— Хлопцы, — сказал он, — я только с Кеннеди, третий день под бордвоком ночую. Може у вас для меня какая работа знайдется?
— Откуда ты?
— С пад Минска.
На вид ему было лет тридцать. Одет, не смотря на три дня бездомной жизни, довольно чисто, и всем своим видом вызывал у меня ностальгическую симпатию.
— Голодный?
— Паеу бы чаго.
— Видишь кафе через дорогу. Сходи к ним, скажи что ты от нас, они тебя покормят. Вернешься, поговорим о работе.
— Что ты умеешь? — спросил я.
— Все могу, столярку знаю, электрику, шить умею, сети вязать...
— У нас музыкальный магазин и книжный.
— Не, с этим не очень.
— Хорошо, сказал я, попробуем тебя в секьюрити.
— Это что?
— Смотреть, чтобы не воровали.
Наш магазин стоял на Брайтоне уже год. Его приметили местные воры, и мы несли потери.
— Я дам тебе шесть долларов в час и за каждого пойманного вора дополнительно десять долларов.
— Кормить тебя будут в кафе через дорогу бесплатно, спать будешь в магазине. Тебя как зовут?
— Толик.
В первый же день он поймал двух черных подростков.
Подвел он их ко мне, удерживая как котов за шиворот, — у них в штанах.
— Давай выкладывай, — сказал я подросткам. Они подчинились.
— Что с ними рабиць, — спросил Толя, — выписать пиздюлей?
— Нельзя, — сказал я. — Во первых — это черные, а во вторых — это дети.
— Нифига себе дети. Да у этих детей у черных яйцах черные дети пищат.
— Толя, выведи их за дверь и отпусти.
— Ну, хоть поджопника.
На другой день за стойкой, где выставлен был русский рок, я услушал звук тяжелой оплеухи.
Я выскочил из за стойки и увидел на полу средних лет господина и склонившегося над ним Толю.
— Ты что, ударил его?
— Какое ударил, чуть погладил. Да ты не бойся это наш, русский. Смотри, что украл — и Толя предъявил вещдок — концертный тройник Крематория.
— Слушай, — спросил я у вора, который уже пришел в себя после оплехухи, но боялся поднятся с пола, — ты любишь группу Крематорий?
— Да ну, — пояснил Толя, — что красти ему похер. Он брал самое толстое.
— Выведи на улицу и отпусти, — сказал я.
— Еще раз попадешься, я тебя убью, — сказал Толя любителю Крематория и сопроводил свое заявление сильным пинком в зад. Вор вылетел под ноги двум наркоманам грузинам. Грузины потоптались на месте, но в магазин заходить не стали.
— Смотри, смотри, — зашептал мне Толя. — Сейчас брать будет. Уже третий круг делает.
Я обратил внимание на благообразную старушку, которая сняла с полки довольно дорогую книгу и опустила в сумку.
— Возьмем с поличными на выходе. – предупредил он мое движение.
— Ах, ты карга старая, взревел Толя радостно, когда женщина шагнула за пределы магазина. Мало тебе твоего велфера, так ты еще к нам приходишь красти. — Он отнял у старушки сумку и вытряхнул ее содержимое на пол. Высыпался всякий убогий хлам, выпала книга.
— Вызываем полицию! Полиция! Где полиция!
— Толя, сказал я, ты не полицию, ты ей сейчас скорую будешь вызывать. Собери все в обратно в сумку и выведи ее на улицу на свежий воздух.
— Ага, сейчас. Может ей еще и книгу положить.
— Толя, если хочешь работать у меня, делай то что я сказал.
Он подчинился, но до конца дня не сказал ни слова. Стоял посреди зала сложив на груди свои огромные лапы.
— Слушай, Толя, сказал я ему в конце дня, ты не можешь бить людей. Ты даже не можешь дотрагиваться до них руками.
— Я же не всех подряд, я только тех кто ворует. Они воруют, я их наказываю.
