В свете последних событий, всколыхнувших в очередной раз пердаки тех, кто за/против эвтаназии и умышленного умерщвления обреченных, мне хотелось бы вам поведать реальную историю из своей практики работы фельдшером на московской скорой.
Человеком я был циничным и меня мало что могло удивить. Работая на скоряке, ты начинаешь воспринимать всю эту мясо–костную мешанину при дтп, полуразложившихся трупаков бомжей в теплотрассах, гниющих заживо инъекционных наркоманов и парализованных при острой ишемии ГМ, утопающих в своем говне и моче одиноких пожилых людей, да и много чего еще, как повседневную рутинную работу, да еще и по профилю, да еще и за которую студенту–медику платят настоящую зарплату. Историй у всех, кто работал на скорой, легко наберется на книгу, но конкретно этот мой случай запал мне в душу и оставил свой след на всю оставшуюся жизнь. Тот вызов, про который я хочу поведать, не просто запомнился, он полностью поменял мой взгляд на проблему эвтаназии и так называемого гуманизма.
Дело было зимой 2003–2004 года, я фельдшерил на скорой, заканчивая 6–й курс лечфака. В месяц получалось 3–4 суточных дежурства по выходным и 2–3 ночных по будням. В бригаду в то суточное субботнее дежурство я заступил один, не хватало тогда на все бригады народу. Получил наркоту, чемоданчик и газель с, допустим, дядь Петей–водителем. Все шло как обычно: пара бабушек с давлением без госпитализации, один эпилептик без госпитализации, одна констатация смерти на дому от старости. К вечеру началась пьяная травма, ДТП в Склиф с переломом ключицы, короче рутина.
Возвращаемся на подстанцию, "отзваниваюсь", мне поступает вызов в детский дом для детей с умственными отклонениями (был такой в районе кунцево–крылатское). Девочка 13–ти лет с подозрением на аспирационную пневмонию. Странно. Обычно такая пневмония развивается у старичков после инсультов, когда снижен кашлевой рефлекс и не происходит рефлекторного поперхивания. Они плохо прожевывают и бывает вдыхают в легкие остатки пищи и жидкости, после чего все это начинает там гнить и доставлять сабжу вплоть до смертельного исхода, если вовремя не начать антибиотикотерапию и не удалить инородные тела бронхоскопом.
Заезжаем на территорию детдома, меня на входе встречает даун, он весело рассказывает мне, что остался жить и работать в детдоме, когда ему стукнуло 18, помощником завхоза, ведь от него отказались родители и идти ему отсюда некуда, это его дом и работа. Он ведет меня на третий этаж в дальнее крыло через второй.
То что я увидел на втором — это было как в фильмах ужасов. Детдомовские дети имбецилы, дебилы и идиоты всех мастей и возрастов рычали, пускали слюни, кто–то бился головой об стену, стоя раком на кушетке, причем к голове персоналом детдома была заботливо привязана поролоновая накладка. Кто–то просто ползал, кто–то катался по полу в истерике. Мой провожатый гордо сказал, что он жил на первом этаже, потому что даун, а на втором у них олигофрены с разной степенью имбецильности.
Когда мы поднялись на третий этаж, провожатый сказал, что будет у себя в курилке и когда я понесу пациента к машине, он меня выпустит, после чего насвистывая потрусил вниз по лестнице. На этаже меня встретила то ли санитарка, то ли медсестра и рассказала, что тут находятся отказнички с врожденными патологиями и аномалиями развития ЦНС (гидроцефалы, микроцефалы, анцефалы и все эти заячьи губы и волчьи пасти), практически все "растения" с полным отсутствием какой–либо умственной активности. И вот заводят меня в комнату, где лежит пациент. Девочка, как сейчас помню, Вероника, 13–ти лет отроду, естественно с первых минут жизни — отказничек. У нее было парализовано пол тела, она была полностью слепой и вдобавок немой, плохо слышала и всю эту красоту творения божьего довершала гигантская мозговая грыжа, которая фактически по размерам была почти, как вторая голова. Просто представьте лицевой череп, притупленный лоб и гигантский кожаный мешок с мозгами, выходящий в районе макушки до затылка. 13 лет это дитя человеческое кормили через носовой желудочный зонд и иногда ставили ИВЛ, если она отрыгивала еду и захлебывалась. У нее в шее была заботливо проделана трахеостома, чтоб можно было подключить искусственную вентиляцию без необходимости интубировать. Начал осмотр — легкие хрипят и там жидкость, девочка начала температурить. Решил везти в больничку, правильно меня вызвали. По запросу дали Детскую Тушинскую. Работница детдома сказала, что транспортировать девочку можно только на руках с постоянной поддержкой мозговой грыжи, чтоб не пережались сосуды и грыжа не перекрутилась при тряске. Штош, как говорится, взял на руки, грыжу зафиксировал эластичной сеточкой к голове, завернул девочку в одеяльце и понес к скорой, даун–вахтер меня выпустил, стрельнул сигаретку и проводил со словами "заезжай в гости еще".
Вероника в свои 13 лет была, как пятилетний ребенок размером и очень худенькая. Я, полный мыслей и возмущения — какого, мол, хрена этих детей не умерщвляют, а заставляют так существовать, сел с Вероникой на руках в салон кареты скорой, в кресло для сидячей транспортировки больных. Мы поехали.
Вдруг из одеяла высунулась ручка, та, которая с непарализованной стороны, не помню, вроде левая. Я решил убрать её обратно в одеяло, но вдруг Вероника ухватилась своей ручкой за мой палец и сжала его. Первым делом я решил, что у меня едет кукуха, потом я сжал её ручку в ответ, она опять мне ответила сжатием. Я сжал её ручку 2 раза, она ответила два раза сжав мой большой палец. Потом я сжал ей ручку быстро один раз — пауза — потом медленно два раза, она в точности повторила всё. Дальше, всю оставшуюся дорогу до больницы мы развлекались, я задавал ей разные последовательности сжатий, разные по сложности, а она практически все безошибочно повторяла. Когда я сдавал её в бокс Детской Тушинской, я на прощание сжал её ручонку, она мою в ответ и на лице у нее отразилась гримаса — подобие улыбки. Больше о её судьбе я ничего не знаю, после дежурства у меня был двухдневный запой и самое главное, что я вынес из всего этого: жизнь — это чудо и мы не смеем распоряжаться ею, как нам хочется, потому что сами еще дикари.
© Написал чай без водки сукин сын
