Был у меня в жизни как–то случай. В–общем, возвращался одним прекрасным вечером домой с университета, слушал музыку и нарвался на гопников. В результате, они выхватили у меня телефон, убежали в машину и умчались в горизонт.
Запомнил номер машины и прямо там же записал его в студенческом билете. Рука вся в крови: успел воткнуть пальцы в ноздри одного из робингудов через окно, а скорость автомобиля что–то там ему разодрало.
Забегаю в ближайший магазин, прошу телефон позвонить в полицию, мол, так и так. Продавцы сначала отмахивались, типа, у них не казпочта, и звонить не давали, но затем поняли, что не отстану и отступили. И вот, пока я в полицию дозванивался, на меня смотрели как на чумного. Вся жизнь в магазине замерла, клиенты ничего не покупали, продавцы не выбивали товар, а все тупо смотрели на меня, объясняющего в трубку диспетчеру, что случилось. И в этом взгляде было какая–то еле скрываемая неприятная окраска, похожая на отвращение.
Полиция приехала через час наверное. Эдакий уазик, набитый пузатыми телесами. И рожи у всех такие, мол, из–за такой хрени нас звали. Лениво зевают, поговаривая фразу: «Нахера тебе это надо? Живи дальше». Нет, отвечаю, давайте оформлять как надо. Садимся всей толпой в уазик и едем в отделение. Один из правоохранителей в пути звонит в «офис» и говорит: «Да вот, лоха одного везем».
Приехали, все оформили. Дал им и номер авто, и даже расписал внешность нападавших. Всем похер. Продолжают зевать. Ну, хер с ним, собрал вещи и пошел домой, оставив заявление. Только после этого пошел и отмыл кровь с руки. Наивный — верил, что кровь на экспертизу возьмут.
И потом на протяжении нескольких недель я регулярно бегал в этот гребанный РОВД узнавать, что да как. И каждый раз меня встречали разговорами «По делу с этим терпилой что у нас?»
Вот прямо терпилой и называли. И я ничего не мог им сделать. Что реально может бесправное говно, которое прилипло к их безупречным униформам и раздражает своим присутствием?
Замечательно и то, как реагировали мои друзья. Пару раз мне даже сказали, мол, нахера тебе все эти прогулки в полицию, только опозоришься, если кто–то узнает. Опозоришься! А я по–другому не мог в силу врожденного чувства справедливости и природной упертости. Мне было важно, чтобы этих кретинов поймали и, как минимум, заставили перестать думать о безнаказанности.
Телефон, естественно, не нашли.
И вот за все это время я удостоился высоких званий «лох», «терпила», «стукач», прочувствовал на себе осуждающие взгляды и свидетелей, и полицейских, и даже своих друзей.
И мне было неприятно и непонятно, почему я крайний. Ведь я ничего не сделал. Почему меня наказали всем этим, а преступников даже не поймали? В чем моя вина–то?
А вина моя была в том, что я стал жертвой преступления и не умолчал об этом. Я оказался виноватым перед всеми из–за того, что проявил в какой–то момент слабость. На долю секунды, на мгновенье я оказался слабее, и мне этого не хотели прощать. А наше общество это ведь хищная среда по сути. Оно прикрывается красивыми фразами, говорит пафосные речи о милосердии, о добре, но оно абсолютно всегда сжирает тех, кто не спрятал свой позор жертвы. Жертву надо добить, гласит все то, что мы видим вокруг. Перед этим ее надо прославить на весь мир, просмаковать ее «позор», а затем обязательно кинуть и свой камень, желательно потяжелее, чтобы все видели.
Даже сейчас я все это пишу и чувствую неприятное ощущение, будто я подставляю спину под удар. Ни в одном предыдущем посте, какой бы нелепый и постыдный случай из моего прошлого он не описывал, такого ощущения не возникало. А сейчас даже немного противно. Я словно сознаюсь в страшном преступлении, которое невозможно простить. И это всего лишь случай с кражей телефона… у меня.
