Как вы помните, десять лет назад я решил, что в моей жизни мало приключений и подался в армейскую медицину. Через некоторое время возглавил микробиологическую лабораторию в медроте в одной из крупнейших частей нашей страны. Ну как возглавил. В этой самой лаборатории кроме меня самого трудилась только Людмила Сергеевна. Лаборантка, она же санитарка, она же «серый кардинал», потому что муж у неё был военный пенсионер, а бывших полковников, как известно, не бывает.
Утро начиналось с того, что мы с Людмилой Сергеевной принимали длинный поток пациентов с жалобами на боли в животе и горле, собирали с них посевы. Отсеявшись, проводили аналитику вчерашней работы, заполняли кучу журналов. После этого Людмила Сергеевна гнала меня тряпкой на какую-нибудь проверку, а сама принималась мыть посуду и драить лабораторию. К моему приезду с проверки кафель пятидесятых годов блестел, глаза щипало от хлорки, синие бактерицидные лампы уничтожали всё живое. Стерильность – наше всё!
И вот однажды этот железобетонный вековой порядок дал трещину. Людмила Сергеевна заболела. Причём заболела серьёзно. С вечера начала кашлять, этот кашель по вентиляции услышал наш терапевт со второго этажа медроты, спустился, диагностировал бронхит, а после снимков сменил диагноз на пневмонию.
- Как же вы там без меня? – переживала Людмила Сергеевна по телефону.
- Справлюсь! – браво отрапортовал я.- Где наша не пропадала!
Ох, как же я ошибался.
Дня три мне не удавалось даже голову поднять. Пациенты, как назло, пошли косяками. На полигон приехали очередные «гости», и пришлось экстренно «сеять» десяток поваров. В подконтрольной части началась вспышка какой-то кишечной гадости, и пришлось два дня отсидеть там. Автоклавная стала напоминать кухню нерадивой хозяйки. Повсюду валялась грязная лабораторная посуда, на которой пышными цветами распускались ростки микробных цивилизаций. Некогда блестящий кафельный пол затоптали сапогами. Короче лаборатория превратилась в проходной двор.
В пятницу я расписался в очередном журнале, затолкал штатив с пробирками в термостат и вытер пот со лба. Кажется, отстрелялся. И тут мой взгляд упал на грязный пол, пирамиду из чашек Петри в автоклавной, россыпь пробирок. Ну бли-и-ин!
И тут как назло в лабораторию наведался начмед майор.
- Ну и сирюльник у тебя, лейтенант, - вздохнул он, оглядевшись. – А где Сергеевна?
- Заболела.
- Оно и видно. Подошвы к плитке прилипают. Я понимаю, что в грязи микробы не растут, но странные у тебя какие-то методы дезинфекции.
- Сейчас всё помою, - покраснел я.
- Ты что, идиот? Дедовщину в армии ещё никто не отменял! Возьми солдата из выздоравливающих, - хмыкнул майор.
- Да неудобно как-то.
- Неудобно спать на потолке – одеяло падает, - рыкнул майор. – Всему вас, пиджаков учить надо. Звони своему корешу, капитану Кротову. Пусть парочку бойцов из терапии пришлёт.
Позвонил. Через пять минут у дверей лаборатории топтался солдат в больничном халате и тапочках на босу ногу.
- Слушай задачу, - говорю. – Я пока автоклавную загружу, а ты полы помой. Вот тебе тряпка, вот ведро. Воду вон там наберёшь.
Смотрю – мнется что-то, руки за спину прячет.
- Чего ты?
- Да у вас же тут лаборатория, микробы всякие. Боюсь я.
- Что, настолько боишься?
- Да я неделю животом маялся, не хочется опять.
И глаза у него несчастные-несчастные.
Отправил бойца обратно в медроту, прислали другого. Тот бодро взялся за дело, пока я гремел пробирками в моечной – вылил на пол лаборатории полведра воды и разнёс всю грязь по углам.
- Стой! – увидев это непотребство, заорал я. – Ты что, полы мыть не умеешь?
- Никак нет! – вытянулся солдат. – Ни разу не приходилось.
- А сколько лет тебе, детинушка?
- Девятнадцать, товарищ лейтенант! – бодро отрапортовал солдат.
- Ну, иди себе, - вздохнул я.
Через минуту звонит мне начмедпункта терапевт Кротов.
- Паша, ты как первая девка на деревне, всё выбираешь! Чем тебе этот боец не понравился?
- Да не умеет он нихрена. Только грязь развёл.
- Пиджак ты, Паша! Пиджачилла! Не можешь солдата заставить нормально пол помыть! Ничему тебя армия не учит.
- Поговори у меня, - огрызнулся я. – В следующем месяце проверка твоего медпункта.
- А это называется шантаж и злоупотребление служебным положением! – фыркнул капитан. – Ладно, пришлю тебе ещё одного.
Третьего бойца я ждал минут десять. За это время успел выдраить пробирки с засохшими сахарами, отравить полмедроты паром из автоклавной и выйти покурить. Смотрю, на крыльце стоит солдат в больничном халате и в телефоне копается.
- Ты чего тут? Замёрзнешь же, - говорю я.
- А я маме сообщение пишу, что вы меня заставляете пол мыть, - нахально отвечает боец. – Она сейчас петицию составит – и на сайт министерства обороны.
Дал ему пенделя и с крыльца спустил.
А тут снова начмед идёт.
- Ты чего, лейтенант, ногоприкладством занимаешься? Ты же клятву Гиппократу давал. К тебе пациента из терапии направили, а ты его в хирургию переводишь?
- Да он тут жалобы в министерство строчил.
- Пиджак ты, доктор. Делать нашему министерству нечего, разбирать, что в какой-то части солдата заставили пол помыть. На понт он тебя взял, а ты и повёлся.
И тут понял я, что чтобы понять всё армейские мудрости, нужно либо родиться в военном городке, либо как наш начмед, бидон спирта тут выпить. Посмотрел на начмеда, на окна медроты, на сереющее небо и опадающие листья и взяла меня тоска.
- Да пошли вы на хрен, - в конце концов, сказал я.
Запер лабораторию, снял халат, китель и помыл полы сам.
Павел Гушинец
