Эяль Голан это такой израильский певец. Поет сладким голосом песни с восточным колоритом про любовь. Это если бы Козловский сделал обрезание и лет пятьдесят прожил в Маракеше. Нет, не Данила Козловский, а певец такой был, поройтесь в википедии.
И вот если бы не этот Эяль Голан, здесь было бы не так тоскливо. Но он здесь есть. Его сладкий до боли в зубах голос поет про то, что еще придет светлый день. Хотя день и так светлый. Даже чересчур. Где вы найдете еще больше солнца, чем тут, в бедном квартале южного Тель-Авива, которого сегодня уже не существует. Вернее существует, но израильтяне тут не живут. Здесь живут африканские беженцы.
Но тогда, в начале девяностых жизнь здесь била ключом, и, пожалуй, единственное, чего тут было много, это солнце и свет.
Здесь много чего мало, простите за каламбур: денег мало, людей, с которыми можно поговорить совсем не о том, о чем с тобой разговаривают сейчас мало, надежды практически никакой, но вот света, а точнее солнца здесь очень много.
Если стоять спиной к старой автостанции, то на вас будет смотреть глупыми оконными глазами домов самая грязная на свете улица Пин. Она грязна формой и содержанием. Тут живут нелегалы, наркоманы, маргиналы и проститутки. Часто это одни и те же люди.
- Алекс, как дела? - кричит Рафи, лысый перс, продавец ужасной обуви и дерматина.
"Как дела?". Спасибо, также, как и у тебя. Послушай Эяля Голана, он споет тебе про то, что еще придет светлый день. И ты ему как всегда поверишь. А может быть он уже приходил, а ты и не заметил. Рафи? Точно! Ты тогда был занят. Ты торговался с какой-то филиппинкой, так и не дав ей сбросить двадцатку за самые некрасивые в мире босоножки.
- Дай закурить - по-русски спрашивает Моника. Высокая девушка из Житомира. Ей тридцать лет, хотя издали она выглядит на двадцать, а вблизи на сорок пять. Когда-то ее звали Оксана.
- Есть - протягиваю пачку
- Две возьму - говорит Моника-Оксана. И это не просьба.
- Что, не тот клиент пошел?
Она жмет плечами:
- А тебе-то что?
- Ничего. Бери еще...
- Спасибо
У киоска на стульях сидят Ави и Джимми. Они пьют кофе, курят. Из лавки светит экран телевизора, но его можно только смотреть, но нельзя слышать. Потому что Эяль Голан поет про то, что еще придет светлый день.
Сажусь рядом. Ривка, жена Джимми наливает кофе.
Молчим.
- Вчера Коби был совсем плох, еле успокоили. Полицейские приезжали- говорит Ави
- Забрали? - спрашивает Джимми.
- Нет, они же понимают, что Коби не просто так. Но Коби таки много выпил. Витрину разбил у Эйтана. Натана толстого знаешь?
- Ну
- Я думал он его убьет
- А чего его не забрали-то?- спрашиваю я
- Так понимают...
- Что понимают...
Джимми удивленно смотрит на меня:
- Алекс, у него сын погиб в армии, ты что не знаешь?
- Знаю. Лет восемь назад?
- Ну, да. Вот Коби и прощают.
- А зря...
- Ты что говоришь? Алекс, у человека горе!
- Понимаю. У него уже восемь лет горе. Да что там, у него всю жизнь будет это горе, но это разве причина причинять горе другим?
- Ну, нельзя так, Алекс... Это же сын!
- Слушай, Ави, а до смерти сына он не делал проблем?
- Делал. Но его тогда полиция забирала, он даже отсидел полгода.
- Ну, и что изменилось после смерти сына, кроме того, что его перестали забирать? Да ему уже плевать на сына и на вас. Он просто привык, что ему можно все и прикрывается своим нечеловеческим горем.
- Но это же сын!
- Сын у него был хорошим малым. Жалко его. Но причем тут идиот Коби?
- Вы "русские" слишком умные...
- Да нет, Ави, мы просто не ждем, пока Эяль Голан вылезет из магнитофона и подарит надежду...
- В смысле?
- Да забей. Тебе разве нужен смысл?
Молчим. Пьем кофе. Эяль Голан поет про то, что придет светлый день.
- Алекс прав - из глубины лавки слышен голос Ривки - Когда-нибудь придет светлый день и этого дурака заберут в тюрьму.
- Это по-твоему светлый день? - спрашивает Ави
- Да.
Напрасно стараешься, Эяль Голан, мы давно тебя раскусили.
© Александр Гутин