А теперь представьте, с чем приходится жить жертвам тяжких преступлений? Каково приходится женщинам и детям, подвергшимся изнасилованию? Даже им не прощают слабость. Всю жизнь шепоты за спиной, ковыряния в старых ранах и статус изгоя с клеймом «позор», выжженным народной любовью прямо на лбу. Ведь они совершили самое ужасное преступление — они стали жертвой и заслуживают наказания.
Я слежу за новостью о трагедии с мальчиком, которого, возможно, насиловали. Буквально сегодня утром я открыл какой–то сайт и нашел там фразу «соседи требуют, чтобы семья мальчика покинула село и переехала в другое место».
Понимаете весь этот мрак? Эта семья пережила ужас, оказалась в какой–то момент слабой, а теперь ее добивают свои же: те самые соседи, которые еще вчера могли улыбаться в лицо и просить щепотку соли до зарплаты.
Почему эти самые соседи не требуют переезда семей обвиняемых мальчиков?
А просто потому, что тем уже все простили. У нас прощают любое преступление: убийство, насилие, а коррупцию вообще восхваляют до небес и делают предметом восхищения. Ты можешь воровать у людей, а затем смотреть этим же людям в глаза и не встретишь там ни грамм упрека. Ты можешь быть лживым куском политического говна, но тебе уже все простили.
У нас не прощают только одно преступление — слабость. Никогда, ни за что, ни за какие великие деяния вам не простят, если вы хоть раз оказались в роли жертвы.
Есть замечательное выражение: «Уровень развития народа определяется тем, как он относится к слабым: к животным, детям, сиротам, инвалидам и жертвам преступлений».
И все. Все остальное — нефть, нацфонды, технологии, всякие экспо, небоскребы и прочие материальные вещи — вторичны. Все наше развитие, как людей и части человечества в целом, определяется только тем, можем ли мы протянуть руку нуждающемуся, можем ли защитить тех, кто оказался слабее, и можем ли рассчитывать на поддержку, когда сложно нам самим.
Клеймо «это же позор» погубило немало судеб. Позор, если ты, например, инвалид. Позор, если сирота. Позор, если ты беден или мать–одиночка. Отцу, не платящему алименты, все простят, но матери–одиночке — ни за что не простят ее слабость. Позор, даже если ты заболел, а на лечение денег нет. Еще более страшный позор, если тебя изнасиловали.
Если жертва — женщина, то кто–то непременно кинет вслед слова «оскверненная, обесчещенная, грязная». Если мужчина, то он теперь «опущенный и петушок». И так всю жизнь, словно пытаясь доломать слабого, чтобы не жил среди нас, чтобы не напоминал о своем существовании, чтобы не портил ту прекрасную картину, которую мы пытаемся построить вокруг своей жизни.
Посмотрите как устроен ваш город. Красиво? На самом деле это ужасное и невыносимое место для инвалидов и людей с детьми. Попробуйте ради эксперимента выйти из квартиры на инвалидном кресле и прокатиться в магазин за хлебом. У вас ничего не получится. Вас заперли уже на лестничной клетке, чтобы вы своим позором слабости не портили другим иллюзию прекрасного. Когда будете спускаться в подземный переход, обязательно взгляните, как выглядят пандусы. Вы никогда не сможете по ним спуститься сами или спустить коляску с ребенком, а подняться — тем более. Вся жизнь слабых у нас там, внизу подземного перехода, куда они упали по не зависящим от них обстоятельствам, а выбраться наружу — никто не пускает. Обращайте внимание на пандусы. Это самый наглядный пример уровня развития нашего общества. И этот уровень балансирует где–то между людоедством и равнодушием.
И худшее в нашем уровне развития то, что будучи растерзанной, побитой камнями, оплеванной и морально сломленной, жертва не дождется помощи от тех, кто ей действительно сочувствует и желает помочь. Их приговор — одиночество. Все просто потому, что люди боятся сочувствовать и проявлять милосердие, словно эти качества заразят их чужой слабостью, сделают соучастником в столь непростительном преступлении. И милосердие у нас самый страшный грех.
Просто стоит всегда помнить, что каким бы всесильным ты ни был, для кого–то другого слабый — это ты.
