— Что нам здесь нужно? – спросил я у старшего фельдшера бригады по фамилии Калмыков.
— Одного пацана взять, — сказал Калмыков. – Мы сюда уже четвертый раз приезжаем, никак не можем поймать.
— Какой у него диагноз? — спросил я.
— Прочерк, — сказал Калмыков. — Детская шизофрения какая–нибудь.
— Неужели такая бывает?
— А хер его знает, — сказал Калмыков. Шизофрения — это такая яма, куда они всё валят. Да что тебе думать, врач написал, он и отвечает. Твое дело поймать, и в больницу.
— Так за чем дело стало? — спросил я.
— Да он хитрый очень, — сказал Калмыков, — и быстро бегает.
Я посмотрел на пустой двор спецшколы и спросил:
— А где они все сейчас?
— На уроке, — сказал Калмыков и глянул на часы, – нужно торопиться, через двадцать минут у них перемена. Как вывалят все на улицу, нам вообще тут станет нечего делать.
— Подожди, объясни мне, как он удирает?
— Да черт его знает. Я же только после отпуска. Позавчера я на перевозке сидел в 55–й бригаде. Нам на рацию с центра позвонили и говорят, езжайте на Бехтерева и возьмите направление на Новинки, на детское отделение. Поехали, взяли направление, потом поехали в эту сраную школу. Я сам не пошел, отправил Вольвача со Ждановичем. Ну, хули в самом деле втроем за десятилетним пацаном гоняться. А они через полчаса приходят и говорят: «Растворился». Я на них посмотрел и сразу понял, что они ко мне в аптечку лазили. Плюнул, и мы поехали на базу. А утром, когда новый вызов пришел, водила заартачился. Говорит:
«Забарался я впустую в четвертый раз на другой конец города мотаться».
А там уже пересменка, и мы эту детскую шизофрению пятой врачебной скинули. Они два раза ездили, и впустую. Этот наш врач Бастун распсиховался, кричит, за что вы двенадцать процентов получаете! А Лабецкий ему говорит, ты тоже получаешь, попробуй, сам поймай. Бастун разозлился, взял чистый халат и пошел один. Пришел через пятнадцать минут какой–то странный, без халата, налил себе двойную Краснушкина, выпил и до конца дежурства спал в фельдшерской. Еще старшая медсестра из заправочной смеялась, что врач, а как пьяный санитар в фельдшерской спит. Пацаны рассказывали, что Петя Молодеченский, которого из мединститута выгнали, вместо него на визиты, как за врача ходил.
Короче, нужно взять этого пацана сегодня обязательно. Из центра с Круглой звонили главврачу и грозились нам смену после Нового года раздербанить по двенадцать часов, если не возьмем.
— Что им этот ребенок сдался? – спросил я.
— Наверное, родственник чей–то или еще что, — сказал Калмыков. — Да какое нам дело? Бастун прав, проценты нужно отрабатывать. Пошли.
В учительской нас уже ждали.
— Халаты придется снять, — сказала дама, представившаяся завучем.
— Мы халаты не снимаем, — возразил фельдшер Калмыков.
— А сейчас придется снять, — сказала завуч. — У нас детский спецконтингент. Большинство из них проходило через стационар Новинки. Представляете, что здесь начнется, если они увидят людей в белых халатах?
— Послушайте, — сказал я, — вот у вас, я вижу, костюм Деда–Мороза висит.
— Это нашего физрука для новогоднего утренника, — объяснила завуч.
— Нельзя ли его позаимствовать на время? — спросил я.
Красный халат с белой опушкой оказался мне немного великоват, а шапка пришлась в самый размер. Белую бороду приклеивать я не стал, поскольку располагал своей собственной – рыжей.
— Ну, ты красавЕц, — сказал восхищенно фельдшер Калмыков. – Я бы тебе отдался.
Завуч посмотрела на него строго и сказала:
— А вы нам совершенно не нужны, только будете мешать.
— Ладно, — сказал Калмыков, — я тебя внизу в машине буду ждать.
— Стойте здесь, — сказала завуч, когда мы подошли к дверям класса, где находился объект нашего интереса. — Войдете на третий раз.
— Здравствуйте, ребята, — услышал я из–за двери. — У меня для вас маленький сюрприз. К нам пришел Дедушка–Мороз, чтобы поздравить нас всех с Новым годом. Давайте позовем его дружно: Дедушка–Мороз!
Встретили Деда Мороза они довольно равнодушно. Только один, такой, вполне симпатичный, стриженый наголо мальчик–гидроцефал вызвался Дедушке Морозу стихотворение прочитать.
Гидроцефалы, если в первый раз видишь, смотрятся жутковато – сам маленький, а бошка, как у Ленина. Я, помню, очень удивился и сказал доктору Ангеловичу, что как же так, большая голова, он должен быть очень умный. А врач объяснил, что мозгов в этой голове нет, а только одна вода.
«Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты,
Ты подарки нам принес....»
Завуч зааплодировала, а глазами мне показала: «это он».
Я его взял за руку ласково и спрашиваю:
— Ты сам это сочинил?
А он говорит:
— Да. Если вам понравилось, у меня целая тетрадь такого есть.
— Пойдем, — говорю со мной, — у меня для тебя подарок.
Он спокойно со мной пошел иа класса, а в коридоре вдруг спрашивает:
— В дурдом меня повезете, дедушка Мороз?
Я даже растерялся от неожиданности. Дурной, дурной, а соображает.
— Да, поедем в Новинки.
— Я не хочу в психлечебницу. Там ко мне плохо относятся, — сказал он.
Я посмотрел на него. И что–то вдруг меня такая жалость пробила. Никогда никого в жизни так не жалел. Вспомнилось вдруг, как собака заболела и нужно было усыплять, и уже решили и вызвали ветеринара. Пес, как чувствовал, и никому, кроме меня, не давался. Я его на руках держал, пока ветеринар в загривок укол делал, собака уснула, а ветеринар машинкой на лапе шерсть выстриг и давай иглой в вену тыкать, никак не может попасть. Алкаш, руки трясутся. Я смотрю на эти мучения и говорю — ну его нафиг, пусть умирает своей смертью. Только я это сказал, как у него получилось, пес захрипел, и глаза у него погасли. Как я заплакал тогда... А этот головастый взял меня за руку и говорит:
— Не плачь. У тебя санитарский ключ есть?
— Есть, конечно, как без многогранника между отделениями ходить?
— Тогда давай наверх, там дверь на крышу санитарским ключом открывается.
Он побежал впереди меня, и я подумал, что тяжеловато ему живется с такой башкой при нашем земном притяжении.
Вечерело. Мы стояли на крыше лесной школы для душевнобольных детей. Он обнял меня и сказал:
— Ну, ладно, зай гезунд. И бросай эту работу. Она тебе не нужна, карму себе загубишь.
— А как ты сейчас, — спросил я, — здесь четвертый этаж...
— Да ладно, уж как нибудь, — сказал он, — подошел к краю и прыгнул...
Когда я вернулся в машину, Лабецкий, подложив под голову спецпакет, кемарил, а Калмыков с водителем играли в маленькие шахматы с фигурками на штырьках.
— Ну, что там наша детская шизофрения? — спросил фельдшер Калмыков.
— Убежал, — сказал я. — В смысле, улетел.