— Нет! Ты не имеешь права наказывать. Наказывает судья в присутствии адвоката, в противном случае ты даже не можешь публично назвать человека виновным. И вообще, что ты охотишься на них как на дичь. Преступления нужно предупреждать. Нужна профилактика преступлений.
— Как это? — спросил обескураженный Толя.
— А вот так. Видишь вора. Ты же их распознаешь как–то?
— Да, я их чувствую.
— Стань напротив, смотри в упор и всем своим видом показывай, что ты знаешь, кто он такой, помимаешь его намерения и не позволишь ему совершить преступление.
— Так он тогда ничего не возьмет.
— Ну, и хорошо, что не возьмет. Пару раз не возьмет, а потом перестанет к нам ходить.
— А как же мои премии? Десять долларов за каждую голову?
— За каждое предупрежденное преступление я буду платить тебе, как за полное.
— Абы што, сказал Толя, — но с новыми условиями согласился.
Конфликтов в магазине стало меньше и я было возрадовался такому своему мудрому педагогическому решению, как тут случилось неожиданное. Я ушел обедать в в кафе, а когда вернулся, мне сообщили, что Толя выставил из магазина Розенбаума.
— Как это случилось? — спросил я.
— Да понимаешь, рассказал Толя, заходит такой чмыруга, ну чысты латинос – голова лысая, глаза чорные, сам чорны, усы, в майке и весь в татухах. Пошел в отдел, где вся бандитская музыка и в этом Розенбауме копается. Я стал напротив и на него смотрю и говорю: начорта он тебе нужен? что ты копаешься, ты же нихрена в этом не понимаешь. А он кинул диск и пошел из магазина.
— А ты?
— А я ему вслед кричу: «давай вали нахуй, много вас таких на Брайтоне шляется». Я же не знал, что он по–русски понимает.
— Вот, что Толя. Иди в Интернейшенал найди там Розенбаума и попроси у него прощения.
— Потом схожу, сказал Толя. Сейчас школьники из этой Линкольн пойдут, надо будет глядеть.
Из ресторана Интернейшенл Толя вернулся счастливый.
— Классный пацан, этот Розенбаум. По нашему хорошо говорит. Выпили с ним троxи. Он мне диск подарил с автографом.
— Покажи.
Толя протянул мне диск на обложке которого был изображен голый молодой Розенбаум в эмбриональной позе. ‘На плантациях Любви.
— О, свежак, у нас такого еще нет. Я развернул книжку. На внутренней стороне альбома было написано: "Рабиновичу от Розенбаума с любовью."
— Что это значит? — Спросил я у Толи.
— Вот, хотел тебе приятное сделать. Твоей фамилией назвался.
— Я посмотрел в его пьяноватые веселые глаза и подумал, что ведь он это вполне искренне.
Воровать стали меньше, у Толи уменьшились доходы и я добавил ему постоянной зарплаты, вместе с тем добавил и обязанностей.
— Толя, спросил я?, — как ты избавляешься от мусора.
— Выставляю.
— Куда выставляешь.
— Вот беру коробки от оборудования и запаковываю в них мусор. Делаю аккуратно, чтобы выглядело все как новое и выставляю на улицу. Сейчас выставлю, а через пол–часа уже скрадут. Это ж Брайтон.
День выдался нервный. После двух часов по Брайтону прошлись черные тинейджеры из соседней школы. Они разгромили овощную лавку напротив, сцепились с латиносами, которые работают в этой лавке и уже к нам подошли злые. Я поставил Толю на входе и сказал:
— Войти может не более пяти человек. Магазин маленький. Это требования пожарной безопасности.
Черные постояли, бросили несколько помидоров в витрину и пошли дальше.
Я бессильно смотрел на это бесчинство и думал, где же эти тупые, ленивые, толстопузые и толстожопые ньюйоркские менты. Я плачу огромные налоги, каждый мой шаг облагается регуляциями, ограничениями. За любую ошибку я немедленно плачу штраф. А свой бизнес я должен защищать сам и при этом ограничен в средствах.
