Я заметил его сразу: он был с блестящим телефоном и такой же подругой. Товарищ смущенно улыбнулся, когда я подошел, чтобы поздороваться. Согнувшиеся тополя хотели меня о чем-то предупредить, но я был очень рад нежданной встрече. Когда я почувствовал по-прежнему крепкую руку друга, то с ужасом понял, что пожимаю ладонь мертвеца.
— Здарова!
Он был чемпионом области по боксу в лёгком весе. Когда-то мы израненные, но довольные сидели в ментовке. Как-то раз его обещала похитить банда ЛКН, поэтому он долгое время заходил с тесаком в собственный подъезд. Веселый был человек. Да и образовывался он не по цитатам из модных подписок, а даже Цицерона читал. Впрочем, это не спасло его от эволюции к трупу, у которого нет могилки. Даже цветочки возложить некуда. Теперь он почти состоявшийся юрист, наверняка любит «Мастера и Маргариту», и только что откушал в кафе рыбу с рисом.
— Привет, — тянет он, — давно не виделись.
Он с плохо скрываемым раздражением смотрит на меня. Вместо тела – приталенная розовая рубашечка, вместо глаз – огромные стрекозиные фасетки. Не смотря на улыбку, его выдают смазливые губы проститутки. Они холодны и презрительны. От него несет парфюмом и тленом. На лице скучающей спутницы, потревоженной моим вниманием, виднеется плохо замазанное слово «блядь». Да он и сам это знает, потому дарит ей слишком много подарков. Друг не рад меня видеть, но все же спрашиваю:
— Ага. У тебя есть время, может, поговорим?
Он думает, что я просто школьный товарищ из прошлого. Странный скромный парень, которого стыдно показать тем, кто водит машину и ходит в клуб. Хотя, пожалуй, он стесняется другого. Он с отвращением смотрит на мою бороду, ведь с такой не пускают в приличные заведения. Да и одежда у меня самая обыкновенная. А ешё я шел по улице и пил из пакета молоко – и это было верхом неприличия. Невольно вспомнилось, как в одну зимнюю ночь собаки рвались с цепи, а мы с ним бежали со стройки, а сзади по нам палили из ружья. Тогда в одном его мизинце было больше жизни, чем сейчас во всём загорелом теле. Что же произошло? Почему он теперь тушенка, а не человек?
— Ты знаешь, я спешу.
И снова труп пожимает мою руку, и увлекает за собой красивую девушку – та даже не мертва, она вообще вне всякого существования. Наверняка она потом спросит, что за бомж это был и чего он хотел. Они садятся в подержанную японскую машину, марка которой нагоняет на меня тоску, и автомобиль медленно увозит переваривающиеся в их желудке суши. Я смотрю вслед и не понимаю, что случилось с бывшим товарищем. Когда он умер? С появлением машины? Или телефона, вместо покупки которого можно было улететь в Боливию и уйти в партизаны? Может, виновата девушка, чья голова покрыта шифером? Но ведь это такие мелочи! Мелочи! Разве могут они изменить нормального человека!? Некстати подумалось о могильных червях, которые откуда-то берутся в закрытом гробу. Наверное, их личинки находятся в человеке с самого рождения и вылупляются уже в мертвой плоти лишь для того, чтобы её пожрать. Абсурдно? Кто знает.
— Пока, — говорю я пустоте, — пока.
Люди живут дольше вещей. Люди живут ради вещей. Люди воспринимают людей, как вещи. Слишком глупый силлогизм. Как кроссворд в бульварной газетке. Как трехпроцентная скидка в магазине. Это не интересно. Интересно то, почему люди вдруг тухнут и становятся теми, кто ищет у ресторана место для парковки? Кто знает, откуда в закрытом гробу берутся могильные черви? Нет ответов. Возможно, их и не следует знать, потому что мало кому приятно осознавать, что внутри каждого из нас ждут своего часа могильные черви. И куда противней знать то, что однажды утром, открыв глаза, любой из нас может проснуться овощем.
Это пугает. Не стоит об этом думать. Лучше жить так, чтобы тебя и на старости лет кто-нибудь мог искренне назвать другом.
Володя Злобин.
