В конце 90-х моя бабушка была совсем больная, было ей 73, а в однушке напротив поселился дед, с которым она сразу подружилась. И как-то даже расцвела за год-два до смерти, про них аж во дворе судачили. Дед правда не выглядел слишком уж моложе своих 82-х, но был невероятно бодрый, энергичный и отзывчивый. Гулял с моей бабушкой, заходил в гости, помогал ей писать письмо сестре, чтобы та приехала в последний раз повидать бабушку. К себе в гости приглашал, угощал арбузами. Иду утром в школу - дед уже откуда-то возвращается с какими-то фанерками, стройматериалами. И прям бежит, такой здоровый был. И душевный очень. Приехал из западной Украины. Жаловался, что там русскому человеку тяжело, даже могут из автобуса выпихнуть, если по-русски заговоришь. Позже за ним перебралась сюда его дочь, потом её муж и внучка.
В квартире у деда был, правда, срач, вернее, никакого уюта - какие-то доски, хлама полно. Но не грязно. Просто жить в квартире - было не его. Зато в душе у него был мир, порядок и радость. Он мог часами рассказывать про свою жизнь, как он был лётчиком, про свои скитания, про войну и жизнь на чужбине. Был он очень простой, но образованный, очень много нового мне рассказал, про географию, авиацию, технику. И при этом никогда не занимался нравоучениями, не лез в душу, не ругал "нонешнюю молодёжь".
Очень скоро бабушка моя умерла от диабета. Николай Тимофеевич тогда очень горевал, помню, какой трогательный и долгий тост за покойную произнёс на поминках, пока все остальные с нетерпением ждали, когда уже можно будет выпить и поесть. А после того, как его родственники переехали вслед за ним, стало ему с ними тесно и душно. Попросился он жить на нашей даче, мы её готовы были уже забросить. Мы с удовольствием разрешили. Так он и жил там полгода в год. Починил там всё, поставил сарай новый, выращивал что-то. Это была его стихия - невероятно свободолюбивый человек, и по-прежнему энергичный. Помню, идём с ним на дачу, он по пути песни военные поёт, которых я даже не слышал раньше, вечно бодренький, называл нас "мои золотасенькие!". Обращался даже ко мне, 12-летнему пиздюку на "Вы". Очень обрадовался, когда я как-то приехал к нему на дачу после школы, просто побыть там. Восхищался "Вот хлопец! В дождь и не побоялся приехать". И ещё больше обрадовался, когда я попросил у него мелочь на обратную дорогу - "Да конечно, мой хороший! Надо было сказать - эй, дед, ну-ка залезь в свои закрома!".
Через пару лет дед начал тоже угасать. Не помню, что там было, но вроде какой-то рак, а тут уже крепись - не крепись, ничего не поделаешь. Очень быстро он преставился, я даже не видел его больным. Так и запомнился он мне бегущим куда-то постоянно, весёлым, непоседливым, распевающим песни, с доброй шуткой в каждом разговоре, кладезь историй и хорошего настроения.
