К Вашей истории с гуманитаркой.
1996 или 1997 - точно не скажу.
На севере Москвы жил мой друг, известный, как Зырян. Приехал я к нему. Там было ещё один наш друг, Тухлый. Сели пить водку. Закусывали пельменями. Ночь наступила.
Звонок в дверь. Зырян вышел, поговорил минуту и возвращается к нам.
- Значит так. На седьмом этаже живёт баба одна. Лена. Короче, так. Она больше не бахается. Ей страшно, просит всем к ней в гости.
- Пусть сама сюда идёт, - говорю.
- Не может. Ей отец запретил уходить из дома.
Выходим - на лестничной клетке стоит девушка примерно лет 20-ти, с некоторой южной примесью, с кольцами в ушах и чёлкой на пол-лица. Идём к ней. Тухлый водку прихватил.
- Не, оставь, чувак, у меня есть, - говорит Лена.
У Лены на столе - три разные дорогие бутылки, и еду из холодильника принесла, нормальную закуску - колбасу, огурцы. Дом хорошо обставлен.
Выпили. Пришли две подружки - две сестры, тоже из этого дома.
Я спросил:
- Лена, ты что, одна живёшь?
- С мамашей.
- А где она?
- Да, - махнула рукой, - На блядки пошла.
- А папа?
- Папа в разводе.
- А чего ты боишься?
- Да, не знаю. Страхи разные, хуё-моё.
Забили, раскурились. Звонок в дверь.
Лена:
- Блять, пиздец, это отец!
Мы напряглись - но подойдя к двери, Лена успокоилась и впустила молодого незнакомого парня. Тот сделал приветственный жест, улыбнулся и сказал:
- Отдыхаете? Заебись! Я ща!
И ушёл в туалет.
- Это Дэн с четвёртого этажа.
Мы накатили по новой. Тухлый приобнял одну гостью, Зырян - другую, а я вёл светский разговор с хозяйкой.
- Ты бахалась, сестрица?
- А то.
- Дорог нет.
- Дорог нет? - Лена хихикнула, задрала юбку и вытянула ногу, и я сигарету выронил - внутренняя сторона бедра была исколота, но заживала.
- А как спрыгиваешь?
- Бухаю.
Пили наверное, час. Тухлый с Зыряном ушли ебать сестёр в спальню. Я пошёл в туалет, оказался заперт. Вернулся, объявил.
Лена подскочила.
- Дэн! Блять, там Дэн!
Стучали-стучали, Я дверь выбил - а парень, который пришёл последним, сидел там на унитазной крышке - мёртвый, с баяном в вене.
- Дэн, сука, что ты натворил!
Лена стала звонить.
- Ща папа приедет, сказал ничего не трогать.
- А кто он у тебя?
- Кто-кто, мусор!
Приехал печальный кавказец в кожаном плаще, сухо, но без агрессии, поздоровался. Обыскал мертвеца, надев печатку - у того было несколько «чеков», сигареты, немного денег и ключи. Ушёл с ключами. Вернулся и подошёл ко мне.
- Тебя как зовут?
Я представился.
- Земляк, да? Поможешь?
Я не отказал.
Вынесли несчастного Дэна на руках по лестнице, внесли в его хату и усадили на диван. В квартире Дэна было прокурено, висели фотографии голых баб, валялись "баяны" - типичный наркоманский змеюшник.
Вышли, захлопнули дверь. Вернулись.
Кавказец налил - мне и себе. Лена сидела рядом – у неё тряслись руки. Из спальни доносились стоны.
- Земляк, ты понимаешь, что это между нами, понимаешь, да?
Я подтвердил.
- Ты её давно знаешь?
- Сегодня познакомились.
- Это моя кровь, всё-таки, понимаешь? Убил бы её, но не могу, - он кивнул в сторону Лены. Не могу. Через час расходитесь. Меня тут не было.
Поманил меня к выходу. Я вышел с ним.
- Брат, ты это. Ты Лену не трогай. Понял? У неё СПИД.
И ушёл.
Через год пропал Зырян. Стал колоться. Уехал в Питер и пропал. Как в воду канул.
Мы потеряли целое поколение. Моё поколение потеряло 20 лет жизни, но в основной массе уцелело – следующее было съедено. Выбито, как на войне. Досталось на обед немцовым, ходорковским и т.д. Было приправлено перхотью галича и окуджавы, обложено сникерсами и конфетками скиттлз, полито пепси-колой и употреблено – во имя жира, который нарос на брежневском комсомоле, на картавой диссиде, на всей мрази, наработанной беспросветной системой отрицательного отбора в издыхающем СССР.
Никогда больше – вот что надо повторять, глядя на жадных, бездарных хомячков, которые считают чужие деньги и молятся на америку-маму. Которым приспичило "геволюцию" устроить
Никогда больше.
© Григоров Амирам
