Всё чаще с возрастом я мысленно возвращаюсь в свою питерскую колыбель - коммунальную квартиру расположенную на углу Английского проспекта и улицы Декабристов. Там мы с друзьями снимали одну комнатку на троих. Это была вынужденная мера, так как все мы пролетели мимо институтов и поступили в техникумы, где общежития не предоставлялись. Три года жизни в этой квартире стали для меня входным билетом, можно даже сказать ключом в Санкт-Петербург.
Квартира была населена замечательными людьми. Это были кристаллы питерского алкотреша. Они искренни в своих поступках, честны в своих желаниях. Там не было хамов и хабалок, не было зажравшегося быдла и маромоев. Просто опустившиеся на дно люди, которые обрели свободу в другом. Они могли быть честными забияками, негодяями, маньяками, смешными неказистыми алкоголиками, добряками и неудачливыми ворами. Среди них имелись архитектор, художник, очень крупный ранее бизнесмен, имевший в альбоме фото с сильными мира сего. Но рассказать я сегодня хочу о деде. Имя его я не помню, да и не называл его никто по имени. Пусть будет просто - Дед.
Появился он на второй год нашей жизни в Питере. Как он нам потом сообщил - Дед вышел из тюрьмы. За какое-то очень страшное преступление он сел на нары в восемнадцать лет и вышел в пятьдесят. Что натворил - Дед ни кому не рассказывал. Он занял пустующую комнату и сразу взял под патронаж общий туалет. Выглядел новый жилец соответственно - ноги колесом, как будто он с раннего детства ездил на бегемоте; при передвижении он пользовался двумя костылями, которыми ловко орудовал в разборках с соседями. Нос у Деда был сломан несколько раз и представлял собой загогулину в форме английской буквы "S".
- Засранцы, уёбища, дегенераты! - так начиналось каждое наше утро. Дед вставал в шесть часов и, гремя костылями, отмывал заблёванный и засранный за прошлый день толчок. Мы всё слышали, так как жили напротив сортира.
Закончив утренние дела, Дед шёл в синагогу. Синагога стояла на соседней улице и её присутствие сильно отражалось на жизни Адмиралтейского района. Помимо того, что в ней подкармливали тянувшихся к иудаизму гоев, сюда ордами съезжались ортодоксы со всего города.
- Простите, у Вас случайно не найдётся сигаррреткой ррастрреллиться? - с характерным картавым прононсом спросил у меня как-то на улице молоденький еврей, наряженный соответственно традициям в чёрный костюм и украшенный пейсами.
Я молча протянул ему пачку. Семит быстро засунул сигарету за ухо.
- Ой, спасибо, спасибо! А Вы случайно не в синагогу собррались?
Это даже для меня было слишком, и мой башмак чиркнул по полужопию шустро убегающего юноши. Но это так, зарисовка. К Деду она отношения не имеет.
Вернувшись из синагоги, Дед нам долго рассказывал о преимуществах еврейства.
- Адам был евреем, значит все мы евреи. Где твой хлеб, там твой дом.
Так он считал, и мы его за это не били. Мы уважали седины, чью бы голову они не украшали. Но хитрый Дед всё же не оставил православия и ради бонусной хавки посещал все храмы, расположенные в округе.
Надо сказать, что в нашей коммуналке "томным" переставал быть каждый вечер. За это я и люблю время проведённое в ней. Во-первых, на алкашей архитектора, художника и бизнесмена приходилось три алко-бабы. Пропитухи кочевали из рук в руки не менее чем раз в неделю. Сопровождался процесс переезда драками, скандалами, скорой и милицией. Во-вторых, в квартире бурной алкогольно - сексуальной жизнью жили мы, приводя кучу друзей и подруг. В-третьих, Дед с восемнадцати годков и до пятидесятилетнего возраста не видел, не щупал и не имел женщин.
Часам к шести вечера Дед наряжался в старый пиджак, рассовывал по карманам два или три пузыря "Снежинки" и отправлялся на Московский вокзал. Иногда он возвращался поздним вечером с уловом в виде грязной и вонючей вокзальной бомжихи.
Но вы не думайте, что он пал так низко, нет. Я не знаю, что он делал с профурами в своей комнате и знать не хочу, но перед визитом в его комнатушку, дама должна была пройти процесс посвящения, который состоял из двух стадий. Для начала Дед купал свою избранницу в уличной одежде в полной ванне холодной воды, а затем он посвящал её в некий своеобразный микс православия и иудаизма. Делал он это на "кресле просветления" (так мы его называли), которое стояло в коридоре напротив нашей двери.
