Я не знаю настоящего имени моей собеседницы (назовём её N) — после двух моих постов о проституции с фейкового аккаунта пришло сообщение с предложением рассказать, как всё устроено в современных интим-салонах. Я согласилась — все известные мне истории делили мир на белое и чёрное: либо женщины живописали, какой это прекрасный способ зарабатывать на красивую жизнь, либо говорили о избиениях, изнасилованиях, наркотиках и алкоголе, сопровождающих тех, кто решил заниматься сексом с мужчинами за деньги. Мне хотелось из первых рук узнать, какой из этих вариантов ближе к реальности: и в конце беседы стало понятно, что существует и то, и другое — и неплохие заработки, в десятки раз превышающие среднестатистическую зарплату, и насилие, и риск погибнуть. Всё написанное N я публикую почти дословно, изменив лишь личную часть, чтобы сделать ее более анонимной.
В проституцию, рассказывает N, приходят по одной единственной причине — из-за денег. Мифические нимфоманки, обожающие секс и решившие сделать его своей профессией, существуют лишь в воображении «клиентов». Кого-то из проституированных женщин бросил мужчина с младенцем на руках: не имея ни денег, ни профессии, ни работы, девушки оставляли ребёнка на ночь бабушке и шли «на смену».
Другие приехали в город из захолустья, чтобы зарабатывать и помогать родителям. Третьи нуждаются в деньгах на лечение родственников, четвёртые вляпались в кредиты, пятые пытаются оплатить себе образование или купить жильё, шестые выросли в нищете и хотят вырваться из неё любой ценой. Некоторых женщин уговорили заняться проституцией их мужья и бойфренды. Например, в салоне, где работала N, была девушка, которая познакомилась в интернете с зэком: тот уболтал ее официально расписаться и родить ребенка, чтобы ему сократили срок, а потом убедил пойти работать в бордель — так, мол, и ребенка можно содержать без проблем, и ему передачки отправлять.
N рассказывает, как однажды в салон пришла устраиваться на работу девочка — «божий одуванчик», хорошенькая и очень испуганная. Видно было, что срочно нужны деньги и что работа ей не подходит. Первый же посетитель привел новенькую на кухню в слезах: к счастью, это был постоянный гость, который не стал скандалить, а просто ушел в комнату с другой девушкой. «Одуванчика» еле успокоили, начали выяснять, что произошло, не обидел ли ее «клиент». Выяснилось, что у девочки мама попала в больницу, на лечение взяли кредит, который бойфренд обещал оплачивать, но в какой-то момент объявил, что свою половину он уже «сдал» и дальше «она сама». Он же подсказал студентке, которая подрабатывала за копейки и для которой сумма в 80 тысяч была фантастической, что «срубить бабла» можно в борделе. Не сговариваясь, собравшиеся на кухне скинулись и отдали «одуванчику» эти 80 тысяч: «Нечего тебе тут делать, бери, отдавай кредит и больше в такие места не ходи».
N говорит, что начала изучать объявления «работа для девушек 18+», когда после оплаты коммуналки за съёмную квартиру и покупки корма для кошки не осталось денег на продукты ей самой. Она позвонила по первому же телефону: спросили возраст, рост, размер груди и одежды, рассказали, что взять с собой, и велели приезжать. Через три часа «работы» N возвращалась домой с двумя тысячами рублей в кармане и мыслью, что, наконец, можно купить себе нормальной еды. Голод оказался меньшим злом, чем проституция. Поначалу секс с мужчинами не вызывал ничего, кроме омерзения, но в какой-то момент она решила для себя, что это лучше, чем вкалывать по 12 часов за копейки и выслушивать оскорбления от клиентов и начальства: отвращения столько же, но по крайней мере теперь хорошо платят. Стало проще.
Девочкой N проработала всего месяц, потом поступило предложение от конкурента работать в аналогичном месте администратором. Она, не думая, согласилась.
Место, в котором она оказалась, можно было бы назвать «золотой серединой» — не дорогой эскорт и не трасса, а небольшой салон: съёмная четырехкомнатная квартира в центре города. В ней постоянно присутствуют не менее пяти девочек и администратор, есть водитель — отвезти девушку на вызов, проверить, чтобы клиентов было столько, сколько заявлено при заказе, оценить их вменяемость, забрать девушку. N как администратор отвечала на звонки, вела отчетность, контролировала «бар», встречала «клиентов», следила за временем, выдавала зарплату.
Требования к девушкам были простые: внешность, способность общаться и 18 лет. Никаких «через две недели будет»: N проверяла лично паспорт у каждой. Впрочем, в первом салоне, где работала N, несовершеннолетним не отказывали.
Посетителями заведения были в основном мужчины от 30 до 60 лет, реже — парни до 30 лет, очень редко — девственники и те, кто хотел набраться опыта. Последних особенно не любили: возни с ними много, женскую физиологию представляют очень смутно, знаний набрались из порнофильмов и чужих рассказов, девушку будут мучить несколько часов, в итоге кончат так, как привыкли, — сами. «Старикашки» 55−60 и старше за традиционным сексом приходили редко: одни предпочитали минет, другие просто хотели посмотреть на молодую обнаженную женщину, погладить и поцеловать спину, облизать ноги. Многие любили делать куннилингус: по рассказам девочек, тут главное было — не уснуть в процессе.
Чаще всего мужчины приходили за «классикой»: лёгким массажем, минетом в презервативе и сексом в презервативе. На втором месте был минет без резинки (МБР) и анал, но девочки на это либо не соглашались, либо ломили конский ценник — и «клиенты» сами сдувались и отказывались от своих фантазий.
