Годы мчат вперед, как паровоз. Еще вчера я был молодым и злым панком, который готов был умереть в пьяном слэме. Но не успел я и глазом моргнуть, а меня уже и силой не затащишь на панк–гиг. Я сделался одышлив и ворчлив, и вместо массовых беспорядков предпочту сидеть дома в халате и тапочках, со стаканчиком виски и старым, тысячу раз виденным фильмом. Хорошо это или плохо? Не знаю, споры я тоже отверг за старостью лет, потому что, как пел другой старпер — БГ: “Не знаю никого, кто не прав”.
Лучше никакого бухла, чем дешевое. Раньше главной моей гордостью было то, что я мог пить любой алкоголь: вино из пакетов, портвейны и крепленые вина в пыльных бутылках с невскрываемой пластиковой пробкой, коктейли из пластиковых полторашек, копеечное пиво в огромных, как промышленные огнетушители, бутылках, жидкость для мытья ванн, водку, которую производит неразговорчивая старуха на пятом этаже, и многое другое, вплоть до парфюмерии. Сейчас я предпочту лучше не пить ничего, чем гробить себя дешевым пойлом. И дело не столько в похмелье (о нем ниже), сколько в самом опьянении. С годами низкобюджетное бухло переносится печенью все хуже и превращает тебя в итоге вместо бравого гусара в жалкое подобие человека, в шатающегося обрыгана и чудовище. Нет уж, лучше дома посидеть, почитать книжку или погадать сканворды.
С возрастом похмелье превращается в муку. Молодой я мог пить все что угодно и в любых количествах до самого утра, после чего, поспав двадцать минут, идти разгружать фуру. Сейчас для похмелья нужно выделить целый день, в течение которого ты будешь спать, охать, ахать, пить таблетки и куриный бульон и проклинать вчерашний день. Признай, твой организм уже не тот, что прежде, так что лучше побереги его, раз уж не получилось умереть молодым.
Начинаешь любить маслины. Не знаю почему, но в детстве я и все мои друзья просто лютой ненавистью ненавидели оливки и маслины, казалось, гаже нет ничего на свете, и только тупые взрослые буржуины, такие же круглые, в такого же маслинового иссиня–черного цвета смокингах жрут их. Сейчас я к оливкам равнодушен, но вот остальные мои друзья детства как с цепи посрывались и готовы жрать их тонами. Они набивают ими рты и смеются от счастья. Думаю, любовь к оливкам — это какая–то форма старческого полоумия, недоступная молодежи в силу возраста.
У тебя есть отдельная папочка для оплаченных квитанций. Так делали твои родители, до них так делали твои дед с бабкой, а еще раньше — прадед с прабабкой. Жалкое зрелище, на самом деле. Ты мечтал стать Оззи Осборном, Лемми Килмистером, а сам сидишь, перекладываешь квиточки, как будто кто–то и вправду к тебе нагрянет с инспекцией или проверкой.
Кроме того, ты знаешь, где в квартире лежит паспорт, ИНН, СНИЛС, страховой полис и документы на квартиру. Держал ли такие глупости в голове Лемми? Нет, конечно! Зачем ему паспорт и страховка, если его и так все знают, а денег у него столько, что хватит оплатить не только самую дорогую операцию, но и выкупить целое здание больницы со всеми потрохами, чтоб открыть там ночной клуб или салон игровых автоматов.
С годами вообще перестаешь мечтать. Уж не знаю, от нахлынувшей ли это вдруг мудрости или от банального разочарования в жизни. Так или иначе, покрываются пылью в чулане мольберт, гитара, синопсис гениального романа, дзюдоистское кимоно и прочие атрибуты несбывшихся мечт. Ну что ж, не всем быть великими, не всем быть рок–звездами, художниками–сюрреалистами и гениальными писателями. Ты блестящий менеджер продаж, тебе даже премию выписали в прошлом месяце. Смог бы получить премию в вашей конторе этот ваш хваленый Лемми? Черта с два он бы ее получил!
Понимаешь, что секс переоценен. Да, когда–то ты готов был трахнуть весь этот мир, который состоял сплошь из сисек, ягодиц, ног, губ, языков, и все они сулили тебе неземные наслаждения, ради которых ты готов был бежать хоть на край света. Сейчас трехчасовому потению над очередной задницей какой–нибудь вертихвостки ты предпочтешь шоколадный торт или бутылку хорошего виски. Баб на свете целая прорва и секс с ними, как правило, мало чем отличается от онанизма, а вот хороший виски надо еще поискать. Когда–нибудь твои чресла окончательно накроет своим блаженным саваном импотенция и ты станешь окончательно смиренен и просветлен.
Не боишься полиции. И даже сам ее вызываешь, когда подростки со своими китайскими водонепроницаемыми колонками под окном не дают спать. Раньше ты был молод, а значит опасен для общества: ты либо был пьян, либо сломал что–нибудь, либо кого–нибудь избил, либо сбежал из дома, и полицейский для тебя был врагом номер один. Сейчас тебя не в чем винить, ты даже репостов не делаешь, и теперь, завидев поблизости людей в форме, ты чувствуешь спокойствие, а не страх.
Начинаешь слушать свой организм. Раньше когда что–то кололо в боку или тянуло в спине, ты махал рукой и жил дальше. Изжога, головные, зубные боли, колики, насморк, воспаленное горло — все это либо запивалось доброй пачкой анальгина, либо проходило само, стоило лишь потерпеть. Сейчас же после любого бульканья в незнакомом месте ты бежишь к ноутбуку — гуглить симптомы будущего спидорака, от которого ты обречен вот–вот умереть. У тебя дома заводится так коробка с россыпью самых разных таблеток, которую ты называешь “аптечка”. Тебе уже не страшны полумертвые старухи в больничных очередях и злые тетки в регистратуре. Ближе к старости овладеваешь древним навыком благодарить врачей, то есть подносить им правильный коньяк и конфеты за успешно проделанную операцию.
Выбираешь удобную одежду вместо модной. Недавно я открыл для себя спортивные штаны. Всю свою жизнь я игнорировал спорт и, соответственно, носил только джинсы и тяжелые ботинки. Три полоски — удел гопников, наивно думал я. Но черт возьми, как же приятно иной раз признавать свою неправоту! Спортивные штаны — лучшее изобретение человечества! Ничто не сковывает движений, не давит в паху, я словно нагой Адам расхаживаю по Магнитогорску, как по райскому саду. Плевать, что я выгляжу как гопник, фейсконтроль не пускает меня в модные заведения, а телки шарахаются, как от прокаженного. Главное, что мне чертовски удобно. Жизнь у нас всего одна и глупо в погоне за модой и чьим–то одобрением лишать себя комфорта.
(с) Данила Блюз