Бомжиха пинком усаживалась в кресло и Дед вопрошал:
- Веруешь ли ты в Христа нашего Иисуса?
- Ты чего, совсем?! - гнусила испуганная алкашиха.
- Не так надо отвечать, грешница! - терпеливо ответствовал дед и хуяк её костылём по печени.
- Ещё раз спрашиваю, веришь ли ты в Творца нашего, будешь ли ты соблюдать законы кашрута?
- В-верю.. б-буду... - начинала испуганно бормотать она.
- Я вот не верю тебе! Врёшь! - отвечал наш Станиславский и хрясь профуру костылём по ебалу!
- Ещё раз спрашиваю, веруешь ты...
- Верю, верю не ебашь меня!
В этот момент бомжиха понимала, что к ней пришёл реальнейший пиздец.
- Не юли перед лицом Господа! - торжественно произносил Дед и охаживал бомжиху костылём ещё раз. Но помягче.
К концу своего посвящения профуры в актёрском мастерстве начинали на голову превосходить признанных мхатовских маромоек. Убедить деда в своей искренней вере и любви к Господу было очень и очень не просто. Иногда требовалось до десятка ударов волшебным костылём для того, чтобы падшая женщина воспылала неистовой любовью ко Всевышнему. И только после этого двухступенчатого посвящения, бомжиха становилась кошерной и начинала подходить для дедовых любовных утех.
Но однажды у Деда случился прокол. Процесс посвящения с самого начала пошёл не по тем рельсам. Дама отчаянно не хотела мыться. Дед уже набрал ванну холодной воды и засыпал туда Пемолюкс. Но затолкать в ванную здоровую бомжиху у него, даже вооружённого костылями, не очень то и получалось. Стерва кусалась, царапалась, крушила в ванной мебель и звала на помощь. Дело происходило глубокой ночью.
Истошные крики разбудили меня. Я встал и открыл дверь, намереваясь приструнить старого развратника. Но в тот же момент, профура дала деду с пыра по кокосам и попиздела из ванной туда, куда глядят разъедаемые пемолюксом глаза.
Разумеется, она решила, что дверь открывалась ради её спасения. Я и слова не успел сказать, как мимо меня в комнату промчалось мокрое, растрёпанное и воющее существо и юркнуло под кровать спящего Коляна.
- Ээээ! Чё за хуйня? - возмутился я. - А ну давай нахуй отсюда!
Бомжиха из под кровати завыла ещё громче. Тут проснулся Колян. Он сразу понял, что под его кроватью кто-то есть. Не мудрено, хули. Камрад испуганно подскочил на кровати и, опасаясь спустить ноги на пол, глазами обкакавшейся мыши уставился на меня. Я развёл руками. Делать нечего, придётся выковыривать. В комнату приковылял корчащийся от боли Дед.
- Дед, а дед, что ту за концерт? - возмущенно спросил я.
- Дед - на хуй надет! Лёха, помоги мне её достать. Страсть она мою разбудила.
- Японский городовой! - вздохнул я. Отобрав у деда костыль, я начал тыкать им в орущую, как дьявол из преисподней, бомжиху. Она поняла, что мы члены одной секты и внезапно выскочила на четвереньках из под кровати. Не меняя позы, отчаянно воя, она как в фильмах про экзерцизм на четырёх конечностях выпиздила из комнаты и, дрифтанув на повороте, скрылась в конце коридора. В комнате запахло говном.
Я вытолкал деда и лег спать. Настала долгожданная тишина. Только в конце коридора раздавалось мерное гудение деда. Он "Снежинкой" пытался выманить бомжиху из кладовки. Не знаю, как это у него получилось, но где-то через час мадам снова оказалась в ванной.
- Ты меня хочешь вымыть, а потом изнасиловать! - орала она, кидаясь в Деда нашими зубными щётками. Наивная, она не знала ещё про "кресло просветления".
Тут проснулся Димон, временно гостевавший у нас. У него сон как рукой сняло, и он включился в дедову игру. Дима одел свою форму охранника ( подрабатывал ночь через ночь) и пошёл разбираться в ванную.