Подошел Толя. По его лицу я понял, что что то случилось.
— Вотс ап мен? – спросил я у него шутливо.
— Блядь, я его сейчас ухуячу.
— Кого, черного?
— Да, нет нашего, белого. По–русски разговаривает. Я час за ним хожу, он меня не боится. На моих глазах крадет. Я ему говорю, что ты делаешь? А он мне говорит, что я собака цепной. Сторожу хозяина добро. Вот украдет, продаст и со мной поделится.
— Ладно, сказал я, — стань на выход, я с ним сам поговорю. Где он стоит?
— В европейском отделе. Там же все самое дорогое.
В европейском отделе я увидел молодого парня в костюме, который собирал с полки диски и аккуратно укладывал в свой дипломат.
— How May I help You? – спросил я.
— Деньгами, — ответил он, не поднимая головы.
— Поздравляю вас, сказал я, вы десятитысячный русский, кто ответил на этот вопрос таким образом. Верните диски на место и вы можете получить свой выигрыш на кассе: изделие Добрушского фарфорового завода под названием 'Лиса карадущаяся'.
— Нет, сказал он, я возьму дисками.
— То что вы делаете, — сказал я, квалифицируется как открытое хищение имущества, грабеж. Это тяжелое уголовное преступление.
— Почему тебе можно грабить, а мне нельзя, — сказал он. У тебя пол магазина левака. Я хочу получить свою долю.
— Свою долю ты можешь получить...
— Только попробуйте до меня дотронуться, я вызову полицию.
— Ты подсказал мне хорошую мысль, — сказал я давай вызовем полицию.
— Давай ка, — сказал парень в костюме и выбросил из дипломата все диски на пол.
Полиция приехала через полчаса. Толю я отправил на второй этаж в книжный отдел.
— Тебе лучше не светиться, ты нелегал. Иди листай книжки, типа ты покупатель, — сказал я ему.
Английский у парня в костюме оказался значительно лучше моего, и когда я попытался изложить свою версию событий, один из ментов оборвал меня и спросил:
— У тебя есть свидетели?
— Нет?
— У тебя есть запись на камере?
— Нет.
— Тогда получается: ты сказал – oн сказал.
— Но это вор, он хотел украсть, этот магазин мое праперти, я плачу налоги городу, штату и федерал.
— Sorry, — сказал мент.
— Сорри, заебало ваше сорри. Чуть что, сорри, по всякому поводу сорри. Если вы сорри, то помогите мне, защитите меня или дайте мне возможность сделать это самому! — закричал я по–русски.
— Ми не можем арестовать, — ответил по–русски один из полицейских. Судья его отпустит. В тюрьме нет room его держать. Мы скажем ему, чтобы он не ходил в твой store.
— A если он придет еще раз?
— Тогда ты сделаешь нам звонок и мы его арестуем.
Менты уехали, а вечером, перед закрытием магазина парень в костюме появился снова.
— Ну, что — сказал он, — племя торгашеское, помогли вам ваши менты?
— Ах, как хорошо, что ты вернулся! — радостно воскликнул и я раскрыв объятия пошел ему навстречу, — Я знаю зачем ты пришел, ты пришел получить свою долю. — Эх, подумал я, — сейчас убью живого человека и меня посадят на электрический стул — 220 вольт, 5 ампер.
— Подожди, сказал Толя, предупреждая мои намерения. Иди, выключи свет в зале.
От волнения я забыл каким тумблером выключается свет в торговом зале и, чтобы не ошибиться, перевел влево большой выключатель, обесточив весь магазин полностью. На первом и на втором этаже погас свет, выключилась музыка и в наступившей тишине я услышал уже знакомый мне звук тяжелой оплеухи. Я подождал несколько минут и включил свет обратно. В зале никого не было.
— Толя, позвал я, Толя, где ты?
— Я здесь, — ответил он из книжного отдела со второго этажа.
— Что ты там делаешь?
— Книги читаю, — ответил Толя–секьюрити.
