего шляпа малиновая появилась бы у него не факт чтобы, а вот дырочку в правом боку спрогнозировать можно было наверняка. В моем сознании мгновенно пронеслись воспоминания о намазанной тонким слоем по газону белочке, которую я не успела перехватить вовремя. Настаиваю, кстати, что Нобелевку за графен должна была бы Бридж получить. Белка была намазана на сотку слоем в одну молекулу толщиной.
Я не колебалась — пронеслась вихрем на первый этаж, отперла заднюю дверь и перехватчиком СУ настигла ежа в ту секунду, когда он задумчиво замер в центре парковки, прикидывая, по всей видимости, откуда начинать намазываться на брусчатку.
Запастись оборудованием времени не было, пришлось обойтись голыми руками. Сделала я это вовремя, поскольку на помошь подоспели собаки с предложением посмотреть, что у него внутри.
Еж определенно не понимал, что ежиные ангелы-хранители бегают в шелковых халатах и матерятся. Он был увесист и толстопят, самого брутального самцового вида, свернулся в тугой клубок и колол мне руки. Что с ним делать, было не очень ясно. Вынести его за калитку не представлялось возможным, поскольку а) у меня не было ключа или пульта, а будить сторожей не хотелось, б) прямо за воротами его не выпустить. На стопятидесятом уколе у меня родилась светлая мысль перекинуть его через забор, но ее я отбросила. От безысходности и, прямо скажем, ощущения, что я держу в руках кусок свинца, завернутый в аппликатор Кузнецова, я потащила свое ежиное сокровище в дом. «Порадую Лизку ежиком!» — сработало в моем мозгу фальшивое оправдание. Втащила ежа на кухню, налила ему молока, которое он гневно отверг, зато при виде кусочков сырой телятины заметно оживился, прочапал прямо ко мне в руки и начал есть. Ел он с руки, а на пятом кусочке начал выполнять команду «Сидеть!». Для этого я, применив основы служебного собаководства, чуть поднимала мясо вверх. Закончили мы наши ночные посиделки на дружеской ноте. Еж не просто ел мясо из рук, а придерживал меня за палец передней лапой. Съев изрядный кусок мяса, он икнул и пошел на водопой нетвердой походкой волка из мультфильма. Картину всеобщего благоденствия слегка портили собаки с той стороны стеклянной двери террасы. Бриджит смотрела на меня всепрощающими глазами Богородицы, а бровями показывала, что фаршировать мясо мясом — вообще не фьюжн.
Поскольку шел четвертый час ночи, я решила найти ежу пристанище до утра. Единственной подходящей ежетарой оказался один из огромных контейнеров с детскими игрушками, хранящийся под лестницей в гостиной. Я ворвалась в кладовку, вытряхнула игрушки на пол, не выпуская ежа из поля зрения. Для повышения комфортности, застелила пол бумажным полотенцем в несколько слоев, поставила в ящик миску воды, а потом накрыла его до середины крышкой. Искушение закрыть ее совсем было велико, но потребление ежом кислорода было недоступно для расчета, и я справедливо решила, что синий дохлый ежик в ящике врядли уже порадует ребенка. Ящик я оставила в гостиной около лестницы и пошла спать наверх. Дверь спальни оставила предусмотрительно открытой, чтобы контролировать ежа. Поспать мне так и не удалось. Еж буянил еще часа 2. Он сопел, топтался, скребся и стучал, а прислушивалась, лежа в постели.
В полшестого он наконец-то затих, но тут включилась моя повышенная тревожность. Воображение рисовало ежа, который сбежал, застрял где-нибудь, подох и обязательно воняет. На третьей минуте созерцания воображаемого разлагающегося ежика, я поскакала вниз по лестице.
Под крышкой обнаружилась картина, затмевающая Хиросиму и Нагасаки. Еж был в ящике и даже, более того, мирно спал. Однако было видно, что парень он спортивный и обладающий прекрасным метаболизмом. Время он провел в активном отдыхе и даже в какой-то степени с шиком. Все 35 слоев бумажных полотенец «Зева» повышенной мягкости и впитываемости были разодраны в клочья и собраны в огромную кучу в углу. Собственно на ней еж и спал сном праведника, свесив лапки по сторонам и не предпринимая никаких попыток сбежать. Да и надо ли, когда все тут радует взор и обоняние? Остальная поверхность ящика и сам колючий сибарит были покрыты ровным слоем… Даже не знаю, как лучше выразиться… Короче, было понятно, что ужин не прошел впустую. Пока я протирала слезящиеся от аромата глаза, часы прокуковали шесть.
Понимая, что медлить невозможно, я, тихо матерясь, потащила все в постирочную. Наш герой был закинут в раковину, а я со скоростью звука оттерла видимые следы его жизнедеятельности хлопьями полотенца и намыла ящик чем-то адским с хлоркой. Еж взирал на все происходящее из раковины с легким раздражением постояльца «Хайятта», в номер которого ввалилась горничная, не смотря на табличку «Не беспокоить!»
Я включила воду и начала помывку частями. Конечно, он постарался свернуться, но я так убедительно прошипела: «Только попробуй, гаденыш!», что попытки незамедлительно прекратились. Под теплой струей, зевнув «Ах! Так это санаторий!» еж смежил веки расслабился. К 7.30, когда входную дверь осторожно открыла моя мама, еж был целиком вымыт с собачьим шампунем, завернут в микрофибровую тряпку и, в принципе, соглашался на чистку зубов и маникюр. В презентабельном виде он был водворен в намытый ящик, а я, бросив короткое «Ежей не кормить», отбыла мыться сама, потому что ложиться спать резона уже не было.
«Смотри, Лизочка, какой ежик!» — фальшиво проскрипела я, пнув час спустя коробку по направлению к ребенку. Плюшка, правда, была в жутком счастье и еще долго меня убеждала, что ежи, на самом деле, не воняют.
© Наталья Шатихина