Приходили и за экзотикой: фэйсситтингом (девушка сидит на лице мужчины, а он делает ей куннилингус), боллбастингом (ударам по яичкам и другим болезненным манипуляциям с ними), золотым дождем с проглатыванием, играми с плётками, трамплингом (хождением по телу в обуви или босыми ногами), страпоном. Основными потребителями женского доминирования были «солидные мужчины»: топам нравилось быть в подчинении юных девушек и исполнять их приказы.
Женатых среди посетителей салона было 90%: среди них были и командировочные, и те, кто не хотел жён, и те, кого не хотели жёны. Были и мужчины, которые хотели разнообразия; заходили мужья, которые прибегали кутить, оставшись без присмотра супруги: например, один из «клиентов» заскочил развеяться, пока его жена рожала.
Большинству девушек в салоне было 20−25 лет. Получали они 50% стоимости часа и всю сумму за дополнительные услуги, которую назначали сами. N как администратор получала 10% с каждого часа: в месяц выходило 250−300 тысяч рублей. Уйти, говорит N, и она, и любая из девушек могли в любой момент, но это не значит, что так было везде. Она знает точки, где женщин удерживали угрозами или шантажом, требовали отработку, отбирали документы. Работали там в основном иногородние девушки «из глуши», которыми легко манипулировать, и нелегальные эмигрантки. В салоне, где N провела год, была женщина, которую три года продержали силой в борделе в Узбекистане, но ей в конце концов удалось выкупить документы и сбежать в Россию.
Я спрашиваю N, за какие риски (помимо статьи УК за вовлечение в проституцию) платили деньги, которые получает не всякий топ-менеджер. N сначала отвечает, что это была скорее плата за то, что за полторы-две минуты общения с потенциальным «клиентом» надо определить, адекватен ли он, является ли реальным посетителем или налётчиком, ждёт ли на вызове девушку один мужчина или собралось несколько человек и лучше не ехать. При этом надо было «конкурировать» с другими салонами: убеждать, что лучше приехать именно сюда, ведь от числа посетителей зависела зарплата и N, и остальных девушек.
Однако в дальнейшем разговоре выясняется, что дело было не только в умении разбираться в людях и «эффективных продажах», опасностей хватало. Налёты были нормальным явлением: в первом салоне, где работала N, их было два за месяц, и лишь по счастливой случайности N в эти дни не было. Бывало, что конкуренты посылают «ребят покрепче» устроить погром, иногда нападают полицейские, с которыми не удалось договориться о стоимости «крыши», временами заваливались просто случайные грабители, отбирающие у девочек деньги, гаджеты и золотые украшения.
В салоне, где работала N, проблема с посетителем возникла только один раз: мужчина в комнате зажал девушке рот и начал ее избивать. N случайно услышала её крик-стон, когда проходила мимо, ворвалась, вытолкала клиента. Вспоминая об этом, она говорит, что не знает, как ей это удалось, — она всегда была «тощим дрищом», уступающим в физической силе любому мужику. В квартире была кнопка для вызова службы безопасности, но в тот момент N была в такой ярости, что не вспомнила о ней, да даже если бы и вспомнила — не стала бы ждать. Ещё был случай, когда мужчина под действием бутирата бегал по коридору на четвереньках и орал, как ишак, — в штаны его засовывали всем коллективом, потом еле выгнали — а сделать это надо было так, чтобы он не остался в подъезде, привлекая внимание соседей.
На выездах проблемы возникают чаще, рассказывает N. Одна девочка попала к любителю жёсткого секса: тот избивал её (но так, чтобы не оставалось следов), связывал, пытал и насиловал два часа. Хотел продлить, но водитель, приехавший за деньгами, увидел состояние девушки и увёз её в салон. Другую девочку оставили в квартире с одним клиентом, но затем из соседней пришёл его брат, а когда она отказалась заниматься сексом с двумя пьяными бугаями, те отобрали у нее наличку и надавали пощечин. Из квартиры она выскакивала под дулом пистолета голая, одевалась в подъезде. Очень часто силой на выездах пытаются продавить дополнительные услуги — например, анальный секс.
N ушла из проституции случайно — подробности она просит не публиковать. Говорит, что тогда не сделала бы этого по доброй воле, но теперь благодарна обстоятельствам: график уже начал потихоньку убивать её, она неделями нормально не спала, и это начало сказываться на здоровье. Когда пришла в себя, обратно уже не вернулась. На самом деле, говорит N, рано или поздно уходят все. Быстрее — те, кто приходят с конкретной целью (вернее, знают точную сумму, которую им необходимо заработать). Увязают те, кому надо обеспечивать родителей, детей или оплачивать дорогостоящее лечение, которое неизвестно, когда закончится. Некоторые девушки уходят в содержанки — хорошо, если мужчины оказываются адекватными и соблюдают заключённые договоренности, но бывает и так, что от «спонсоров» приходится бежать, взяв только самое необходимое.
N уверена, что бороться с проституцией бесполезно: если бы была возможность зарабатывать, «не впахивая по 30 часов в сутки или при нормированном графике не получать гроши», ни одна женщина не стала бы продавать своё тело. Ни мораль, ни нравственность, ни воспитание не имеют значения, когда надо кормить ребёнка или оплачивать операцию матери. А уж «лёгкими деньгами» или «красивой жизнью» в проституции уж точно даже не пахнет — она была, есть и будет последним способом заработать для отчаявшихся.