- Лейтенант милиции Сидоренко! До нас дошёл слух, что несознательные граждане не подчиняются федеральной программе по мытью асоциальных элементов?!
- Вы меня помоете и изнасилуете! - уже неуверенно, стушевавшись от присутствия человека в форме, промямлила профура.
- Ты себя в зеркале видела, тварь?! - обиделся Димон. - Живо мыться!
Бутафорный мент с Дедом взяли обмякшую бомжиху под мышки и окунули в ванную. Процесс инициации пошёл как по маслу. Для принятия веры ей хватило всего пяти костылей. А вот будь на её месте Ксения Собчак со своим актерским мастерством, погибла бы нахуй!
В этот раз для Деда всё прошло хорошо. Но сколько бы верёвочке не виться, всё равно кончик да отыщется.
Однажды, когда мы вчетвером сидели на кухне и готовили поздний ужин, Дед пришёл домой в компании прилично выглядевшей женщины, девочки лет десяти и некого седого субъекта в наколках, представившегося королём бомжей московского вокзала. Я точно сейчас не помню его "должность". То ли он был королём бомжей, то ли воров, то ли попрошаек. Видно было, что он себя сильно уважал и последующие действия персонажа, заставили нас проникнуться к нему тем же чувством.
Король пожал каждому на кухне руку и сказал:
- Эта женщина с девочкой остались брошенными у меня на вокзале. У них нет ни денег, ни дома, ни родных, ни документов (шёл 2001 год и таких историй было полно, да и сейчас они имеют место быть). Мне с них нечего взять, да вы и сами на них посмотрите, какие из них попрошайки? А прогнать жалко. Этот хрычь, - он показал рукой на Деда, - сказал, что может их приютить. Я людям не доверяю, пришёл проверить. Вы не обращайте на меня внимания. Я на кухне посижу.
Мы тут же уверили Короля, что доверить Деду приличных людей, это не лучшая идея. Но он решил проверить всё сам. Я достал ещё тарелки, и мы накормили мать с дочкой. Король вежливо отказался. После ужина, Дед с новообретённой семьёй ушли устраиваться в комнату, а мы с Королём остались на кухне. Видно, что ему было весело с молодыми раздолбаями. Он показывал нам фокусы с картами, монетами, часами, рассказывал смешные истории. Ночь была очень необычной и познавательной. Я никогда до него таких интересных персонажей не встречал и вряд ли встречу ещё.
- Ребята, идите спать, - наконец сказал он. - Я посторожу деда.
Мы ушли в свою комнату и заснули.
Подъём был в десять часов утра. Быстро одевшись, мы вышли в коридор и направились к выходу. Дверь в дедову комнату была открыта. Дед лежал на спине с открытым ртом. Его раздутое лицо и весь пол были в крови, к щеке прилипли два зуба. Женщины с ребёнком в комнате не было. Я подошёл к нему, толкнул ногой. Дед застонал.
- Дед, а Дед, кто это тебя так отпиздил?
- Друууг...
- Какой друг?
- Друууг закатай вату! - простонал Дед. - Сходите в аптеку, ребятки.
Делать нечего, надо идти. Кухня располагалась напротив выхода из квартиры. На кухне сидел Король. Увидев нас, он поднялся.
- Привет, ребята. Вы наконец проснулись. Не поднимайте кипиш, это я его отпиздил. Сижу на кухне, тишина. Вдруг закричал ребёнок. Я туда ломанулся, а эта тварь вырубила мать и приставала к девочке. Думал, что я ушёл ,уёбок. Вы сами видели, что я с ним за это сделал. Они у меня на вокзале будут в безопасности. Я пристрою. А вас дождался, чтобы предупредить. Вы там без мусоров...
Тут мы поняли, за что мог сидеть этот Дед. В аптеку не пошли. Общаться с Дедом дальше брезговали. Да и он поутих и лишь бренчал вёдрами по утру в туалете. И ругался:
- Засранцы, уёбища, дегенераты...
Съехал я с этой квартиры осенью 2003 года. Последний раз мне она аукнулась в 2007 году, когда я на Сенной встретил, уже знакомого вам по одному из моих рассказов, бывшего влиятельного бизнесмена, колдыря Мишу. На нём была, пропавшая у меня в те весёлые времена, плюшевая серая куртка. О Деде я его не расспрашивал.
(с) alexeygagach
